Мой экзаменатор так заржал, что бедняга таксист чуть с перепугу не врезался в дерево. Еще на несколько вопросов я ответил уже на платформе, где мы поджидали поезд. Наконец этот тип забрал у меня клюшки, сказал, что экзамен я сдал, и затребовал у меня пятьдесят гиней. По счастью, у меня как раз было с собой чуть больше полусотни фунтов, которые мой благодетель засунул в карман и тут же накарябал расписку на клочке газеты. Поезд уже тронулся, когда он высунулся из окна и проорал мне, что пришлет диплом по почте. Вообрази мою радость, когда вскоре я и впрямь получил диплом, на котором красовалась печать размером с Хартию вольности. Тяпнем ещё по стаканчику? Теперь тебе платить.
Я заказал нам ещё пива, и Гримсдайк заговорил снова:
- Впрочем, тогда я ещё не знал, что это всего лишь начало моих злоключений. Помнишь условие завещания моей мамаши? Я получал тысячу фунтов в год, пока учился на врача. Разумеется, этот золотой дождь тут же прекратился, и мне пришлось затянуть пояс. Я расстался не только с машиной, но и с клюшками для гольфа. Даже кое-что из гардероба пришлось загнать поэтому я сейчас и похож на пугало. Чертовски неприятно.
- Ну, а на кой черт тебе вообще сдался этот дурацкий диплом? вскричал я. - Ты мог прекрасно оставаться вечным студентом до конца своих дней и жить припеваючи. Я и сейчас столько не зарабатываю.
- Гордость заела, дружище, - вздохнул Гримсдайк, понуро уставившись на свой стакан. - Знаешь, из-за чего я провалил последние выпускные экзамены в Лондоне? Теорию я сдал играючи, да и потом, на диагностике поначалу все шло замечательно - симптомы из моего больного так и перли. Я быстро обнаружил, что у него левосторонний плеврит и синусная аритмия. Мне даже посчастливилось услышать диастолические шумы, чего прежде почти никогда не удавалось. Страшно собой довольный, я все это выложил экзаменатору. Тот только кивал и приговаривал: "Правильно, правильно, совершенно верно". Я уже мысленно поздравлял себя с успехом, когда этот старый стручок спросил: "Что еще?". Я гордо ответил, что в остальном пациент здоров как бык. И, представляешь, что оказалось? - Гримсдайк с досады стукнул стаканом по столу. - Глаз у этого мерзавца был стеклянный! Вот так меня и прокатили!
- Да, не повезло, - посочувствовал я.
С минуту мы молча пили пиво; я был оглушен постигшей моего приятеля трагедией. Молчание нарушил Гримсдайк:
- А вы все, как один, экзамен выдержали. Тогда я и подумал: "К свиньям собачьим все эти деньги! Хочу тоже стать врачом!" Вот и стал, балбес, на свою голову.
- Но ведь у тебя есть сбережения! - напомнил я.
Гримсдайк грустно усмехнулся:
- Были! Я все спустил на бирже.
- Но на работу ты хоть устроился?
- Меня неотступно преследовали неудачи, - ответил он. - Уже стоя на краю долговой ямы, я клюнул на удочку этих гиен: Вилсона, Вертишеинга и Воблинга.
- Возлюблингера, - поправил я.
- Пусть так. А тебя они, я вижу, тоже завербовали?
- Да, - кивнул я. - Деньги уже были на исходе, да и работать тянуло. Их объявление показалось мне заманчивым.
Гримсдайк согласно хрюкнул.
- Сколько тебе предложили? - полюбопытствовал он.
- Десять гиней в неделю.
- Надо было просить шестнадцать. По меньшей мере. Ты ведь никогда прежде практикой не занимался?
Я помотал головой из стороны в сторону.
- Тогда смотри в оба. Основная опасность будет тебе грозить не от врачей, а от их жен. Заруби это себе на носу, дружище. Кстати, не можешь одолжить мне пару монет? Что-то я в последнее время совсем поиздержался.
- Конечно, старина! Готов с тобой последним поделиться.
- Наверное, эти акулы всучили тебе сотню фунтов? С меня вполне и десятки хватит. Держи взамен мою визитку, хотя, надеюсь, тебе не придется мне напоминать. Мы люди бедные, но честные. Спасибо, дружище, век не забуду.
* * *
Перед дальней дорогой я решил прикупить кое-что необходимое.
