* * *
Селия проснулась среди ночи от неприятного ощущения, будто кто-то стоит у изголовья кровати и смотрит пристальным взглядом. Сердце отчаянно билось, но настоящего страха не было – кто мог войти в запертую комнату, кроме привидений, которые существуют лишь в воображении верящих?
Она открыла глаза и успела заметить слабое свечение над собой, сразу погасшее, так что и не скажешь: было оно на самом деле или почудилось.
Подпишу я эту чертову бумагу, – подумала Селия. – Деньги – это деньги, а все остальное… ничего, разберемся. И с сыном, и с этой вертихвосткой. Стив всегда был не от мира сего, и даже, уходя, не сумел хотя бы на время спуститься на землю.
* * *
Сара спала спокойно, без сновидений. Утром она проснулась, будто выплыла к солнцу из темной глубины, и сразу подумала о том, что нужно позаботиться о завтраке. Михаэль – она узнала это вчера – любит тосты, Ребекка, конечно, захочет булочку с конфитюром, для Збигнева надо приготовить омлет с беконом, а что захочет Селия… пусть скажет.
О себе Сара, как обычно, не подумала.
* * *
Когда Качински, не выспавшийся, уставший, с тяжелой головой, в которой не было ни одной путной мысли, спустился в столовую, все, оказывается, уже позавтракали, за столом сидела одна Сара, подперев голову обеими руками, и ждала адвоката, чтобы спросить: будет ли он есть омлет или предпочтет что-нибудь серьезнее – куриную ногу, например.
– Кофе, – пробормотал Збигнев, – много и покрепче. Да вы сидите, Сара, я сам управлюсь.
– Не спалось? – участливо спросила Сара. – Я тоже плохо сплю на новом месте. Хотите таблетку аспирина?
– Нет, – отказался адвокат, наливая кипятку в чашку, куда он высыпал три ложки растворимого кофе. – Дело не в том… На новом месте я сплю прекрасно, мне часто приходится разъезжать. Я пытался представить, что произойдет, когда… то есть, если вы все подпишете бумагу. Что-то должно произойти, верно? Понятно, Селия об этом не думает, Михаэль тоже, Ребекка… не знаю, но вы-то, Сара, должны понимать, что подписи не могут быть формальным юридическим актом.
– Конечно, – отозвалась Сара, – мы станем другими.
– Другими, – повторил адвокат. – В том смысле, что почувствуете в себе новые способности?
– Нет… То есть, это тоже, конечно. Я имела в виду… каждый из нас станет другим человеком, если вы понимаете, что я хочу сказать. Чтобы сострадать, нужно иметь специфическую душевную организацию, вы согласны? Нужно чувствовать людей, интуитивно понимать их боль, желания… Есть это у Селии? Ни в малейшей степени. Селия и сострадание… Невозможно. И если Стив завещал ей именно это… в ней что-то должно измениться. Внутри.
– Что должно измениться в вас? – спросил Збигнев, отпивая из чашки. Прекрасный кофе. Ароматный, но, главное, крепкий, то, что сейчас надо. – Ведь что-то и в вас изменится, верно?
– Конечно, – неуверенно произнесла Сара, ей не хотелось меняться, никому не хочется, каждый привык к себе, такому, какой есть, она тоже привыкла. – Я много лет наблюдала, как Стив лечил, не зная того, кого лечит, только слушал голос по телефону, и часто это был не голос самого больного, а его родственника или друга. Не знаю, как это у него получалось…
«А я знаю», – хотел сказать адвокат, но промолчал.
– …но люди действительно выздоравливали… не всегда, впрочем, журналисты преувеличивали обычно… а я вела свои подсчеты… если точно, то выздоравливали примерно три четверти. Это много?
– Да, – сказал Качински. – Очень много.
– Я тоже так думаю. Стив чувствовал этих людей, понимал их больше, чем они сами себя понимали. Как он это делал на расстоянии? Понимаете, Збигнев, я боюсь… я просто боюсь… физически… когда это на меня обрушится… говорить с человеком и ощущать, как в его печени зреет опухоль…
– Стивен обычно не брался лечить онкологические заболевания, – заметил адвокат.
