— Вижу, ты немало постарался. Просто удивительно, где раздобыл столько сведений о Бангееве, даже его знаменитого деда Толеску не забыл, — сказал полковник. — Расскажи еще о Цвятко Бангееве. В конце концов, только он нас сейчас интересует.
— Главные сведения — из его личного дела в министерстве. Начальник отдела кадров на диво словоохотлив. Я так и не понял, питает ли он зависть к Бангееву или хотел оправдаться перед нами — за то, что держат на высоком посту «такую фигуру». Встретился я и с первой его супругой, теперь она Стефка Мандражиева, счастливая мать двоих детей. Адвокат, между прочим. Она-то мне и поведала некоторые подробности его происхождения (все эти Толеску и Тологлу). О его генеалогии она говорила то всерьез, то с какой-то скрытой иронией. А на вопрос, почему развелись, ответила кратко: «Великий род меня не принял. Кто я для них? Дочь хлебопека, не более». Я не спросил, почему же русенский аристократ предложил руку и сердце дочери хлебопека. Это и так ясно: с тех пор прошло восемнадцать лет, но и теперь эта женщина — красавица, — сказал Шатев. — Что же касается характеристик Бангеева в личном деле, то в них он — выше всяких похвал. И с кем бы в министерстве я о нем ни заговорил, все дуют в одну дуду: умный, интеллигентный, образованный, воспитанный, услужливый и тэ дэ. Может, и есть люди, настроенные против него, но с такими я не столкнулся.
— А мне сразу попался именно такой, — сказал Бурский. — Иван, сторож. Он обрисовал Бангеева отнюдь не розовой краской. Так что…
— Хорошо-хорошо, — сказал полковник. — Пора нам обобщить результаты розыска и наметить очередные задачи. Начинай, Бурский.
— Нет, товарищ полковник, вам это обобщение лучше сделать самому, — возразил Бурский (он заметил, как при этом расширились от удивления глаза стажера: начальству перечить не положено) и продолжал: — Во-первых, по должности это ваша прерогатива, а во-вторых, во-вторых…
— Память мою испытать задумал, да? — подхватил Цветанов. — Превосходно, я согласен. Итак, условие задачи: исчезнувший найден, но уже мертвым, его утопили в одном месте, бросили в озеро в другом. До этого его держали в подвальной комнатенке на даче — скорее всего, насильственно. Там он, очевидно, и написал свою записку. Дача, где Кандиларова прятали, а затем и лишили жизни, принадлежит Бангееву, прекрасные человеческие качества которого капитан Шатев только что нам обрисовал.
Шатев явно хотел возразить, но Бурский успел наступить ему под столом на ногу (для полковника это, кажется, не прошло незамеченным, но он смолчал).
— Начнем с главного на данном этапе вопроса: кто убил Кандиларова?
— Думаю, ответ ясен, — сказал Бурский. — Тот самый смуглый детина, чьи отпечатки пальцев и следы подошв и на обуви Кандиларова, и на даче, и в пещере.
— Минутку, — остановил его полковник и нажал кнопку селектора. — Почему мне не звонят из картотеки? Вызову-ка я их…
— Стоянов слушает! — послышался голос начальника дактилоскопической картотеки.
— Хотел я, дружище, получить у вас одну справку. И полную формулу твоим подчиненным сообщил, и компьютеров у вас, знаю, переизбыток, а результатов нет как нет. Почему?
— Ты прав, извини, я как раз собирался звонить.
— Значит, уже принесли тебе справку?
— Принесли, сейчас тебе перешлю. И прости за опоздание, мы тут бьемся над одной задачкой. А пока записывай — чувствую, горит там у тебя… Итак, Ангел Асенов Насуфов родился в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году в селе Филиповцы, образование среднее незаконченное, под судом и следствием не состоял. Второго марта тысяча девятьсот семьдесят восьмого года задержан за хулиганство четвертым отделением милиции, оказал сопротивление и был направлен сроком на пятнадцать суток на принудительные работы. Место принудительных работ — кирпичная фабрика. Сбежал оттуда, был пойман и снова получил пятнадцать суток.
— Это все? — спросил полковник. — Неужели стали заносить в картотеку мелкие проступки?
— Не обязательно. Просто здесь к карточке пришпилен рапорт капитана Консулова, который тогда дежурил в четвертом отделении.
— Знаю Консулова. Прочитай, пожалуйста.
