- Жуткое дело, мой мальчик! - с порога воскликнул он. Я тут же вообразил, что кто-то только что скончался у него на руках. - Сегодня утром я должен навестить старого
Скай-и-Льюиса, а тут эта чертова актриса ухитрилась ларингит схватить. К кому же мне ехать?
Он нервно мерил шагами комнатенку, не в силах разрешить столь мучительную проблему.
- А нельзя ли чуть отложить один из этих визитов? - высказался я.
- Мальчик мой, - терпеливо ответил Поттер-Фиппс. - Наши больные никогда не ждут.
Несколько минут спустя он провозгласил:
- Пожалуй, я все-таки займусь актрисой. Должно быть, репортеры уже там. Да, решено. И электрокардиограф я прихвачу с собой - важно убедиться, что её сердце в порядке после такого жуткого стресса. А вы уж возьмите на себя герцога, мой мальчик. Только умоляю, - он трепетно взялся за мой рукав, - не забудьте, что мы с вами, слава Богу, живем не в эгалитарном обществе.
- Не беспокойтесь, сэр, - напыщенно ответил я. - Я вас не подведу.
- Вот и молодец!
И Поттер-Фиппс затрусил к выходу.
- Да, а чем занедужил герцог? - крикнул я ему вдогонку.
- Проведите ему обычную процедуру, - бросил доктор через плечо и исчез.
Я покатил к герцогу Скай-и-Льюису в "роллс-ройсе" номер два с полным ощущением, будто мне предстоит снова сдавать экзамены. Особенно меня мучило сомнение, что именно подразумевал Поттер-Фиппс под "обычной процедурой". Если не считать электрокардиографа, то сложных приборов у нас было раз, два и обчелся, а из всех инструментов с собой у меня были только стетоскоп, горловой фонарик, искрометр для свечей зажигания, куцая пластмассовая линейка с рекламкой микстуры от кашля, посеребренная бутылочная открывалка и крохотная щеточка для зажигалки.
Автомобиль остановился перед величественным зданием на Итон-сквер. Выбираясь на тротуар, я спросил шофера:
- Послушайте, дружище, вы ведь, наверное, давно сюда доктора Поттер-Фиппса возите. Не знаете, случайно, чем он лечит этого аристократа?
Шофер пожал плечами.
- Извините, док. За углом тут живет ещё один герцог, так у него геморрой и варикозные вены, это я точно знаю. Другого пэра хозяин от простатита пользует. Хотя нет - он эрл, я спутал...
Молоденькая горничная выпорхнула из дома и открыла мою дверцу.
- Я доктор, - тупо проблеял я, вдруг почувствовав себя разносчиком зелени.
- Сюда, пожалуйста, - прощебетала она.
Я прошествовал за ней, не чуя под собой ног от страха. Меня так и подмывало спросить горничную, не знает ли она, в чем состоит "обычная процедура"? И вдруг меня прошиб холодный пот: только сейчас меня осенило, что к этому пациенту следует обращаться строго подобающим образом. Хотя в свое время я тайком приобрел брошюрку "Титулы и формы обращения: справочник пользователя", именно этот раздел оказался для меня куда сложнее анатомии с физиологией. Я судорожно попытался вызвать в памяти нужную страницу, но, как и на экзаменах, когда я прекрасно помнил формулу ангидрогидроксипрогестерона, но напрочь забывал симптомы пневмонии, моя память вновь отколола надо мной свинскую шутку: сколько я ни тужился, мне удавалось вспомнить только одно - жены младших сыновей эрлов получали право носить их титул, но зато не смели помещать соответствующие буквы на своих визитных карточках.
- Его светлость примет вас через минуту, - сказала горничная.
Его светлость? Ну, конечно же! Как я мог забыть? Однако имел ли право я обращаться к нему: "Ваша светлость"? Или же так сейчас обращались лишь к архиепископу Кентерберийскому и Йоркскому?
Герцог Скай-и-Льюис оказался краснолицым толстячком с моржовыми усами. Он принял меня, возлегая на постели в шелковом халате канареечного цвета.
- Доброе утро, доктор, - приветливо поздоровался он. - Мне уже позвонили и предупредили, что старина Поттер-Фиппс не приедет. Жаль. Должно быть, больных сейчас много. Погода стоит совсем никудышная.
- Да, э-ээ, ваша... ваша... сэр.
- Присаживайтесь. Вы ведь не очень торопитесь, не правда ли? Поттер-Фиппс сказал, что вы в курсе моих болячек, но я все равно люблю побеседовать со своим лечащим доктором. Не хотелось бы, знаете ли, отдаваться в незнакомые руки. В этом есть нечто почти непристойное. Кстати, доктор, вы играете в гольф?