– Да, знаю. Все равно… Это…
– Вы можете отказаться, – сказал Качински. – В отличие от Селии, вам не так важны эти деньги, чтобы…
– Если я скажу, что деньги меня вообще не интересуют, вы мне не поверите? Но я не могу отказаться. Если Стив оставил мне… я должна…
Адвокат промолчал. Как поступил бы я? – подумал он. Бог с ними, с деньгами, я бы не смог жить, ощущая постоянную тяжесть… Может, Сара права, и она станет другой, когда получит эту часть наследства. Изменится. Не внешне, конечно. Это будет другая женщина. «Во мне самой, во мне самой узнаешь ли меня?» Откуда эти слова? Из какой-то песни, которую он слышал когда-то… где-то…
– Вы так и не дозвонились до Саманты? – спросила Сара. – Я вам сделаю пару тостов, хорошо?
– Нет и нет, – покачал головой Качински. – Это я на оба ваши вопроса отвечаю, Сара.
– Но если не будет ее подписи…
– Никто не сможет вступить в права наследования, да. Здесь есть тонкость, Сара. Саманта не получает никакого материального наследства. Поэтому, в принципе, ее подпись может считаться действием юридически ничтожным. Я-то полагаю, ее подпись так же важна, как ваши, но Селия может думать иначе… И вы тоже. Это юридический казус, который… То есть, я, конечно, еще буду пробовать… собственно, мой мобильник все время прозванивает линию, и как только появится ответ…
– Вы можете позвонить ее родителям, – сказала Сара.
– Могу. Но не буду.
Сара промолчала, но вопрос ясно читался в ее глазах.
– Я знаю, что происходит, – объяснил адвокат. – Они мне скажут, что Саманта опять куда-то уехала, не сказав, когда вернется, и телефон отключила, это, мол, с ней уже который раз после того случая, они волнуются, но уже не так, как тогда, понимают, что надо просто ждать… хотя они, конечно, не верят той чепухе, что дочь рассказывала журналистам… В общем, что-то в таком духе.
– Вы думаете, она…
– Стив не просто так оставил ей… Он ей верил.
– Она сейчас где-то около… как эта звезда называется?
– Это может быть другая звезда. И, к тому же, не в нашей ветви.
– Бедная девочка, – сказала Сара. – Наверно, ей приходится тяжелее, чем всем нам.
– Не знаю. Это ее призвание. Стив мог бы жить, если бы потерял свой талант?
– Нет, – убежденно произнесла Сара. – Он умер бы в тот же день.
– Вот и Саманта…
– Но тогда, – сказала Сара, – почему вы нас торопите, Збигнев? Я имею в виду – с этими подписями. Саманта вернется, вы до нее дозвонитесь, назначьте другое время… какие проблемы?
– Проблема одна, Сара, – объяснил адвокат. – Вы забыли? Документ должен быть подписан в течение суток после оглашения завещания. Так что нам придется… А Саманта подпишет потом.
– Если подпишет.
– Сара, в чем я не сомневаюсь, так это в том, что Саманта свою подпись поставит.
– Ей же ничего не достанется…
– Вам нужны деньги, Сара?
– Только для того, чтобы поставить на ноги дочь.
– А Саманте и для этого не нужны.
Адвокат допил вторую чашку кофе и налил третью.
– Пожалуй, – сказал он, – третью чашку я пить не стану. А омлет я бы теперь съел. Без бекона. С зеленью, если можно.
* * *
– Вот этот документ, – сказал Качински. – Можете посмотреть, прочитать еще раз.
Он пододвинул бумагу к краю стола. Сара сидела напротив адвоката на стуле с высокой резной спинкой и выглядела королевой в своем широком черном платье со стоячим воротником. Ребекка сидела рядом с матерью на пуфике, девушка тоже была в черном, но, несмотря на цвет, ее платье выглядело нарядным и даже немного легкомысленным. Михаэль не сводил с Ребекки взгляда, он не мог усидеть на месте и все время перемещался по комнате, огибая поставленный для него стул, останавливаясь на мгновение возле матери, сидевшей в единственном здесь легком кресле на колесиках, и возобновлял свое беспрерывное кружение.
– Вы бы сели, Михаэль, – попросил адвокат, не став, однако, настаивать.
Михаэль подошел к столу, достал из кармана рубашки короткую ручку и, не раздумывая, подписался рядом со своим именем. Селия тихо вскрикнула. Ребекка улыбнулась. Сара смотрела на адвоката, и ему показалось, что она подумала: «Видите, я вам говорила».
– Кто следующий? – спросил Качински.
Ребекка поднялась, подошла к Михаэлю, забрала у него ручку и аккуратно вывела свою подпись. Сара кивнула. Михаэль наклонился и поцеловал девушку в щеку. Селия постучала по подлокотнику кресла костяшками пальцев.
– Следующий, – сказал адвокат.
Он был уверен, что теперь подпишет Сара, но получилось иначе. Селия встала, оттеснила от стола Михаэля с Ребеккой, взяла лист, на мгновение Качински показалось, что она сейчас разорвет бумагу и бросит в корзину, он приподнялся и протянул руку, чтобы помешать, если успеет, но Селия всего лишь поднесла лист к глазам, пробежала взглядом текст, уронила бумагу на стол и сказала:
– Дайте вашу ручку, адвокат.
Паркеровское перо мягко пробежало, оставив длинный причудливый след подписи.
– Полагаю, – сказала Селия, усаживаясь в кресло и взглядом приказывая Михаэлю оставить Ребекку в покое, – полагаю, это пустая формальность. Кстати, где ваша Саманта? Ее отсутствие только подтверждает: подписи ничего не меняют в том факте, что мне причитаются два миллиона наличными и дом в Детройте. Надеюсь, налог на наследство не окажется слишком высоким.
– Сара, – сказал Качински, поставив точку в неожиданном монологе Селии.
– Да, конечно, – пробормотала Сара.
Ей почему-то было трудно подняться, и ноги казались тяжелыми, как две колонны, которые нужно было с усилием переставлять с места на место. В голове стучали звонкие молоточки, отсчитывая то ли удары сердца, то ли мгновения вечности. Когда Сара взяла лежавшую на столе ручку (ощутив тепло, оставшееся от прикосновения Селии), ей почудилось вдруг, что кто-то смотрит через ее плечо, она оглянулась… никого… но Сара все равно знала: это Стив, он хочет видеть, как она подпишет их общий приговор, их общую судьбу.
– Помоги мне, – тихо сказала она, обращаясь то ли к Господу, то ли к мужу, то ли к собственной совести.
Подпись была короткой – простая завитушка.
– Вот и все, – бодро сказал Качински, отобрав бумагу у Сары и удостоверившись в том, что четыре подписи поставлены там, где нужно.
– Вот и все, – подтвердила Селия. – Можно быть свободными?
– Господи, – прошептал адвокат. – Что…
Напротив имени Саманты Меридор стояла короткая размашистая, с сильным наклоном влево, подпись, сделанная зелеными чернилами.
Качински мог бы поклясться всеми святыми и Маткой Боской, что минуту назад зеленой подписи на бумаге не было. Откуда она могла взяться? Чернила в «паркере» адвоката были фиолетовыми, он не признавал других, Михаэль с Ребеккой подписывались черной шариковой ручкой, да и зачем им… не стали бы они…
– Что случилось, адвокат? – резко произнесла Селия. – Что-то не так?
Качински успел взять себя в руки.
– Нет, все нормально, – сказал он и положил бумагу на стол.
Телефон во внутреннем кармане его пиджака тихо заиграл мелодию ноктюрна Шопена.
– Извините, – пробормотал адвокат. Он и смотреть не стал на экранчик, знал…
– Здравствуйте, Саманта, – сказал он, поднеся аппарат к уху. – Вы вернулись?
– Да, – сказала девушка, – я вернулась еще ночью, видела ваши звонки, но была такая уставшая… Извините, что не позвонила сразу, но мне показалось неудобным в четыре часа утра…
– Ничего, – сказал Качински и неожиданно для себя спросил: – Трудно было?
Саманта поняла вопрос.
– Не очень, – сказала она. – Скоро это вообще станет для меня рутиной. Но знаете как интересно! Я еще маленькой девочкой мечтала… смотрела на звезды и думала: когда вырасту, обязательно полечу… побываю там, где эти далекие огоньки… я еще не знала, что звезды – плазменные шары… Наверно, я чувствовала уже тогда, что… ой, простите, сэр, я что-то разговорилась.