— «Физически чрезвычайно силен, — читал начальник картотеки, — морально полностью безнравствен, лишен сдерживающих центров. Без определенных занятий. Он со своей компанией отлавливает по дворам собак и кошек. Уличен в сдирании кожи с живых животных, с целью продажи шкурок скорнякам. В преступном мире известен под кличкой „Нанай Маро“, утверждает, что на цыганском жаргоне это означает „нет хлеба“. Потенциальный убийца. Поэтому я снял у него отпечатки пальцев. На всякий случай».
— Классная работа! — воскликнул полковник, переведя взгляд на Шатева. — Надо же, и раньше, оказывается, были среди капитанов умные и предусмотрительные.
— Что-нибудь еще? — спросил голос в селекторе.
— Ты не скажешь, дружище, где теперь подвизается Консулов?
— Не знаю. Не мой кадр… Попробую позвонить в четвертое отделение.
— Ладно, спасибо, это моя забота. — Цветанов отключил селектор и сказал задумчиво: — Да, Консулов… Такие не часто встречаются. Вот кто может нам пособить. А как вам понравился, ребята, Нанай Маро, у которого хлеба нет?
— Как по заказу, — сказал Шатев мрачно. — Лицо Кандиларова — это его работа…
— Фактический материал недвусмысленно наводит на мысль, что этот Ангел и есть убийца, — согласился Бурский.
— Что-то больно много ангелов слетелось, — заметил полковник. — Бангеев с этим его джентльменством, Нанай Маро по имени Ангел…
— Если допустить, что Ангел Насуфов — убийца, — размышлял вслух Бурский, — остаются по крайней мере три вопроса: почему убили Кандиларова, зачем перед этим его похитили и держали полмесяца в изоляции, зачем убийцам необходимо было оттянуть розыск, посылая открытки даже из Стамбула?
— Правильно, — сказал полковник. — Но не пора, ли объявить о смерти Кандиларова и передать тело вдове для похорон?
— Мне кажется, — сказал Шатев, — не менее важно выяснить связь Бангеева с Насуфовым. Ведь скорее всего Кандиларова убили на даче, а не только держали там, как в тюрьме. Я бы предложил продолжить расследование допросом Бангеева.
— Или Насуфова, — уверенно сказал Тодорчев.
— Как и все молодые, ты целеустремлен и прямолинеен, — отметил полковник. — Итак, с сегодняшнего дня Насуфов становится объектом номер один. Договорились?
На первых порах следим за ним спокойно, не особенно приближаясь: такие типы тоже не сидят сложа руки.
— Не знаю насчет рук Нанай Маро, но прежде всего мы сами не должны опускать руки! Надо реагировать на изменившуюся обстановку, — запальчиво возражал Бурский. — Хотя, разумеется, ни о каких допросах Бангеева или Насуфова пока и речи быть не может.
— Посмотрим, понаблюдаем — авось что-то и проклюнется, — спокойно сказал полковник. — До сих пор мы имеем дело только с уликами… А вдруг Бангеев и Насуфов вообще не знакомы?.. Теперь представьте: вызываем мы повесткой Бангеева, человека со связями, с положением в обществе, и заявляем ему в упор: «Ты зачем давал ключи от дачи Нанай Маро»? Тем самым сразу выкладываем ему частные моменты расследования — и как добрались до его дачи, и что в ней обнаружили, и так далее. Значит, надо покуда выждать. Сейчас, на мой взгляд, надо сделать вид, что мы успокоились, выполнив главную задачу: Кандиларова просила найти пропавшего мужа — мы его нашли, хотя и мертвого. Пора сообщить ей, пора… От нас уйдет при этом минимум информации… На кого возложим печальную эту миссию? Капитан Шатев? Вы были у вдовы дважды — тропа, как говорится, протоптана.
— Вижу, вижу, куда дело клонится. А что я ей скажу? Что мы уже давно обнаружили его тело, однако не могли ей раньше его передать? Значит, в прошлый раз, товарищ капитан, скажет Кандиларова, вы врали мне в глаза…
— Допустим, в прошлый раз товарищ капитан мог и не знать ничего, — подсказал Бурский.
— Ладно. Попросить ее в морг на освидетельствование?
— Если она сама потребует этого, — сказал полковник. — Предупреди ее, что именно она увидит… Лучше все-таки передать ей тело в закрытом гробу. А опоздали с горестной вестью — ну, скажи, что сверяли отпечатки… Не мне тебя учить! Немедленно займись Насуфовым. Эта работа — только для тебя. Издали, осторожно, внимательно. — Цветанов сделал пометку в блокноте, посмотрел на майора. — А ты, Траян, вместе с нашим доблестным стажером займись Бангеевым. Без личных встреч и задушевных разговоров.