Минут десять мы с ним отчаянно спорили о том, как лучше выбивать мячик из ямы с песком, пока наконец герцог со вздохом не произнес:
- Что ж, доктор, наверное нам пора уже приступить к процедуре.
- Да, разумеется, - закивал я, вставая и медленно потирая руки. - Все как всегда, верно?
- Да.
- А как, - закинул я удочку, - вы себя там чувствуете?
- Примерно так же.
- Понимаю.
Я с умным видом кивнул. Воцарилось молчание.
- Приступайте же, доктор, - сказал герцог, устраиваясь на постели с видом мученика, идущего на казнь. - Чем быстрее начнем, тем скорее закончим.
Что же, черт побери, от меня ожидалось? Сделать ему массаж? Прокачать евстахиевы трубы? Вставить катетер? Клистир? А может - загипнотизировать?
- Давайте же, доктор! - В голосе герцога прозвучало плохо скрытое нетерпение. - Поттер-Фиппс со мной голыми руками в минуту управляется.
Вконец отчаявшись, я пролепетал:
- Простите за вопрос, сэр, но...
- А, вам новые нужны? - прервал меня герцог. - Они вон в той коробочке на камине.
Преисполнившись надежды, я метнул рысий взгляд на камин, но увидел там только массивные бронзовые часы и какие-то статуэтки.
- Да, сэр, новые бы, конечно, не помешали...
- Определенно, нужны новые, - пробурчал себе под нос герцог, вертя в воздухе босыми ступнями. И тут я наконец заметил... Господи, ведь от меня требовалось всего-навсего переклеить пластырь на его мозолях!
В конце процедуры герцог промолвил:
- Вы, по-видимому, рассчитываете на такой же сумасшедший гонорар, как и наш уважаемый Поттер-Фиппс?
- Трудно сказать, - ответил я, не скрывая облегчения. - У нас как-то не принято говорить о деньгах.
- Я вас понимаю, - согласился герцог. - В моей семье это тоже считается дурным тоном.
Глава 10
Порядку, царящему на практике у доктора Поттер-Фиппса, позавидовал бы владелец любого автомобильного завода. Каждое утро ровно в восемь трое рабочих в зеленых комбинезонах приезжали с пылесосами и наводили чистоту во всех помещениях; в восемь пятнадцать человек в ливрее форейтора привозил чистые полотенца, а ещё через пять минут рассыльный доставлял в комнату ожидания свежие газеты и журналы; в половину девятого девушка, похожая на леди Макбет, страдающую несварением желудка и подагрой, приносила цветы от флориста из Вест-Энда; в восемь сорок толстяк в сюртуке и котелке притаскивал свежеотутюженные костюмы доктора Поттера-Фиппса; в восемь пятьдесят появлялись шоферы, дворецкий, секретарша и медсестра, а ровно в девять мы открывались.
Обязанности медсестры состояли в том, чтобы сопровождать пациентов из комнаты ожидания в приемную; её белоснежная униформа была так тщательно накрахмалена и настолько безукоризненна, словно её только что достали из целлофановой упаковки. Вдобавок медсестра эта была одной из самых хорошеньких девушек, которых я когда-либо видел, что и побудило меня уже в первое утро завести с ней приятную беседу о студенческих годах.
- Вообще-то, дружочек, мне не довелось поработать настоящей медсестрой, - сказала она. - В больнице, я хочу сказать. То есть, я, конечно, ухаживала за моей бедненькой сестричкой, когда она болела. Но за инвалидами я никогда не ходила. Пиф-Паф - такая лапочка - взял меня на работу, сказав, что я идеально подхожу на эту роль чисто внешне. И ещё мне довелось однажды сыграть сестру милосердия. В фильме "Белые халаты". Вы его видели?
Я признался, что нет.
- Да и потом, дружочек, далеко не все, кто к нам приходят - настоящие больные. Более того, здесь у нас их, пожалуй, вообще нет.
Она нисколько не заблуждалась: большую часть наших пациентов составляли престарелые джентльмены, озабоченные тем, нельзя ли получить более крупную страховку, молодые джентльмены, озабоченные тем, не подцепили ли они неприятную заразу, и молодые женщины, озабоченные тем, не беременны ли они. Любого посетителя с малейшим подозрением на более серьезную хворь тут же отправляли на Оксфорд-стрит в клинику, врачи которой охотно сотрудничали с Поттер-Фиппсом, или Пиф-Пафом, как почему-то окрестили его подчиненные. Это был высококлассный вариант нашего травмпункта в Св. Суизине; впрочем, имея в своем распоряжении три "роллс-ройса", можно было без особой головной боли работать даже с доктором Хоккетом.
