Каждая станция по изучению перелетов бабочек кроме общего для всей страны цвета имеет свой отличительный знак из комбинации черточек и точек, как в азбуке Морзе.
Американцы метят бабочек, приклеивая на крылья крошечные этикетки с адресом музея и номером помеченного насекомого. Энтомологи из Торонто пробивают щипчиками дырку в крыле, сразу за передней краевой жилкой. В дырку вставляют этикетку и, перегнув ее края через жилку, склеивают их. Крыло, несущее этикетку, после такой операции весит не больше своего антипода, поскольку дырокол удаляет из него часть тканей, равных по весу этикетке.
Недавно доктор Рёр из ФРГ вырастил и выпустил на волю 60 тысяч капустниц. Каждая бабочка, покидая лабораторию, получала в подарок маленькое зеркальце — тончайшую алюминиевую пластинку, прикрепленную к крылу. Поблескивая на солнце, зеркальце, бесспорно, привлечет внимание к бабочке. Зная цену человеческому любопытству, Рёр рассчитывал, что люди, заметив бабочку с зеркальцем, немедленно бросятся за ней в погоню. Поймают, рассмотрят и увидят рядом с зеркальцем микроскопическую этикетку (вместе с пластинкой весила она три миллиграмма!). В лупу прочтут на ней адрес ученого и напишут ему о том, где и когда бабочка была поймана.
Так и случилось… в двадцати случаях из шестидесяти тысяч.
Где пролетают стрекозы, куры перестают нестись
Стрекозы летают не хуже бабочек и тоже не все время порхают над одним и тем же прудом. В старых хрониках немало можно найти сообщений о «солнцепомрачительных» перелетах стрекоз.
Либеллюля-квадримакулята и либеллюля-депресса самые обычные у нас стрекозы. Летом они трепещут крыльями почти над каждым прудом и рекой. У либеллюли-депрессы внешность очень приметная: брюшко плоское, сжато сверху вниз и нежно-голубое (у самца) или желтое (у самки).
Так вот эти стрекозы — отчаянные летуны. Не всегда, но часто собираются они большими стаями. Однажды в июле над шведским городком Мальмё несколько дней подряд (правда, с перерывами) летели либеллюли. И так их было много, что улицы города, крыши домов, газоны парков были усыпаны стрекозами.
Самое, пожалуй, большое за последние годы нашествие стрекоз на Европу случилось в 1947 году в Ирландии. Они появились со стороны моря и вторглись на остров несколькими колоннами. Одна из колонн «большой темной тучей, похожей на клубы дыма», пролетала над Мид-Корком с полудня до самого вечера и «изрядно напугала людей».
Энтомологи установили, что ни над Англией, ни над Францией эту стаю никто не видел. Думают, что, покинув берега Испании или Португалии, летела она над морем почти тысячу верст.
Как далеко на юг улетают стрекозы из северных стран Европы — пока не известно. Но через некоторые перевалы в Пиренейских горах и в Альпах каждую осень устремляются к югу большие их стаи.
Желтая пантала подобно репейнице расселилась почти по всем континентам. Несметные ее эскадрильи нередко затмевают солнце над Египтом, Суданом, Танганьикой, Южной Африкой, Индией и Индокитаем. Однажды мириады этих стрекоз атаковали ночью палубы и мачты лайнера «Виктория», когда пересекал он Индийский океан в девятистах милях от ближайшего берега Австралии.
Североамериканские стрекозы часто путешествуют на юг в одной компании с монархами и ласточками и зимуют, наверное, там же, где и птицы.
Рассказывают, что в Аргентине ураганному ветру «памперо» всегда предшествуют стаи перепуганных стрекоз. Миллионы их мчатся в вихрях приближающегося урагана, и если встретят лес на пути либо рощу какую, то треском крыльев наполняют лесную чащу.
Местные пастухи знают: раз прилетели стрекозы — быть урагану. Гонят скот с равнины в ущелья под защиту леса, где попрятались и крылатые вестники бури.
Нашествия стрекоз — недоброе предзнаменование. Не всегда, правда, приходит за ними ураган, но часто приносят они на легких крыльях беду. Говорят, что жди, как пролетят стрекозы, мор на птицу. Куры, индюшки перестают нестись и дохнут, будто от злой ворожбы. Крестьяне в Польше, завидя в небе стрекоз, торопятся загнать кур в курятники. Предрассудки?
А вот наши ученые тоже заметили, что куры перестают нестись там, где пролетает много стрекоз. Какая здесь может быть связь — трудно понять. Исследовали, однако, больных кур — яйцеводы у них были изъедены глистами трематодами. Тогда внимательнее рассмотрели под микроскопом миллиметр за миллиметром все органы стрекозиных личинок — нимф. И нашли в нимфах цисты — «законсервированные» зародыши трематод. Накормили кур стрекозиными личинками, и куры заболели.
Ну тут сразу, конечно, стала ясна эта загадочная связь между курицей и стрекозой. Трематоды начинают развитие в улитках и насекомых, а вторую половину жизни паразитируют в птицах и зверях. Нимфы стрекоз почти всегда ими заражены.
Божьи коровки тоже не сидят на месте
В прошлом году в конце августа (случилось это на Украине) я шел по лесу и увидел множество божьих коровок. Они беспокойно ползали по сухим листьям, по стволам дубов. Взбирались на былинки, расправляли крылья и улетали. Все летели на юго-запад. Поднимались в небо сразу десятками, а на земле копошились их тысячи. Маленькие красные жучки отправлялись в далекую дорогу, улетали на зимовки. Куда?
У энтомологов уже нет сомнения, что божьи коровки, как и многие бабочки и стрекозы, весной и осенью предпринимают далекие путешествия. Их перелетные стаи видели над разными странами Европы, Африки, Азии и Америки.
Однажды они усыпали улицы Лондона, словно красной крупой, а севернее его, видно, прошла главная армия жучков: пролет ее длился несколько дней.
В августе 1952 года в Англию вторглась откуда-то очень издалека колоссальная стая божьих коровок. Многие жучки, как только увидели под собой берег, в изнеможении попадали на камни у самого моря. Прилив вскоре затопил их, и долго после этого море было оторочено у берега красноватым бордюром из миллионов погибших в волнах жучков. Полоса эта протянулась на сорок миль вдоль берега южного Линкольншира!
Специалисты рассмотрели погибших в полосе прибоя жучков и единодушно решили, что это самые обычные семиточечные божьи коровки. У нас они обитают почти всюду и так же непоседливы. Их перелеты наблюдали и в Средней Азии, и в Индии.
Божьи коровки очень полезные насекомые. Они спасают сады от тлей. Тли знамениты своей плодовитостью. Подсчитали, что потомство всего одной лишь тли меньше чем за год может достигнуть астрономической цифры — 17 000 000 000 000 000 000 000 000 000 000! Вся земля была бы погребена под толщей копошащихся тлей. Если этого не случается, то только потому, что у тлей много прожорливых врагов. Божьи коровки менее других склонны щадить этих губителей растений: некоторые из них съедают в день по шестьдесят тлей. Там, где много божьих коровок, всегда мало тлей.
Американские садоводы еще полвека назад стали осенью ловить божьих коровок, на зиму прятали их в холодильники, а весной выпускали на ветки апельсиновых деревьев. Два человека собирали в день примерно по сто — двести тысяч божьих коровок. На многих плантациях заготавливали миллионы божьих коровок. А потом решили, что дело это приносит больше хлопот, чем пользы: все выпущенные весной жучки быстро исчезали.
Однажды специально, чтобы проверить, куда они деваются, выпустили четыреста тысяч меченых божьих коровок. Через три недели ни одну из них не увидели там, где выпустили. Стали искать в окрестностях, внимательно осматривая каждого похожего на них жучка, и нашли девятнадцать помеченных насекомых в семи милях от деревьев, которые были поручены их попечению. В другом опыте из шестисот тысяч божьих коровок, выпущенных весной, только две были обнаружены в шести километрах от апельсиновой рощи, где вылезли они на свет божий из тесной коробки.
Куда и зачем они улетали? Ведь всюду было много «дичи», которую так любят божьи коровки: сады кишели тлями.
