Распоряжения прокурора Союза могли отменить (или приостановить) только ЦИК СССР и СНК СССР. Прокурор участвовал с совещательным голосом в заседаниях Президиума, Совнаркома СССР, Совета труда и обороны и Комиссии исполнения при СНК. Он имел право законодательной инициативы.
С самого начала работы в Прокуратуре Вышинский стал активно использовать судебную трибуну для борьбы с преступлениями, «врагами народа» и «контрреволюционерами». Одно из первых дел, в котором он принял участие в ранге заместителя прокурора Союза, было дело о некомплектной отгрузке комбайнов, рассматривавшееся уголовно-судебной коллегией Верховного суда СССР с 16 по 22 августа 1933 года. Суду были преданы 11 крупных хозяйственных руководителей, в их числе заместитель начальника Союзсельхозснаба Реттель, начальник управления сбыта Союзсельмаша Моев, директор Запорожского завода «Коммунар» Шабашвили, его заместитель Дик и другие. Основанием для возбуждения дела послужили многочисленные факты некомплектной отгрузки комбайнов заводом «Коммунар», что приводило к их длительным простоям. И хотя следствием не было выявлено какого-либо злого умысла со стороны обвиняемых, Вышинский в своей речи пытался представить дело как «отражение еще не оконченной в стране классовой борьбы». Подсудимых он называл проводниками «капиталистической партизанщины» и «враждебных советскому социалистическому строительству настроений, традиций, привычек, взглядов, методов работы», а их действия — как «прямой заговор группы государственных служащих против советского закона». И все же в этом процессе он был пока еще склонен «всякое сомнение толковать в пользу подсудимого» и даже посчитал излишним «излагать рецепты наказаний для каждого из подсудимых». Может быть, поэтому судьи и вынесли довольно мягкий для тех лет приговор — пятерым они определили принудительные работы, а остальным — общественное порицание или предупреждение.
В марте 1934 года прокурор Союза И. А. Акулов издал приказ «О перестройке аппарата прокуратуры в центре и на местах». Наверное, если бы он был более сведущим в прокурорской деятельности, то не стал бы разрушать уже сложившуюся и хорошо зарекомендовавшую себя структуру аппарата прокуратуры, построенную по функциональному принципу. В приказе отмечалось, что отделы перестраиваются по производственному и производственно-территориальному принципу. По мнению руководства Прокуратуры Союза ССР, это должно обеспечить «высокое качество работы по охране общественной (социалистической) собственности и осуществлению социалистической законности» во всех сферах народного хозяйства и государственного аппарата, усилить единоначалие и личную ответственность каждого прокурора за порученную ему работу.
Для того чтобы сосредоточить «основное внимание органов прокуратуры на судебно-следственной деятельности», было признано необходимым ликвидировать разделение в структуре прокуратуры на общий и судебный надзоры, а также упразднить бюро жалоб. При этом предполагалось, что каждый отдел будет осуществлять весь комплекс задач, стоящих перед органами прокуратуры, начиная с разрешения жалоб и заявлений и заканчивая надзором за рассмотрением дел в судах. Вместо отдела общего надзора, судебного надзора и бюро жалоб были образованы следующие секторы: по делам промышленности; по делам сельского хозяйства; по делам торговли, кооперации и финансов; по делам водного транспорта; по делам административно-судебного и культурного строительства; по судебно-бытовым делам и сектор мобработы. Было учреждено также справочное бюро, которое давало посетителям необходимые разъяснения.
Прокурорам союзных республик, краев и областей предлагалось перестроить свою работу применительно к структуре Прокуратуры Союза. В небольших областях вместо секторов надлежало иметь ответственных исполнителей (прокуроров) «по отдельным частям работы», а в районных прокуратурах перестройка должна быть направлена лишь на изменение методов руководства.
В Прокуратуре Союза ССР сохранялись Главная военная прокуратура, Главная транспортная прокуратура (с выделением из нее Главной прокуратуры водного транспорта, прокуратура по спецделам, сектор надзора за местами лишения свободы и управление делами.
Вышинский как квалифицированный юрист, наверное, понимал всю нелепость искусственного разделения отделов по производственному принципу. Поэтому, когда он стал прокурором Союза, то вновь перестроил работу органов прокуратуры по функциональному принципу, который, с теми или иными изменениями, сохранился и в наше время.
