Я слышал, как они матерились, бегая по мосту, пытаясь высмотреть меня. Но я сидел тихо, как мышка, до боли в суставах сжимая бесполезный пистолет. Их беготня продолжалась недолго: как я и предполагал, им было недосуг спускаться под мост, чтобы поискать меня там.
- Хрен с ним... - матернулся хриплый бас. - Кажись, я его срезал. Рвем отсюда...
И только после этих слов я почувствовал, что у меня болит левая нога. Осторожно ощупав бедро, я едва не охнул - зацепило все-таки! Ну да ладно, главноежив...
- Машина! - крикнул кто-то из бандитов. - Смываемся!
- Не паникуй дура! - отозвался хриплый бас. - Это как раз то, что нам надо. Не видишь, в кабине только водило.
Теперь и я услышал шум мотора.
Машину они "сняли" элементарно. Уж не знаю, что они там сотворили с водителем, но вскоре шум мотора стал удаляться. Выждав еще минут пять, я, набрав побольше воздуха, нырнул.
Выбрался я на берег метрах в тридцати от моста по тернию в чахлой осоке. Ковыляя к дороге, мокрый, весь в тине и уставший донельзя, я думал, почему-то совершенно не ощущая радости: "Опять я не дался ей, безносой... В который раз... Поживем..."
День выдался пасмурным, время от времени накрапымл мелкий занудливый дождь. И настроение у меня было под стать погоде, скверное: сержант-водитель в реанимации, неизвестно, выживет ли, хозяин "Волги", захваченной бандитами, на ладан дышит, саму машину нашли в яру и полусотне километров от моста, опергрупa застала на даче Лукашова полный разгром и труп его матери. Судмедэксперты установили, что у нее не выдержало сердце - еще бы, при виде этих вооруженных "горилл" в масках. И опять они что-то искали...
Единственной зацепкой была "Лада" и ее мертвый водитель, личность которого я установил без особого труда: некий Осташко Леонид Петрович по кличке Лабуx бас-гитарист оркестра ресторана "Дубок", отсидевший четыре года за угон автомашин. "Лада" была тоже ворованная и находилась в розыске с прошлого года, но тем не менее документы на нее были в полном ажуре, а номера выданы на вымышленную фамилию.
Обыск в квартире Осташко-Лабуха оказался очередной пустышкой. Жил он после отсидки замкнуто, к нему никто не ходил, комнату снимал у чужих людей, пенсионеров родители его проживали в деревне. Комната была чисто прибрана, ухоженная-и никаких бумаг, кроме паспорта...
Я шел по кривым закоулкам Ганзовки (поселка на окраине города), которая издавна пользовалась дурной славой среди горожан. Новостройки постепенно поглощали безобразное и хаотическое скопление довоенных бараков и мазанок, местами полуразваленных и вросших в землю почти по окна, крытых только кусками ржавой жести. Но все же Ганзовка не сдавалась, упрямо цепляясь за лысые бугры и поросшие чертополохом канавы, жила своей жизнью, темной, тайной и жестокой к чужакам, которые по недомыслию или случайно забредали на ее грязные колдобистые улочки без названий.
Искал я пристанище дружка Лабуха, адрес которого под большим секретом подсказала мне уборщица ресторана, рано состарившаяся женщина с испуганными глазами. "Только никому не говорите, что это я... Христа ради... Очень прошу..." - шептала она мне, дрожа всем телом...
Убогую покосившуюся развалюху, где жил дружок Лабуха, я нашел не без труда. Хорошо, помогли всезнающие мальчишки. На мой стук долго никто не откликался, и я уже было засомневался в благоприятном исходе моей "экспедиции", как вдруг за дверью послышался кашель, и хриплый голос спросил:
- Кто?
- Открывай, увидишь...
- Какого хрена... - проворчал хриплый голос, и дверь отворилась.
На пороге стоял худой человек в давно не стиранной голубой майке и "семейных", в цветочек трусах.
- Я тебя не знаю, - подозрительно глядя на меня, сказал он и попытался закрыть дверь.
- Погодь, Лузанчик, - я придержал дверь. - Разговор есть...
Лузанчик-кличка дружка покойного Лабуха. Фамилию и имя его я так и не смог выяснить, этого никто не знал. Все с незапамятных времен кликали его только так.
- Мент? - хмуро поинтересовался Лузанчик.
- Угадал.
- Имею право не пустить в свою квартиру, - нахально заявил Лузанчик, с воинственным видом загораживая вход.
- Имеешь, - согласился я, широко улыбаясь. - Но не стоит...
- Пугаешь?
- Чего ради? Я же тебе сказал - хочу поговорить.