Заглянул, в частности, в магазин готового платья на Оксфорд-стрит, где побродил между сверкающими стенами, разглядывая манекены, которые не оставляли ни малейших сомнений в том, что на теле, охваченном трупным окоченением, костюмы и впрямь сидели как влитые. Я уже крался к выходу, когда из-за высоченной кипы костюмов на меня, словно тигр из засады, выпрыгнул продавец. Минутой позже я уже стаскивал пиджак и брюки в примерочной кабинке.
- Я бы хотел что-нибудь... в деловом стиле, - отважился попросить я. Темных тонов, но не слишком мрачное.
- Надеюсь, вы не хотите выглядеть помощником служки? - фыркнул продавец.
- Нет, помощником служки я не хочу выглядеть совершенно точно, заверил я.
- Как насчет вот этого наряда, сэр? - спросил продавец, показывая мне твидовый костюм с торжественным видом метрдотеля, принесшего с кухни совершенно сногсшибательное блюдо. Я уставился на синюю пиджачную пару в полоску с клетчатым розовато-лиловым галстуком. - Потрясающее качество. Вы только пощупайте, сэр. Такой в наше время не часто встретишь.
Костюм и в самом деле выглядел впечатляюще, однако при столь ярком освещении и драное рубище представилось бы в огромных зеркалах королевским одеянием.
- Рукава длинноваты, - неуверенно промямлил я.
- О, это ерунда, сэр, - замахал руками продавец. - Чуть только поносите, и они сами усядутся.
- Хорошо, я беру его.
- Вы будете довольны, сэр, - затрещал продавец, поспешно заворачивая костюм, пока я не передумал. Затем игриво подмигнул. - Представляю, какой фурор вы произведете в субботу вечером в дансинге.
Далее мне предстояло обзавестись средством передвижения. Практикующий врач без автомобиля столь же беспомощен, как безногий почтальон. Беда лишь, что у меня оставалось меньше семидесяти фунтов. Я только облизнулся, полюбовавшись на сверкающих новехоньких красавцев в витринах салона на Пикадилли, затем покатил на Юстон-Роуд, однако и там даже подержанные машины оказались мне не по карману. Наконец я забрался на какое-то заброшенное автомобильное кладбище в Кэмден-Тауне, где под вывеской "Честняга Перси Пик" рядком выстроились колымаги с ценами, выведенными белой краской на ветровом стекле.
- Вот эта - классная малышка, - сказал Перси Пик, любовно пиная колесо ближайшей развалюхи. Бизнес свой Перси вершил, не снимая с головы шляпы и не вынимая рук из карманов, а сигареты изо рта. - Пятьдесят тысяч пробежит, как нечего делать.
- Боюсь, дороговата она для меня, - вздохнул я.
- Ну ты даешь! - пожал плечами Перси Пик. - Не даром же мне её отдавать! Так и быть, до сотни сбавлю.
Я огорченно помотал головой.
- Ну как тогда насчет этой? - он пнул шину соседнего драндулета, отчего-то не опасаясь, что тот тут же рассыплется в прах. - У неё всего один владелец был.
- Боюсь, что он умер очень старым, - вздохнул я.
- Слушай, приятель, если ты такой бедный, то, может, мопед купишь? Или самокат?
- А вот эта - сколько? - спросил я, сделав вид, что не слышу его язвительной реплики. В самом углу загона возвышался здоровенный черный автомобиль, напоминающий помесь танка с катафалком. Перси воззрился на него с таким изумлением, словно впервые видел.
- За полсотни отдам, - быстро сказал он.
- А он на ходу?
- На ходу? - обиженно переспросил Перси. - Все мои машины на ходу. Да он просто летает.
- Что ж, проверим, - сказал я, забираясь в катафалк.
Испытания прошли без сучка и задоринки.
На следующее утро, облачившись в новый костюм, я выехал из Лондона на собственном автомобиле навстречу тревожной неизвестности. Прощай, Св. Суизин!
Глава 5
Поездка на север получилась довольно увлекательная, поскольку ни я, ни машина, которую я окрестил "Доходяга Хильда" уже давно не путешествовали. В свое время Хильда была, видимо, роскошным лимузином, однако за долгие годы в её чреве и кузове сменилось столько запасных частей и прочих деталей, что я предпочитал думать о ней как о незаконнорожденном отпрыске благородного рода. Ветровое стекло украшали несмываемые пятна и разводы, приборный щиток был изъеден какими-то жучками, причем стрелки всех циферблатов застыли на нуле, кроме показателя уровня нагрева двигателя, который, напротив, то и дело зашкаливал. Прежний владелец зачем-то распотрошил весь салон, и теперь в передней его части нелепо торчали ковшеобразные сиденья, поставленные на старые ящики из-под фруктов, а вместо заднего сиденья притулилась обычная домашняя софа, за которой в беспорядке валялись драные мешки, обглоданные кости, детский волчок и обрывки газет, предвещавших скорую отставку правительства Рамсея Макдональда* (*Макдональд, Джеймс Рамсей (1866-1937) премьер-министр Великобритании в 1924 и 1929-1931 гг.).
