12
Незадолго до полудня зазвонил телефон, Делла Стрит сняла трубку:
– Да... О, да... минуточку. Я сейчас взгляну. – Она повернулась к Мейсону и сказала: – Это Сидней Хардвик из конторы «Хардвик, Карсон и Реддинг».
Мейсон утвердительно кивнул.
– Да, мистер Мейсон здесь, – сказала Делла в трубку. – Он побеседует с мистером Хардвиком. Соединяйте, пожалуйста.
Мейсон взял трубку и произнес:
– Алло, Мейсон у телефона... Здравствуйте, мистер Хардвик.
– Мистер Мейсон, – сказал Хардвик, – я оказался в довольно странной ситуации. Мне бы хотелось встретиться с вами и мистером Джеймсом Этной.
– Когда? – спросил Мейсон.
– В ближайшее время, как только вы сможете.
– Где?
– Где вам угодно. В вашем офисе, если хотите.
– До какому вопросу?
– Речь идет о неком факте, поставившем меня в затруднительное положение, и, если говорить совершенно откровенно, это может иметь как благоприятные, так и неблагоприятные последствия для вашей клиентки, Джозефины Кемптон. Я предполагаю, что вам крайне необходима информация, касающаяся миссис Кемптон, но я также крайне заинтересован, в определенной информации, которой располагаете вы.
– Как скоро вы сможете приехать? – спросил Мейсон.
– Сразу, как только мы договоримся об удобном для вас и для мистера Этны времени.
– Приезжайте сюда через пятнадцать минут, – решил Мейсон. – Этна будет у меня. – Он повесил трубку и сказал Делле Стрит: – Дозвонись до Джеймса Этны, Делла, и скажи ему, что у нас важная встреча с Хардвиком. Передай ему, чтобы он немедленно отправлялся сюда.
Делла Стрит кивнула.
– Я вернусь к тому времени, когда подойдет Этна, – сказал Мейсон и пошел по коридору в офис Пола Дрейка.
– Дрейк у себя? – спросил Мейсон сидевшую у коммутатора девушку.
– Проходите прямо к нему, мистер Мейсон, – кивнула она. – У него никого нет. Я его предупрежу, что вы идете.
– Спасибо, – сказал Мейсон, открыл дверцу в низенькой перегородке, отделявшей небольшую приемную, и по длинному коридору направился в кабинет Дрейка.
Дрейк как раз вешал телефонную трубку, когда Мейсон вошел.
– Привет, – сказал Мейсон. – Есть что-нибудь новое?
– Я копаю все глубже и глубже, – сказал Дрейк, – у меня собран огромный материал, но я его еще не проанализировал. Там большое количество самой разнообразной ерунды.
– Сидней Хардвик, бывший при жизни Бенджамина Эддикса его адвокатом, а сейчас, вероятно, осуществляющий контроль за его наследством, в данный момент направляется сюда для встречи со мной, – сообщил Мейсон. – Судя по его поведению, ему что-то известно и это что-то его чертовски беспокоит. Ты не знаешь, что бы это могло быть?
Дрейк покачал головой.
– Нет, пока не знаю. Дай мне еще два или три часа, и я, может быть, это выясню.
– Дай мне пятнадцать минут, и я наверняка это выясню, – усмехнулся Мейсон.
– Предварительная проба показывает, – сказал Дрейк, – что у Эддикса в крови было тридцать два промилле алкоголя в момент убийства. Этого было достаточно для того, чтобы он крепко заснул. Есть данные, свидетельствующие о том, что чуть раньше у него была еще большая концентрация алкоголя в крови. Я думаю, мне нет нужды разъяснять тебе, Перри, все математические выкладки, связанные с алкоголизмом, но в общих чертах могу сказать, что стадия помрачения сознания при интоксикации начинается примерно с пятнадцати промилле алкоголя в крови. При содержании алкоголя от тридцати до сорока промилле человек находится в состоянии тяжелого опьянения, то есть он пьян настолько, что не в состоянии ни передвигаться, ни соображать. Так вот у Бенджамина Эддикса было тридцать два промилле алкоголя в крови. Полиции точно известно, когда миссис Кемптон вошла в дом. Они проверили это при помощи водителя автобуса. Она действительно ехала тем самым автобусом, как и утверждала. Абсолютно точно установлено, что к этому моменту алкогольная интоксикация у Эддикса была настолько сильна, что он не мог ясно воспринимать происходящее. Вероятно, он пил как раз до того момента, когда свалился на кровать и отключился. Содержание алкоголя в крови уменьшается после всасывания в пределах от двух до четырех промилле в час.