– Ничего, – сказал Качински, – я слушаю.
Он поднял взгляд: слушали все – Михаэль и Ребекка с любопытством, Сара с улыбкой, Селия напряженно поджала губы. Никто из них не мог, конечно, разобрать ни слова, но адвокату показалось, что каждый знал содержание разговора, но как-то по-своему, воспринимая свое, то, что было близко…
– И люди такие милые, – продолжала Саманта. Похоже, ей просто не с кем было поделиться впечатлениями – с родителями не хотелось, они и раньше ее не понимали, а теперь так вовсе, подруг, которым можно рассказать сокровенное, у нее не было лет с пяти, не с репортерами же общаться, в самом деле, они-то всегда рады послушать, вот и сейчас двое стоят у ограды, дожидаются, когда она выйдет, чтобы пристать с нелепыми вопросами, а потом переиначить ее ответы (или молчание) так, как любят читатели.
– Очень милые люди, они еще не привыкли к перелетам, раньше путь от Земли до Лейтена занимал пятнадцать лет в одну сторону, представляете? Летали только ученые, такие, знаете, герои, они давно, кстати, думали о склейках, о том, чтобы использовать другие ветви, но не было… это ведь индивидуально, я хочу сказать… Ой, простите, адвокат, я все говорю, а вы меня не останавливаете. Вы звонили, чтобы сказать о завещании, верно?
– Да, – сказал Збигнев.
– Я должна подписать…
– Вы уже…
– Да, как только поняла, в чем дело.
– Как это у вас получилось? – решился задать прямой вопрос Качински.
– Ну… – Саманта помедлила с ответом, будто подбирая слова попроще. – Знаете, я не смогу… это получается будто само собой… я имею в виду склейки. Вы лучше спросите у Ребекки, она… то есть, мы… Теперь, наверно, я не могу говорить о них – «они». Теперь – мы. Или даже лучше – я. Я ведь с вами…
– Да, – сказал адвокат.
Они стояли у стола и смотрели на него. Все четверо. Они держали друг друга за руки, и адвокату показалось, что на него смотрят не восемь глаз, а всего два. Или даже… Просто взгляд. Добрый, участливый, заботливый.
– Да, вы со мной, – сказал Качински.
– Нужно составить одну бумагу, – сказала Саманта. – Вам Селия объяснит, хорошо? А меня мама зовет, простите. Если я вам буду нужна…
– Бумага? – переспросил адвокат, но услышал щелчок отключения связи и гулкую бездонную тишину.
– Бумагу, да, – произнесла Селия странным голосом, она будто прислушивалась к чему-то, то ли к внутреннему голосу, то ли к отдаленным раскатам грома, в комнате потемнело, из-за реки пришла туча, стало свежо, вот-вот мог начаться дождь, адвокату не хотелось возвращаться в Гаррисбург под дождем, значит, он останется здесь еще на час-другой и поймет, наконец…
– Напечатайте, пожалуйста, мы подпишем, – продолжала Селия, – а потом кое-что объясним вам, если вы еще не поняли.
– О мультивидууме? – догадался Качински, глядя, как четверо, державшие друг друга за руки, становятся и внешне похожи – в них и раньше было что-то общее, все-таки одна семья, хотя с чего бы: что общего у Селии с Сарой?
– Вы знаете? – удивленно спросила Сара.
– Стивен говорил мне, – с достоинством произнес адвокат.
– Тогда все намного проще, – улыбнулись четверо.
– Вы готовы печатать? – спросил Михаэль.
– Это короткий текст, – добавила Ребекка.
– И мы подпишем, – сказала Селия.
– Саманта тоже, – уточнила Сара. – Она нас слышит, так что…
– Мне нужен принтер, – пробормотал адвокат. – Могу я подсоединить ноутбук к компьютеру Стивена?
– Уже сделано, – сказал Михаэль. Голос у него был твердым и глубоким, хотя, вроде, таким же, как прежде. Качински не смог бы определить разницу, да и не стал об этом думать.