Передние стекла не опускались, но зато задние не поднимались. Под крышей свили гнездо какие-то птахи, а под днищем шныряли мыши.
Внутренности Доходяги Хильды внушали мне скорее профессиональный интерес, нежели тревогу. Двигатель чихал, кашлял, хрипел, сопел и задыхался, как астматик, а рулевое колесо скорее подходило для городского автобуса. Однако гордостью и украшением моего автомобиля была, конечно же, сирена. Могучая серебристая труба, змейкой извивавшаяся под капотом, выходила наружу внушительным раструбом. Ее басу позавидовал бы старый самец-морской лев, созывающий к трапезе свой гарем. Под стать сирене оказались и тормоза, надежность и удаль которых мне уже очень скоро пришлось продемонстрировать.
Сразу за выездом из Лутона меня остановила дорожная полиция.
- Вы владелец этого экипажа? - спросил полицейский, рассматривая мои права.
- Да, и горжусь этим, - ответил я.
- Думаю, вам известны правила, регламентирующие пригодность автомобилей к эксплуатации? - спросил он тоном таможенника, предлагающего вам открыть второй чемодан. - Тормоза у вашей машины надежные?
- О, тормоза у неё просто изумительные, - восторженно похвастался я. Тормозной путь у моей Хильды не длиннее почтовой марки.
- Это мы сейчас проверим. Поезжайте дальше, а я последую за вами. Как только я просигналю, резко тормозите.
- Пожалуйста, - храбро согласился я.
Запуская двигатель, я с опасением подумал, что меня ждет в том случае, если полиция забракует Хильду. Мало того, что на место своей новой работы я прибуду с опозданием, но ещё и безвозвратно лишусь большей части своего и без того скудного капитала.
Не успел я отмахать и нескольких сот ярдов, как ход моих мыслей был прерван требовательным гудком. Я резко вдавил педаль тормоза в пол, и в ту же секунду заметил, что сигналил мне вовсе не полицейский автомобиль, а голубой "бентли", на огромной скорости пронесшийся мимо нашей процессии. Сзади послышался страшный треск, и мое ветровое стекло вывалилось на капот. Поскольку
Доходягу Хильду, подобно египетским пирамидам, строили на века, она практически не пострадала, если не считать смятого заднего бампера, тогда как изувеченный полицейский автомобиль распластался на шоссе, выпростав в стороны колеса и истекая маслом.
- Это вам даром не пройдет, - бормотал полицейский, пока я старательно замазывал йодом небольшую царапину на его носу. Я подбросил его до ближайшей телефонной будки, после чего продолжил путешествие в неоправданно приподнятом расположении духа.
Пару часов спустя я наконец въехал в район, где мне предстояло работать. Местность и впрямь была полусельская, мелкие городки, вереницей сменявшие друг друга, ничуть не изменились с викторианских времен. Ряды мрачных домов, фабрики, обнесенные высоченными глухими стенами, словно тюрьмы, а на каждом углу - пабы, напоминавшие часовни, или часовни, напоминавшие пабы. Одинаковые ратуши, одинаковые вокзалы, футбольные площадки, кладбища и улочки, на которых ещё не смолкло эхо от некогда бегавших по ним трамваев. Лишь главные улицы осовременили свой облик: бесконечные кинотеатры, рестораны, аптеки и магазинчики сделали их неотличимыми от улиц любого другого английского городка.
Зарядил мелкий дождь, хотя, глядя на разбухшую землю и унылые лица прохожих с безнадежностью во взглядах, можно было предположить, что дождь здесь не прекращается уже несколько лет. По мере того как я разыскивал на противоположном конце городка нужный адрес, от моего веселого настроения не осталось и следа. Наконец мы с Хильдой выехали на длинную улицу, по обеим сторонам которой выстроились ветхие дома викторианской эпохи, отгороженные от проезжей части небольшими палисадниками; высаженные в палисадниках деревца, с которых облетела листва, придавали домишкам особенно убогий вид. На почтовом ящике напротив самого последнего домика я разглядел выщербленную медную дощечку.