Важное дело, Лузанчик. Очень важное...
- Убедил... - как-то сразу боевой пыл Лузанчика рассеялся, и он, опустив плечи, поплелся, шаркая рваными шлепанцами по грязному полу, внутрь своей "квартиры".
- Ну? - исподлобья глядя на меня, спросил он, усаживаясь на кровать, кое-как прикрытую дырявым пледом.
Я не торопился: нашел себе стул, застелил его газетой, сел стараясь поудобней устроить раненую ногу, которая уже подживала, осмотрелся. Пыльно, неуютно, грязно На плите металлическая коробка из-под шприца, несколько игл лежат на пожелтевшей марле там же Перехватив мой взгляд, Лузапчнк поторопился надеть пиджак, чт.бы спрятать сколотые руки - он наркоман со стажем, это мне тоже рассказала уборщица.
Пауза несколько затянулась, и Лузанчнк не выдержал.
- Говори, чего надо. И уходи - я отдохнуть хочу.
- После каких трудов? - ехидно поинтересовался я.
- Не твоя забота.
- И то правда... - согласился я, если честно, мне почему-то было жалко этого изможденного, больного человека. - Ты знал Леху Осташко?
- Нет, - не глядя на меня, отрезал Лузанчик.
- Лабуха... - добавляю я.
Лузанчик упрямо молчит. Затем, видимо, кое-что начинает соображать.
- А почему - знал? - встревоженко интересуется он.
- Потому - отвечаю, пытаясь поймать тусклый ускользающий взгляд Лузанчика. - Чего же здесь непонятного?
- Леха... помер? - наконец поднимает на меня округлившиеся глаза Лузанчик.
- Не то слово...
- Кто? - понимает меня Лузанчик.
- Это и я хотел бы знать, - осторожно отвечаюне говорить же ему, что именно благодаря мне его дружок отправился в мир иной, правда, вины своей почему-то не чувствую.
- С-суки... - шипит Лузанчпк, вскакивает, что-то ищет.
Находит брюки. Торопливо натягивает на свои худые журавлиные ноги и снова усаживается на постель.
Надолго умолкает, о чем-то сосредоточенно размышляя.
Острый большой кадык Лузанчнка, как ткацкий челнок, быстро снует вверх-вниз по тонкой жилистой шее.
- Спрашивай... - через какое-то время совсем охрипшим голосом отзывается Лузанчик. - Я им этого не прощу... - С угрозой добавляет: Терять мне нечего...
Я понимаю его - Лабух был единственным другом Лузанчика. Это мне тоже известно.
- На кого он работал в последнее время?
- А ты меня на понт не берешь, случаем? - вдруг просыпаются подозрения у Лузанчика. - Не верю я тебе, понял - нет?! - кричит он в истерике.
Я молча достаю из кармана фотографии, отснятые на мосту экспертами ЭКО, и сую под нос Лузанчику.
Он жадно рассматривает их, затем резко отворачивается и закрывает лицо руками.
- Так на кого Леха работал? - снова спрашиваю я.
- Этого я не знаю... - глухо отвечает Лузанчик. - Леха всегда был скрытным. А я нелюбопытен. Но уверен, что это штучки Додика. Собака...
- Кто такой Додик? Где живет?
- Если бы я знал...
- Тогда где можно разыскать? И как он выглядит?
- Жирная скотина метра под два ростом... - с ненавистью хрипит Лузанчик и довольно толково обрисовывает внешность Додика. - Oн часто бывает в "Дубке"
и в пивбаре "Морская волна"...
Лузанчика начинает пробирать озноб. Он ерзает по кровати, нервно потирая ладони, и часто посматривает в сторону плиты, где лежат иглы. Похоже, пришла пора впрыснуть очередную дозу отравы.
- Уходи, я все рассказал, - в конце концов умоляюще просит Лузанчик.
- Спасибо, - благодарю я и поднимаюсь. - Всего...
- Найди Додика... Это все он... Найди... - исступленно хрипит мне вслед Лузанчик.
Я киваю в ответ и стараюсь побыстрее выйти на свежий воздух. Едва уловимый запах наркотического зелья, который был так знаком мне по афганским духанам и который витал в развалюхе Лузанчика, еще долго преследует меня. Помочь бы Лузанчику, но как? Со слов уборщицы я знаю, что его принудительно лечили раза четыре. И без толку. Конченый человек...
КИЛЛЕР
Шеф встретил меня на удивление любезно. Я не видел его чуть больше месяца, но за это время он здорово похудел и осунулся, хотя и до этого был похож на трость с набалдашником в виде птичьей головы с большим клювом.
- Здравствуй, здравствуй, курортник, - шеф изобразил подобие улыбки, отчего морщины обозначились еще резче. - Наслышан, наслышан о твоих приключениях.
- О чем это вы? - безразлично поинтересовался я.
- Ну как же - любимая женщина... Это всегда приятно. В свои молодые годы я тоже был далеко не безгрешен, хе-хе... - будто не замечая моего скверного настроения, игриво продолжал шеф. - Симпатичная мордашка... - Он достал из письменного стола пачку фотографий и протянул мне. - Возьми. На память.
Я посмотрел на фотографин и от неожиданности вздрогнул: ах, сволочь, пустил по моему следу шакалов!
На снимках красовались мы с Ольгушкой.
- Спасибо, - сдержанно поблагодарил я, хотя внутри все закипело.
Шеф внимательно наблюдал за моей реакцией на "подарок".
- Но впредь прошу этого никогда не делать, - продолжал я. - Вычислю и шлепну. Будь то фотограф или "хвост", любого.
- Серьезная заявка. Верю, - благодушно согласился шеф, меня его тон насторожил.
Он встал, прошелся по кабинету, где мы расположились, и вдруг резко обернулся ко мне и зашипел, брызгая слюной:
- Пацан, желторотик! С бабой связался, мозги сразу набекрень съехали! Да тебя можно было голыми руками брать, ходил, будто слепой, на столбы натыкался.
Я тебе свою жизнь доверяю, а она у меня одна. Слышишь, одна!
Я молча, с отсутствующим лицом, смотрел в окно, где виднелись стволы столетних сосен в солнечных веснушках - мы находились на даче шефа, в сосновом бору.
- Понял ты наконец или нет?! - шеф выкрикнул эти слова прямо мне в лицо.
Я брезгливо отодвинулся-от него разило перегаром. Сегодня он явно был с глубокого похмелья, что для меня внове - шеф никогда не злоупотреблял спиртным. Что бы это могло значить?
- Надоело... Все надоело... - Полнейшее безразличие вдруг овладело мной, я ссутулился в кресле, будто
мне на плечи лег стопудовый груз. - Будь я проклятнадоело...
Шеф выпрямился и некоторое время пристально изучал мою физиономию. Затем, коротко вздохнув, сел и закурил.
- Тебе, я вижу, отдых не пошел на пользу. Только расслабил. Учтем на будущее. А пока... - Голос шефа стал жестким, неприятным, как крупный песок на зубах. - Пока есть одно дельце по твоему профилю.
Серьезное. Оно поможет тебе снова набрать форму.
Я отрицательно помотал головой:
- Нет. С меня довольно. Сыт по горло.
- Удивил... - Шеф поморщился, будто жевал лимонную дольку без сахара. Решил завязать?
- Возможно...
- Хорош гусь... - Шеф покривил свои тонкие, злые губы, - Почуял, что паленым запахло, - и в кусты?
- Просто устал... От всего устал...
- Ну тогда еще можно с тобой разговаривать... - Он открыл сейф, вмонтированный в тумбу письменного стола, достал пачку полусотенных и кинул ее на стол. - Это задаток. По окончании получишь вдвое больше.
Похоже, дело и впрямь не из легких. Такую сумму мне предложили впервые, а шеф особой щедростью не отличался. Деньги хорошие... Но я снова упрямо мотнул головой.
- Послушай... - шеф нервно пригладил седые виски. - Я не хочу что-либо от тебя скрывать. У меня сейчас серьезные осложнения и могут быть большие неприятности. Которые затронут, случись что, и тебя. Поверь, я говорю правду. Нужно выпутываться. Я все продумал, рассчитал. И очень на тебя надеюсь. Мы можем выплыть или утонуть только вместе. Другого не дано. Решай.
- Почему не Додик, почему я?
- Додик... - пренебрежительно махнул рукой шеф. - Тупоголовое быдло. А здесь нужен ум, опыт, смекалка. Ты просто незаменим.
- Кто? - Грубая лесть шефа меня не тронула, но, похоже, дело действительно дрянь, коль он так запел.
- Твои знакомые, Коберов и Заскокин.
- Ну? - удивился я, и впервые за все время моей работы на шефа поинтересовался: - Это за что же им такой приговор?
- Резонный вопрос... - бесстрастно посмотрел на меня своими серыми холодными глазами шеф. - За них мертвой хваткой вцепился угрозыск. А им кое-что известно такое...
- Откуда известно, что их "пасут"?
- У нас есть свои люди и там, - покривился в улыбке шеф. - Мы проверили. Все точно. Обложили их по всем правилам.