– Что могло быть причиной такого пьяного кутежа, Пол?
– Черт возьми, откуда я знаю?
– Выяснил что-нибудь о телефонных счетах? – спросил Мейсон.
– Еще нет, но эта информация будет у меня в течение часа. Я договорился, что мне сделают копии всех телефонных счетов.
– Как тебе это удается, Пол?
– Лучше тебе не знать подробностей. Я рискую своей собственной головой. Короче говоря, они у меня будут.
– Как только получишь какую-нибудь информацию, дай мне знать. А теперь – что там с этим Аланом Блевинсом, он действительно гипнотизер?
– Я бы сказал, что не просто гипнотизер, а превосходный. Между прочим, он сомневается, что гориллу можно загипнотизировать при помощи обычных методов. То есть он утверждал, что ему удавалось погрузить гориллу в какое-то подобие гипнотического транса, но, когда он это сделал, он не смог ей ничего внушить, воздействуя на подсознание. Когда гипнотизируют человека, этого добиваются словами. Когда имеешь дело с гориллой, невозможно установить контакт между человеческим сознанием и ее. Животное просто спит. И при этом довольно непросто определить, является ли это внушенным гипнотическим сном или естественным.
– Блевинс был уволен?
– Да.
– Был предлог?
– Я выяснил, что никакой причины для этого не было. Скверную новость сообщил ему Натан Фэллон. Эддикс вообще отказался это обсуждать. Все были уволены одновременно.
– И Блевинс имел все основания ненавидеть Эддикса?
– Вполне мог иметь.
– Выясни, где он был прошлой ночью, – сказал Мейсон.
– Уже выяснил, – ответил Дрейк, – он холостяк. Жена развелась с ним два года назад. Он утверждает, что был дома, смотрел телевизор, а потом лег спать.
– Подтвердить никто не может?
– Нет, это его собственные слова, не более того. Хочешь чтобы я покопался здесь поглубже?
– Разумеется, хочу. Почему с ним развелась жена, Пол?
– Психическое насилие. Она утверждала, что он якобы все время ее гипнотизирует, пытается использовать для своих опытов, выставляет ее в нелепом виде и все такое в том же роде.
– Узнай об этом побольше, – сказал Мейсон. – Найди ее, Пол. Я хочу поговорить с ней.
Дрейк сделай у себя пометку.
– Что-нибудь еще?
– Думаю, пока все, Я пойду обратно к себе и выясню, что нужно Хардвику. Он должен вот-вот подойти.
– Да, вот еще что, – сказал Дрейк. – Блевинс рассказал мне, что он обучил Эддикса методам гипноза.
– Зачем?
– Так хотел Эддикс.
– Пол, – сказал Мейсон, – я хочу, чтобы ты все как следует проверил. Я собираюсь на этом процессе выстроить защиту, которая войдет в историю, но для начала мне нужно точно знать, что там на самом деле произошло.
– А Джозефина Кемптон не может тебе рассказать? – спросил Дрейк.
– Нет.
– Почему нет?
– Если между нами, то я думаю, что она и сама не знает.
– О, Бога ради, Перри! – воскликнул Дрейк. – Только не вздумай строить защиту на основании женских россказней: "Мы сидели там, в руках у меня был ножик, а затем, совершенно неожиданно, в глазах у меня потемнело, а когда я пришла в себя, он лежал там на кровати совершенно неподвижно, и я закричала: «Ну скажи мне что-нибудь, Бенни!»
Мейсон усмехнулся:
– Все совершенно не так, Пол, хотя так оно и есть. Выкачай из Блевинса всю информацию, какую только сможешь, найди его бывшую жену. Ну, я пошел на переговоры с Хардвиком, загляну к тебе позже.
Мейсон вернулся в свой офис.
– Джеймс Этна направляется сюда, – сообщила Делла Стрит. – Он, похоже, страшно возбужден.
Зазвонил телефон.
– Алло, – сказала Делла в трубку, выслушала ответ и повернулась к Мейсону: – А вот и мистер Этна.
– Скажи, пусть входит, – сказал Мейсон, – и передай Герти, чтобы она проводила мистера Хардвика сюда, как только он появится в конторе.
Делла Стрит повесила трубку и вышла, чтобы встретить Этну.
Этна, явно взволнованный, воскликнул, едва переступив порог кабинета:
– Мистер Мейсон, можете вы мне сказать, что, черт побери, удалось разнюхать полиции?