Пиф-Паф был всеобщим любимцем, и очень скоро в числе его почитателей оказался и я. Врач он был Божьей милостью, причем уникальная особенность его дара заключалась в том, что он с первого взгляда определял, нуждается пациент в настоящей медицинской помощи, или нет. Однако он оказался и не менее одаренным бизнесменом, вежливо-изысканная болтовня которого на финансовые темы неизменно приводила к тому, что пациенты давали ему больше, сами довольствуясь при этом меньшим. Омрачал наше общее благополучие лишь допотопный электрокардиограф, служивший постоянным яблоком раздора между Пиф-Пафом врачом и Пиф-Пафом бизнесменом. Дело в том, что Поттер-Фиппс прекрасно сознавал ценность этого прибора, который, с диагностической точки зрения, был почти бесполезен, однако наш доктор умел считать деньги и сама мысль о том, что такая золотая жила пропадает, глубоко претила ему. Вот почему всякий раз, как Пиф-Паф отправлялся посетить того или иного пациента, древняя махина следовала за ним по пятам в отдельном "роллс-ройсе".
После случая с герцогскими мозолями мне лишь раз довелось видеть Пиф-Пафа встревоженным - в то утро, когда он вернулся из квартиры газетного магната, которого хватил удар прямо в ванне.
- Ф-фу, еле успел, - пробормотал Пиф-Паф, отдуваясь и мотая головой. Еще какая-то минута - и все.
- Как, неужели вам удалось его спасти? - изумился я.
- Нет, он умер, разумеется. Но ещё чуть-чуть дышал, когда я электрокардиограф доставил.
Нашими самыми постоянными, да и прибыльными пациентами, были женщины-невротички; их ряды насчитывали несколько дюжин, и все они были по уши влюблены в доктора Поттер-Фиппса. Частенько днем он вел с ними бесконечные телефонные разговоры, утешал, увещевал и успокаивал, а вечерами то одна, то другая появлялась у нашего парадного, разодетая как живая реклама Картье.
- Разумеется, они в меня влюблены, дружок, - как-то раз признался мне Пиф-Паф. - Честно говоря, это единственное, что удерживает некоторых из них от суицида. А что тут такого?
- Но, Пиф... доктор Поттер-Фиппс, - робко попытался возразить я, неужели вы сами никогда не испытываете от этого неловкости?
- Ничуть, - пожал плечами Пиф-Паф. - В конце концов - меня ведь никто не заставляет испытывать к ним ответное чувство, не так ли?
Работа у Пиф-Пафа доставляла мне истинное, ни с чем не сравнимое наслаждение. Вскоре я окончательно выкинул из головы мрачные воспоминания о докторе Хоккете, Жасмине и семейке Уилкинсов и даже сумел избавиться от ночных кошмаров, связанных с компанией "ВИЛСОН, ВЕРЕСКИЛЛЬ И ВОЗЛЮБЛИНГЕР". К сливкам лондонской аристократии меня, правда, больше не посылали, но зато мне довелось проконсультировать нескольких актеров и даже парочку парламентариев. Словом, я уже настолько привык к этой милой практике и прикипел душой к людям, что слова Пиф-Пафа в одно субботнее утро прозвучали для меня как гром среди ясного неба. К тому времени я работал в приемной доктора Поттер-Фиппса уже больше двух месяцев.
- Завтра, наконец, встречаюсь со своим компаньоном, - известил меня Пиф-Паф. - Он поправляется буквально не по дням, а по часам. Молодчина. Еще каких-то пара-тройка недель, и он вернется.
- Я очень рад, - соврал я с вытянувшейся физиономией.
- Вам ведь, должно быть, не терпится вернуться в родные Гималаи, мой мальчик?
- Не то, чтобы очень...
- Я очень признателен, что вы сумели выручить нас в трудную минуту. Не знаю даже, что бы мы без вас делали. Да и многие клиенты наши просто без ума от вас. Не далее как вчера, например, жена угольного промышленника сказала, что вы просто зайчик.
- Я очень тронут, - пробормотал я. - Откровенно говоря, мне и самому жаль будет покидать вас. Я даже подумываю, не обзавестись ли где-нибудь неподалеку отсюда собственной практикой?
На мгновение глаза Пиф-Пафа сузились.
- Не советую, мальчик мой. Очень не советую. Жизнь-то у нас собачья. Открывать новое дело с нуля - бр-рр! Врагу не посоветовал бы. А конкуренция? Сожрут ведь, ногами растопчут! Кошмар. Нет, дружок, в Гималаях вам будет гораздо спокойнее.
Комната ожидания была пуста, и мы с доктором Поттер-Фиппсом некоторое время постояли у окна. Стоял замечательный весенний денек, и почки деревьев в Гайд-парке набухали и лопались буквально на глазах, точно вылупляющиеся из скорлупы цыплята. На бледных лицах лондонцев, впервые оставивших дома свои пальто, заиграли веселые улыбки. Даже машины, и те шмыгали по Парк-Лейн с какой-то подкупающей бодростью.