Поскольку его наконец вспомнили, Тодорчев набрался храбрости и попросил разрешения задать вопрос. Полковник кивнул.
— На мой взгляд, не уделили мы должного внимания комнатенке, где происходили какие-то таинственные события. Почему там прятали Кандиларова?
— Если его там прятали, — сказал Шатев.
— Там, там! Иначе почему нет его следов в спальне на втором этаже?
— Да, держали его в подвале, — согласился Бурский.
— И как умудрились утопить на даче, где нет ни ванны, ни корытца какого-нибудь?
— Зато есть ведро… красное, пластмассовое — вспомни, оно на кухне стоит.
— В ведре?!
— А почему нет? Можем провести следственный эксперимент, — засмеялся Бурский.
— Вот вам и тема для размышлений, — заключил полковник. — Пошевелите-ка мозгами, сыщики. На следующей встрече жду ответа.
Втроем они вернулись к себе в отдел. Стажер по заведенному обычаю принялся готовить кофе. Темпераментный Шатев, видя, что майор не в настроении, начал разыгрывать Тодорчева. Тот молчал, но чувствовалось, что не долго будет терпеть насмешки.
— Эй, Петко-воевода, да знаешь, как тебе повезло? Попасть под крылышко таких асов сыскного дела?
— Да, у нас весь курс знает товарища Бурского, — ответил стажер.
— Вот даже как? — Капитан засмеялся. — Но я не о личностях говорю, пусть даже и выдающихся. Я о выдающемся уголовном деле, требующем соответственно выдающегося интеллекта.
— Да что в этом деле такого уж выдающегося? И при чем здесь интеллект?
— Как при чем? Попал бы ты, к примеру, в ситуацию: скажем, в селе под названием Три Колодца повздорили из-за бабенки два мужика. В сельсовете их разняли, и они вроде утихомирились. А выйдя из сельсовета, один мужик взял да и вломил сопернику булыжником по голове. И это при множестве свидетелей, каждый из которых готов состязаться с другими в описании зверского убийства. Попадешь на такое дело — сразу оценишь наше.
— Я давно его оценил. Только насчет убийства булыжником — что-то здесь не то… В нашем оперативном районе нет села под названием Три Колодца.
— Ну так Три Кургана, если тебе больше нравится. Пойми, это — всего лишь дидактический пример, Петко-воевода… Ладно, давай посмотрим, удался ли твой кофе.
— А знаешь, Ники, — сказал Бурский, — кажется, в твоей шутке есть доля истины.
— Я стараюсь держаться к ней поближе, — ожидая подвоха, парировал Шатев.
— Наш случай, я бы сказал, сугубо интеллектуален. Ибо перед нами умный, хитрый и расчетливый противник.
— Куда уж умней! — засмеялся капитан. — Шлет открытки, а мы сразу устанавливаем, что они липовые.
— Не сразу, а тогда, когда противнику было надо. Когда они уже сыграли свою роль, оттянули розыск.
— А отпечатки пальцев на обуви, следы на песке — тоже верх расчетливости?
— Может быть. Мы ведь еще бьемся над главным вопросом: почему убит Кандиларов? Поверь, не следует успокаиваться: версия о том, что убийца — Нанай Маро (тот, с незаконченным средним), может нас подвести. Впрочем, мне нравится его живописная кличка… Ну ладно, пора мне собираться к Кандиларовой…
— Как? Мы, кажется, договорились, что пойду я? — удивился Шатев.
— Не в моем стиле перебрасывать другому неприятные визиты. Ты должен сосредоточить внимание на Ангеле Насуфове. Но прежде чем я отправлюсь, давайте обсудим, что можно и чего нельзя говорить вдове.
— Было бы над чем голову ломать: его нашли в пещере, с камнем на шее, обезображенным. Идентифицировали по отпечаткам пальцев.
— Теперь представь, что я ей говорю: «А перед этим его увезли на дачу Бангеева, держали там взаперти, стерег его Насуфов». Подумай, какие ассоциации вызовет у женщины мое сообщение, какие новые сведения могут на нас обрушиться.
— Может, ты и прав.