Оказывается, каждую осень эти жучки покидают зеленые долины Калифорнии и летят в горы. Там под камнями, под опавшей листвой, в сухой хвое зимуют. Прячутся в разных местах не в одиночку, а многими тысячами собираются вместе. Весной, когда солнце снова согреет землю и зазеленеют сады, они просыпаются и летят в долины, иногда за сотни миль от холмов, на склонах которых без сновидений проспали всю зиму, словно медведи в берлогах.
Так вот почему выпущенные весной божьи коровки разлетаются кто куда: слепой инстинкт побуждает их к этому. В первые недели после пробуждения от зимней спячки жучков одолевает неудержимое стремление кочевать по склонам холмов в поисках летних «пастбищ». Вильямс говорит: если не выпускать их сразу, а дать недельки две полетать в большой клетке, тогда, отдав дань миграционному инстинкту, может быть, они и осядут в садах, где их выпустят из клетки. Этот совет хотят испытать на практике.
Европейские божьи коровки тоже иногда собираются на зимних «квартирах» большими стаями. В Англии зимний лагерь божьих коровок нашли однажды на воротах фермы. Жучки густо облепили столб и прямо под открытым небом погрузились в анабиоз. Их поливали дожди, метели засыпали их снегом, ветры леденили стужей, но крошечные насекомые стойко все выдержали, а в мае разлетелись по всей округе (этого уж никто не ожидал, думали: жуки погибнут!).
Известный французский натуралист Жан Фабр в горах вблизи Авиньона набрел как-то на старую часовню. Издали ему показалось, что домик сложен из глыб красного коралла. Он подошел ближе и увидел, что вся крыша, все стены часовни облеплены бесчисленным множеством божьих коровок.
Зимние сборища этих насекомых в заброшенных зданиях находили также и в Испании, Италии. Местные ли это божьи коровки или прилетевшие с севера? Не ясно пока, всегда ли они зимуют недалеко от тех мест, где проводят лето, или подобно многим бабочкам улетают в теплые края?
Во всяком случае, в Африке видели пролетные стаи божьих коровок. Одна из них тучей распростерлась над морем к западу от Александрии. Жучки летели низко и очень устали. Как только увидели под собой берег, стали падать на камни. Густо их облепили, громоздясь друг на друга. Вдоль по берегу протянулся вал из копошащихся насекомых. Не на версту протянулся, не на два, а на… двадцать километров! В живой куче насчитали около пяти миллиардов божьих коровок!
В Африку прилетели они откуда-то с севера. До финиша добрались уже в полном изнеможении. Где стартовали эти жуки? В Европе?
Скорей за саранчой!
В одиннадцать часов саранча приземлилась около Амани, в Танганьике. Сразу зелень побурела: миллиарды насекомых, пожирая листву, облепили ее. А еще через четверть часа приземлились осы — очень крупные и черные наездники-сфексы. Подрагивая легкими крыльями, они озабоченно бегали по пыльным дорогам, по тропинкам — всюду, где сухая земля не была прикрыта травой. С каждой минутой ос становилось все больше, дороги почернели от них. Никто никогда их тут прежде не видел.
Биологи, изучавшие саранчу, за час поймали на полянке в несколько квадратных метров сто шестьдесят восемь сфексов.
И сейчас же осы принялись за дело: рыли норки, потом летели в травяные джунгли, осажденные саранчой, хватали саранчу. Укол тонкой шпагой в нервный центр — и саранча парализована. Теперь она ни жива ни мертва: в глубокой летаргии будет спать в глубине норки, куда затаскивают ее сфексы. На грудь парализованной саранчи откладывают они свои яички. Личинки, которые выйдут из этих яичек, начнут грызть саранчу. И пока будущие осы растут, «мясо» у саранчи все время свежее, потому что отлично законсервировано.
Весь день до темноты заготовляли сфексы провиант для своего юного потомства. На следующий день после полудня саранча, сожрав все, что можно было съесть, поднялась в небо. Сфексы побросали добычу, сбились в плотную стаю и помчались за саранчой — только бы не отстать! Потом ее не найдешь: в бескрайних степях Африки легко может затеряться эскадрилья тяжелых бомбардировщиков, не то что саранча. Осы в такой спешке улетели, что многие норки не успели засыпать землей. Тысячи парализованных и брошенных где попало кузнечиков валялись всюду вокруг Амани.
Днем позже их видели, этих ос, за много миль от Амани. Плотным черным клубком мчались они в желтой стае саранчи и гудели так громко и грозно, что человек, который их заметил, невольно пригнул голову, когда они пролетали над ним.
Все сфексы, преследовавшие саранчу, были самками. А где же их самцы? Размножаются ли сфексы партеногенетически, то есть без оплодотворения яиц, или оплодотворение происходит раньше, до того как устремятся осы за саранчой? Тогда самцам в этом походе действительно делать нечего.
Совсем наоборот получается у некоторых бабочек-пядениц: у них самки бескрылые, не летают, а самцы каждую осень вместе с перелетными птицами появляются над Гельголандом. Оттуда путь их лежит к югу. Но самки остаются на севере: они рождены ползать, а не летать.
У австралийских ос тиннид такие же порядки: самцы их, покинув бескрылых самок, улетают в теплые края. Летят эти осы в одной стае с бабочками, мотыльками и мухами. Среди мух замечали и сирфид, или журчалок. Они и у нас всегда вьются над цветами. Многие окраской и формой тела подражают осам, шмелям и пчелам. Личинки некоторых журчалок, конкурируя с божьими коровками, поедают во множестве тлей, а другие живут в воде и питаются гниющей листвой. Мигранты встречаются среди обеих этих разновидностей. Над альпийскими и пиренейскими перевалами видели цветочных мух, летящих на юг (иногда вместе с божьими коровками!).
Когда в марте 1953 года Хилари и Тенсинг поднимались на Джомолунгму, они встретили на высоте около четырех тысяч метров веселую компанию: бабочек и мух-журчалок, перелетавших через Гималайские горы.
И кроме сирфид есть еще перелетные мухи — ихневмонова, например, или лиссопимпла — и всем хорошо известные большие синие мухи: красноголовая и черноголовая. Летом они часто залетают в комнаты и, громко жужжа, бьются о стекла.
Возможно, говорит Вильямс, извечный вопрос, который задают и взрослые, и дети: «Куда деваются зимой мухи?», мы не решим, не включив его в круг проблем, связанных с миграциями насекомых. Иначе говоря, он подозревает, что и наши комнатные мухи не спят зимой, забившись в щели, как думают до сих пор, а улетают на юг вместе с птицами. И это немногих удивит после тех открытий, которые убедили нас в том, что подобные путешествия ежегодно проделывают дневные бабочки, бражники, стрекозы, божьи коровки, мухи, осы и, по-видимому, другие насекомые.
Даже такая мелкота, как цикадки, не сидит весь год на месте. Эти крошечные насекомые появляются над Гавайями и над Техасом стаями не менее густыми, чем саранча. Свекловичные цикадки размножаются к северу от пограничной реки Рио-Гранде (она разделяет земли Мексики и США), но каждую весну летят тучами на север — в Техас, Канзас, Новую Мексику и Колорадо. Чем дальше летят, тем больше расходуют «горючего»: перед стартом каждая цикадка — весит она около миллиграмма — на сорок процентов состоит из жира, после трехсот километров пути в «баках» у нее остается лишь девять процентов жира. Но его хватает еще на двести миль полета. По тому, много ли еще у насекомого «горючего», можно узнать, как далеко улетело оно от полей, на которых откармливалось.
Немало ячменя и пшеницы губят у нас клопы вредные черепашки. Словно желая уйти от ответственности, каждый год в июне покидают они поля Узбекистана и поднимаются высоко в горы. Там прячутся всю зиму. В марте и апреле возвращаются в долины, размножаются и умирают (им бы начать с этого!). История богатой приключениями жизни вредного клопа нарисована мной очень схематично, но детальное ее исследование увело бы нас слишком далеко. А мы не познакомились еще с самым главным героем этой главы, с королем шестиногих странников — саранчой.