Неоценимую роль в дальнейшей централизации органов прокуратуры сыграло первое Всесоюзное совещание судебных и прокурорских работников, в работе которого Вышинский принимал самое деятельное участие. Оно открылось 23 апреля 1934 года в здании Прокуратуры Союза ССР. Доклад «Решения ХVII партсъезда и задачи органов юстиции» сделал прокурор Союза ССР И. А. Акулов. В своем выступлении он остановился на всех наиболее актуальных вопросах практической деятельности прокуроров, судей и народных следователей, проанализировал задачи, стоящие перед органами юстиции на современном этапе, обратив особое внимание на целый ряд «недочетов и извращений» и предложив конкретные меры по их устранению. Как писали тогда газеты, «докладчик говорил просто, без малейшей погони за вычурной красивой фразой».
С содокладом выступил председатель Верховного суда СССР А. Н. Винокуров, а в прениях — главный военный прокурор Орловский, член Верховного суда СССР Антонов-Саратовский, и. о. прокурора РСФСР Нюрина-Нюренберг, ученый-юрист Пашуканис, нарсудья из Самары Игольчук, прокурор города Москвы Филиппов, председатель Верховного суда РСФСР Булат и другие.
На вечернем заседании 24 апреля с докладом «О практике применения закона 7 августа 1932 года и директивы 8 мая 1933 года» выступил Н. В. Крыленко. В обсуждении его доклада приняли участие народные судьи из Белоруссии Гинзбург и Пашутина, заместитель председателя Верховного суда ССР Красиков, директор Института уголовной политики Шляпочников и другие.
Вечернее заседание 25 апреля открылось большим докладом заместителя прокурора Союза ССР А. Я. Вышинского «О мерах к улучшению качества судебной и прокурорской работы». В нем он коснулся самых разнообразных вопросов. Вышинский начал с того, что напомнил, «как опасна и как вредна» для государства «каждая, даже самая незначительная, на первый взгляд, ошибка, совершаемая теми или другими органами советской юстиции», что недооценка роли и значения суда и прокуратуры — «результат влияния чуждых идеологий», что в условиях, когда классовый враг пользуется тысячами «воровских махинаций», нельзя притуплять «классовую бдительность». Затем он перешел к более конкретным проблемам. Признав, что в «судебно-прокурорских организациях имеются очень серьезные болезни», Вышинский все же не согласился с выступившим перед ним Сольцем, сказавшим, что в советских органах гнездится лишь одна «неправда черная». По мнению Вышинского, для улучшения работы «сильно мешают пережитки революции». Далее он пояснил, что понимает под этим выражением. Он сказал, что в органах юстиции, суде и прокуратуре встречаются люди, которые не в ладу с законом и которые не только не знают законов, но и не желают их знать.
Говоря о роли суда, он подчеркнул, что она «не может исчерпываться репрессией», хотя и «без репрессии нет суда», и что суд призван осуществлять «меткую репрессию», а иногда и «беспощадную репрессию». Далее он сформулировал следующие задачи суда: 1) разрушить вредное убеждение в ненаказуемости виновных; 2) сочетать задачу подавления классового врага с задачами принуждения и воспитания трудящихся; 3) поднять каждое уголовное дело на определенную политическую высоту; 4) обеспечить всем ходом судебного процесса доказательность, убедительность приговора; 5) максимально сократить промежуток времени, отделяющий совершение преступления от рассмотрения дела в суде.
Остановившись затем на работе прокуратуры и следственного аппарата, Вышинский сказал, что здесь главная задача — кадры, особенно следователей, неукомплектованность которых достигала 20 процентов. По его мнению, это явилось результатом того, что на следственную работу все время смотрели как на «третьестепенное или десятистепенное дело», считая, что «следственная работа — это пустяки вроде буржуазного предрассудка, как и сам следователь». «Мы безобразно относились к нашим следователям, — продолжал Вышинский, — не хранили, не накопляли, не воспитывали их. У меня в портфеле имеется десяток писем от следователей, которые пишут, что на них вообще не обращают внимания, начиная с материально-бытового их положения и кончая вопросами руководства. В результате следователь у нас потерял свое лицо. Надо сказать, что следователь у нас не политический работник, а «делопут», как его называют, который путает дела. Следователь у нас — это затычка на всякий несчастный прокурорский случай, вот что собой представляет сейчас следователь». Поэтому, как полагает Вышинский, следователи «не блещут достоинствами». После этого он привел несколько «анекдотичных фактов».
Вышинский предложил прокурорам республик, краев и областей организовать систематическую подготовку и переподготовку следователей, а Прокуратуре Союза совместно с Институтом по изучению преступности и прокурорами союзных республик — «вплотную заняться и систематически вести работу по переквалификации следственных кадров».
Недостатки в работе следователей, подчеркнул Вышинский, тесно связаны и с ролью прокуратуры. Он привел такой пример. Прокурор Ингушско-Чеченской области говорил следователю: «Не обращай внимания на закон, слушайся меня». «Мы не можем мириться с таким положением, — сказал Вышинский. — Правда, не все так говорят, но многие так думают».
В заключение доклада Вышинский остановился на роли защитников в уголовном процессе, заметив, что судьи и прокуроры нередко демонстрируют «свое пренебрежение к защите, думая, что они этим самым доказывают свою высшую «р-р-революционность»». Вышинский призвал покончить с таким «недопустимым положением».
Весной 1934 года Вышинский выступил с докладом на объединенном заседании ученых и практических работников Комакадемии, Института уголовной политики, Прокуратуры Союза и Наркомюста РСФСР. Обсуждались вопросы, связанные с реформированием уголовно-процессуального законодательства. В докладе Вышинский изложил свое видение уголовного процесса. Он пока еще не сбросил с себя маску «борца за права человека» и мог, например, признать, что «каждый трудящийся, каждый гражданин советской земли должен быть уверен, что его права полностью и крепко защищены советским законом». Он выступал против «упрощения» процесса, возмущался, что судьи не всегда зачитывают во время слушания дела обвинительное заключение, что приговоры «оглашаются пачками», ратовал за «состязательность» сторон, говорил, что не следует бояться прений сторон. В докладе он излагал все то, что вскоре напрочь будет выброшено из процессов по политическим делам. Случилось же это вскоре после убийства С. М. Кирова. В расследовании дела не последнюю роль сыграл и Вышинский.
Глава вторая
Дело об убийстве Кирова
1 декабря 1934 года в Смольном выстрелом из револьвера был убит член Президиума ЦИК СССР и Политбюро ЦК ВКП(б), секретарь Центрального и Ленинградского областного комитетов ВКП(б) Сергей Миронович Киров. Его убийцу Л. В. Николаева задержали на месте преступления.
Это был тридцатилетний мужчина ниже среднего роста, с короткими ногами, удлиненным туловищем и непомерно большой головой, с маленькими беспрестанно бегающими глазами. Он имел шесть классов образования и десятилетний стаж пребывания в рядах партии. Его послужной список не отличался постоянством. Кем он только не был: секретарем сельсовета и санитаром госпиталя, слесарем и культработником, финансистом и стропальщиком. В 1931 году Николаев некоторое время был инструктором Ленинградского обкома партии, а с 1933 года — инструктором Института истории ВКП(б). В марте 1934 года ему предложили перейти на транспорт, но он отказался от такого перевода, за что и был исключен из партии и уволен с работы. В конце апреля 1934 года райком партии отменил решение об исключении, ограничившись строгим выговором, однако на прежнем месте работы его не восстановили. Николаев писал жалобы Кирову, Сталину — но все было напрасно.
... Утром 2 декабря 1934 года литерным поездом в Ленинград прибыли И. В. Сталин, К. Е. Ворошилов, В. М. Молотов, А. А. Жданов, Н. И. Ежов, А. В. Косарев. Вместе с ними был нарком внутренних дел СССР Г. Г. Ягода с большой группой работников наркомата. От Прокуратуры Союза приехали И. А. Акулов, его заместитель А. Я. Вышинский и следователь по важнейшим делам Л. Р. Шейнин. Расследование убийства сразу же принял к производству первый заместитель наркома внутренних дел СССР Я. С. Агранов. К нему подключились заведующий отделом ЦК ВКП(б) Н. И. Ежов и первый секретарь ЦК ВЛКСМ А. В. Косарев. Однако «главным следователем» был все же Сталин. Он лично допрашивал Николаева (протокола допроса в деле нет) и потребовал от него назвать соучастников. На следующий день Сталин безапелляционно заявил, что «убийство Кирова — это дело рук организации, но какой организации сейчас трудно сказать». Организацию он определил через несколько дней. Вызвав Ежова и Косарева, сказал: «Ищите убийцу среди зиновьевцев».
Эта установка вождя безоговорочно выполнялась работниками НКВД, занимавшимися расследованием: Аграновым, Мироновым, Мошковым, Дмитриевым и другими, которые придерживались лишь одной версии. Путем угроз, прямого физического воздействия, фактически санкционированного Сталиным, шантажа и провокации они сумели вырвать у Николаева признание в том, что он убил Кирова по заданию террористического зиновьевского центра. Еще при обыске, проводившемся в квартире матери Николаева 4 декабря 1934 года, в орбиту следствия попали имена некоторых бывших зиновьевцев, с которыми Николаев работал в 20-е годы: И. И. Котолынова, Н. Н. Шатского, А. И. Толмазова, Л. О. Ханик и других. Один за другим они были арестованы. По версии следствия, это были участники так называемого террористического «Ленинградского центра». 8 декабря в Москве органы НКВД арестовали группу руководящей зиновьевской оппозиции, а 16 декабря — Г. Е. Зиновьева и Л. Б. Каменева. Всех арестованных этапировали в Ленинград, где параллельно с расследованием дела об убийстве С. М. Кирова проводилось следствие по так называемому «Московскому центру».
Расследование этих дел — одна из самых темных страниц истории советской прокуратуры. Прокурор Союза Акулов оказался в полной зависимости от работников НКВД, разрабатывавших только ту версию убийства, которую выдвинул Сталин. Прокурор фактически потворствовали незаконным методам ведения следствия. Формально Акулов, Вышинский и Шейнин также допрашивали обвиняемых, но допросы сводились лишь к оформлению предварительно «выбитых» показаний. Причем все они проводились в присутствии таких высокопоставленных «стражей», как Ежов и Косарев.
19 декабря Акулов совместно с Вышинским и Шейниным допрашивал обвиняемого Котолынова. Тот показал, что Николаева видел последний раз в 1932 или 1933 году, при встрече никаких разговоров не вел. Котолынов подтвердил лишь, что в прошлом являлся одним из руководителей оппозиции и их организация несет политическую и моральную ответственность за выстрел Николаева. Он сказал также, что ими создавалось такое настроение, которое объективно должно было повлечь террор в отношении руководителей партии и правительства.
20 декабря Акулов и Вышинский допрашивали Юскина, который заявил, что обвинения в отношении его сформулированы неправильно и что в зиновьевской организации он не состоял.
Вышинский допрашивал обвиняемых Мандельштама, Левина, Соколова, Шатского, Ханика (19 декабря), Румянцева (20 декабря), Мясникова (23 декабря).
Акулов, Вышинский и Шейнин вели последний допрос Николаева 23 декабря. Протокол допроса был составлен Шейниным от их имени. Признание Николаева занимает всего шесть строк: «Показания, данные ранее, подтверждаю. Виновным себя в предъявленном обвинении признаю. К убийству т. Кирова меня толкнула к[онтр] р[еволюционная] группа Котолынова, и я действовал по поручению этой группы. Я действовал как физический исполнитель всей группы».
Трагическое событие, происшедшее 1 декабря 1934 года, развязало руки властям для организации массовых репрессий по всей стране. Но чтобы проводить их в рамках законности, нужно было срочно изменить сам закон. Уже в день убийства С. М. Кирова Сталин распорядился подготовить соответствующее постановление.
На следующий день было опубликовано постановление ЦИК СССР «О внесении изменений в уголовно-процессуальное законодательство», подписанное М. И. Калининым и А. С. Енукидзе (текст постановления собственноручно писал Ягода, а редактировал Сталин). Новый закон был предельно краток, жесток и беспощаден. Он устанавливал, что по делам о террористических актах следствие должно завершаться в срок не более 10 дней, а обвинительное заключение — вручаться за сутки до рассмотрения дела в суде; дела слушались без участия сторон (то есть без прокурора и адвоката), по ним не допускались ни кассационное обжалование, ни подача ходатайства о помиловании. Приговор к высшей мере наказания приводился в исполнение немедленно. Другими словами, подсудимый полностью отдавался в руки судей, которые и решали его судьбу. Судьи же целиком зависели от властей. Ошибку (если даже она и была бы признана) исправить было уже невозможно.