— В настоящее время у нас три канала информации: Кандиларова, Насуфов, Бангеев. И нельзя забывать, что по всем трем может действовать обратная связь: не только мы выясняем новые факты и обстоятельства, но и противник выясняет уровень или полноту наших знаний.
Нельзя, чтобы нас обошли. Цветанов верно нас нацелил, потому что самое слабое звено там — Кандиларова. Займись мы сначала Бангеевым и Насуфовым — возникает опасность провала.
— Ты бы уточнил, не слишком силен я в кибернетике, — с обидой в голосе проговорил Шатев.
— Упоминать ли в беседе с вдовой о пещере, даче, химическом составе воды в легких, наконец, о Бангееве и Насуфове?
— Если упомянешь дачу, надо говорить, чья. Но ты сам сию минуту проповедовал, что главное в нашей работе — получать, а не давать информацию. Что ж, верный принцип. Вот и следуй ему: сообщи Кандиларовой, что мужа ее случайно обнаружили утонувшим в подземном озере, в Родопах.
После первого же звонка Кандиларова открыла, словно ждала посетителя, стоя за дверью. А может быть, если судить по одежде, она собиралась выйти. Наряд был торжественный: белое платье с огромными ярко-красными цветами, черные изящные туфли, ожерелье — два ряда больших темных зерен, вероятно гранатовых. На щеках пылали два искусно наведенных ярких пятна. «Вдова — в красном?» — подумал Бурский.
— Заходите, — пригласила она, — вам повезло, я чуть не ушла.
В гостиной она усадила гостя в кресло и после неловкой паузы спросила:
— Надеюсь, вы с новостями? Хотите кофе?
Глядя на эту молодую красивую женщину, прекрасно одетую, благоухающую французскими духами, Бурский все еще колебался, что и как ей сказать.
— Неужели его нашли? В Стамбуле?
— Нет, не в Стамбуле… У нас нашли, в пещере.
— В какой пещере? Почему в пещере? — Кандиларова, кажется, не сразу осознала смысл страшных слов. — Не может быть!
— Увы, это так, — тихо сказал майор и вкратце сообщил подробности. Вдова невидящим взглядом смотрела в одну точку. В самом деле потрясена или симулирует? В такие мгновения очень важно проследить за поведением. Сначала она порывисто вскочила, но тут же села, беспомощно сгорбившись. Переживает? А если сама, пусть и косвенно, замешана в убийстве? Они с Шатевым почему-то с самого начала отбросили такую возможность.
Несколько раз Кандиларова прикладывала к глазам ажурный платочек и наконец, как бы превозмогая боль, попросила:
— Расскажите! Расскажите…
Вероятно, хочет услышать подробности. О смерти мужа или о ходе следствия?
— Неудобно мне рассказывать вам подробности, они, понимаете… Хотя смотреть еще страшней. Он падал в озеро с высоты почти двадцати метров и в падении так обезобразил лицо, что по снимкам мы не могли его опознать. Потому и приходили к вам — взять отпечатки его пальцев… Лучше всего было бы избавить вас от процедуры опознания. Тем более что мы уже уверились: это его тело, вне всяких сомнений.
— А где… где он сейчас?
— В морге. Моя задача — кроме сообщения ужасной вести — поговорить с вами о том, когда и как мы вам передадим…
— В каком смысле — как? — перебила Кандиларова.
— Мы предлагаем — в закрытом гробу. Иначе, предупреждаю… картина для вас невыносимая.
— А в гробу — действительно будет он?
— Вы сомневаетесь? Ведь я представляю здесь законопорядок, понимаете? Впрочем, если у вас есть сомнения, если вы действительно хотели бы…
— Нет! Нет! Нет! — закричала она с перекошенным лицом, и Бурский отметил про себя, что так сыграть ужас невозможно. — Делайте так, как считаете нужным. Вы сказали о правопорядке. — Кандиларова выдержала долгую паузу, словно колеблясь. — Значит, вы — юрист?
— Да.
— Тогда не могли бы вы подсказать… что станет с квартирой, с нашим имуществом — в общем, с наследством?
— Ваш покойный супруг оставил завещание?
— Не знаю. С чего бы ему писать завещание?! Он ничем не болел.
— У него, кажется, есть дети?
— Да, от первого брака. Но они не поддерживали с отцом никаких отношений.
— Если завещания нет, все будет поделено согласно закону. А от нажитого совместно в браке…
— Все здесь нажито в нашем браке! — выпалила женщина.
— А от нажитого совместно в браке, — спокойно повторил Бурский, — на вашу долю приходится половина.