– Они, видимо, абсолютно уверены в том, что откопали нечто очень серьезное.
– Похоже было, – сказал Этна, – что они наверняка уверены в том, что говорят...
– Делла Стрит и я перевернули вверх дном весь офис, пытаясь найти микрофон, – усмехнулся Мейсон. – Мы подумали, что, может быть, им удалось подслушать нашу беседу с миссис Кемптон. Что там с протестом? Вы его подали?
– Нет. Я понял, что от этого не будет никакого проку.
– Вы хотите сказать, что ей предъявлено обвинение?
– Совершенно верно. Умышленное убийство. Они уже получили санкцию, и ордер на арест был оформлен по всем правилам.
– Случилось нечто такое, в результате чего они неожиданно почувствовали себя абсолютно уверенными, – заключил Мейсон.
– Конечно, это весьма необычная история, – позволил себе сделать замечание Этна.
– Да уж, это точно.
– А что вы скажете по этому поводу? – спросил Этна.
– О том, что она рассказала?
– Да.
– Я еще не думал над этим.
– Но что произойдет, когда она расскажет это суду присяжных?
– Вы хотите сказать – если она расскажет это суду присяжных?
– Но ведь рано или поздно она будет вынуждена рассказать это суду.
Мейсон усмехнулся:
– Давайте в таком случае постараемся, чтобы это лучше было поздно, Этна.
– Вы думаете, что присяжные не поверят ее рассказу?
– А вы?
– Ну в общем, – промолвил Этна, – черт побери, Мейсон, и верю, и не верю.
Мейсон продолжал улыбаться.
– Конечно, если принять во внимание тамошнюю обстановку, то рассказ звучит довольно правдоподобно. Был некий миллионер, экспериментировавший с гипнозом. Он пытался гипнотизировать горилл и, вероятно, пытался внушить им импульс к убийству человека. Совершенно естественно, что рано или поздно он мог добиться определенного успеха, и тогда было бы совершенно логично предположить, что он сам и оказался первой жертвой.
– Продолжайте, Джим, – сказал Мейсон. – Вы приводите аргументы в пользу правдивости ее рассказа. Вы пытаетесь убедить себя так, словно вы суд присяжных.
– Ну да, а почему бы и нет?
Мейсон сказал:
– Если адвокат вынужден сам себя убеждать в правдивости рассказа своего клиента, то, черт побери, самое разумное – сделать так, чтобы больше никто и никогда этого рассказа не услышал.
– Я думаю, вы правы, – проговорил Этна, через силу улыбнувшись. – Я сам еще толком не разобрался, как отношусь ко всему этому, а теперь, после ваших слов, я понял, что очень старался, хотя и безуспешно, убедить себя в правдивости этой истории, и, в общем, черт бы меня побрал, если я и сейчас знаю, как к ней относиться. Все это звучит совершенно неправдоподобно, если только не принимать во внимание обстановку, царившую в этом доме, а на ее фоне все выглядит довольно логично.
– Через несколько дней мы будем знать намного больше, Джим, – сказал Мейсон.
– Я никак не могу отделаться от мысли, что по моей вине вы втянуты во все это, – посетовал Этна.
– Все нормально, – усмехнулся Мейсон. – Я бывал и в худших переделках.
– Но все же снова возникает вопрос – почему полицейские действовали так странно? Ведь, кажется, это довольно необычно для них?
– Необычно! – воскликнул Мейсон. – Это просто уникальный случай!
Зазвонил телефон, Делла Стрит сняла трубку, кивнула Мейсону и сказала:
– Это Хардвик.
– Отложим ненадолго наше обсуждение, – обратился Мейсон к Этне. Поскольку нам придется иметь дело с Хардвиком, нужно быть уверенными в себе и выступать единым фронтом. Мы должны улыбаться и излучать оптимизм. Делла, пусть он заходит.
Делла Стрит распахнула дверь и произнесла:
– Мистер Хардвик.
Сидней Хардвик, явно чем-то очень озабоченный, сказал:
– Доброе утро, господа. Надеюсь, что я не расстроил ваши планы на сегодняшний день, мистер Мейсон, и ваши тоже, мистер Этна.
– Ну что вы, отнюдь нет, – кивнул ему Мейсон, – присаживайтесь. Чем можем быть вам полезны?
Хардвик сел, поправил очки на носу, черную резинку за ухом, потрогал слуховой аппарат и сказал: