Затрещал видеофон. На экране появилось заспанное и ошарашенное лицо директора. Левая ноздря у него почему-то дрожала. Это было странно и смешно.
— Что там у вас случилось? — спросил он, аккуратно и терпеливо откручивая пижамную пуговицу. По тому, как он спросил, Борис понял, что он уже все знает. Борис мучительно старался вспомнить, куда он дел ключ от сейсмопотенциометра.
— Чего вы молчите? — тихо спросил директор и, внезапно вспыхнув, заорал: — У вас там все полетело к чертовой бабушке, а вы молчите! Да знаете ли вы, что произошло?!
Голос его срывался на высоких нотах и по-бабьи дрожал. Борис слышал, как он тяжело, с сухим присвистом дышит. Пэтом он опять начал кричать, через каждое слово поминая черта.
И тут Борис вспомнил, что вчера положил ключ в ящик стола. Он хотел что-то сказать, но махнул рукой и, выключив аппарат, побежал к себе в комнату. Выдвинув ящик стола, он побросал на пол переплетенные отчеты, оттиски статей, пачку бумаги. Ключ нашелся довольно быстро. Он устроился между коробочкой с кнопками и логарифмической линейкой. Борис схватил его, зажал в кулаке и вдруг забыл, что собирался делать дальше.
Несколько секунд он лениво, в какой-то сонной одури, пытался сообразить, что нужно делать. Так ничего и не придумав, он вернулся в диспетчерскую.
Видеофон надрывался и дрожал, точно хотел оторваться от стенки и улететь. Борис подошел к аппарату и нажал кнопку. Яркая звезда на экране расширилась, и в лучевых пересечениях возникло лицо Володи Корешова, инженера-дозиметриста и начальника районного управления общественного порядка.
— Как это произошло? — тихо спросил он.
— Не знаю. Все случилось за какую-то секунду. От завода не осталось ничего. Совсем ничего…
— Люди были?
— Нет. Четвертая бригада контроля должна заступить в четыре часа тридцать минут. Инженер по наладке всегда приходит утром. Вот только…
— Что только?
— Я имею в виду восьмой цех. Модест Ильич любит сам проследить за сменой кадмиевых стержней…
— И ты думаешь, что он был там?!
— Нет… Не знаю. Вряд ли он придет ночью.
— Так что же, да или нет?
Борис почувствовал, что рука у него стала горячей и мокрой. Он разжал кулак и увидел ключ.
— Что ты молчишь? — спросил Корешов.
— Я думаю, был ли в тот момент на заводе Модест Ильич.
— Нечего думать! Я сейчас позвоню к нему домой. Кто-нибудь еще мог быть там в момент взрыва?
— Нет. Больше никого не могло быть.
— Хорошо хоть это… Ну ладно, я сейчас к тебе приеду.
Борис еле дождался, пока Корешов отключится, и, побежав к сейсмопотенциометру, открыл его.
Взрыв произошел в 3 часа 57 минут. Борис быстро нашел нужную линию. Но никакого зубца на кривой против нее не было. И опять ему стало как-то не по себе. На минуту даже показалось, что все это только снится. «Ну да, я сплю, — уговаривал он себя, — вчера целый день провел в бассейне и здорово устал, вот и заснул во время ночного дежурства. Сейчас проснусь, сделаю над собой усилие и проснусь».
Он подошел к огромному окну. В синеющем небе застыли побледневшие звезды. Над темной гребенчатой каймой леса ярким александритом мерцала Венера. Где-то там, далеко за лесом, только что исчез огромный химический комбинат…
Борису показалось, что он видит, как небо постепенно насыщается малиновым огнем далекого пожара. Но это, наверное, была заря. Он вернулся к экранам. Они были по-прежнему пусты. Покрытая пеплом и хлопьями земля почти не дымилась. Нигде ничего не горело.
Борис включил в диспетчерской свет. Как глаза фантастических насекомых, смотрели на него из темноты бесчисленные шкалы и стрелки приборов.
Все они стояли на нуле. Им больше нечего было показывать, они уже ни с чем не соединялись.
Борис прижался лбом к стеклу и попытался хоть что-нибудь разглядеть в лежащей под ним черной бездне. Лишь изредка на лакированном листочке кустарника проскальзывал звездный свет. Степь спала, глухая и черная.
Он знал, что сейсмические приборы зарегистрируют любое сотрясение почвы на территории завода. Неужели во время этого странного взрыва, оставившего после себя полную пустоту, не обрушились на землю трубы, не попадали стены и перекрытия? Не могли же башни, колонны, циклоны и газгольдеры сгореть в воздухе, до того как они упали? Но равнодушная сейсмограмма упрямо твердила одно и то же: «Могли».
Борис готов был допустить даже внезапный распад вещества, теоретически невозможный и беспричинный. Эта еретическая идея хоть что-то объясняла…
Подтащив к стене стремянку, он взобрался на нее и открыл щиток восьмого сектора. Бобины не вращались. Им уже не нужно было прокручивать ленты программы. Борис перемотал ленту на левую съемную бобину и вынул ее из гнезда.
Если на заводе и случались изредка непредвиденные вещи, они были так или иначе связаны с восьмым цехом. Борис мысленно перебрал в памяти все секторы комбината: органический, элементо-органический, минерального сырья, синтеза, гетерогенного катализа, высоких давлений и электрохимии.
Ни один из них не мог стать источником таких разрушений. Если только полное исчезновение можно назвать разрушением. Оставался лишь восьмой цех, где производилась нейтронная сварка полимеров и реакции горячих атомов в растворах. Если даже допустить невероятное — что там взорвался урановый реактор, — то и этим нельзя объяснить ни полное отсутствие разрушений, ни взрыв без взрывной волны. Поэтому восьмой цех тоже отпадал. Но Борис все же поставил бобину в гнездо дешифратора и прокрутил всю ленту недельной программы.
Конечно, он был прав в своих сомнениях с самого начала: это ничего не дало. Ничто не могло вызвать взрыв: ни сварка пятисот тонн титанопласта, ни синтез привитых сополимеров иридия, ни замена части графитовых блоков в котле. Вот уже семь лет все эти процессы с идеальной четкостью протекают без всякого вмешательства человека. В чем же дело? На всякий случай он просмотрел кривую регистрации излучений на территории восьмого цеха. Радиация была в пределах нормы. При таком фоне можно было даже находиться на территории в обычных костюмах защиты. Оставалось поверить в чудо. Но он не хотел, не мог называть гибель лучшего в мире химического комбината таким хорошим и волнующим словом, как «чудо».
Прозрачная, как аквариум, диспетчерская осветилась. По панелям фотонно-счетных устройств скользнули голубые лучи далеких фар. По шоссе шли машины. Штук пять или шесть. Борис спустился по крутой винтовой лестнице вниз и вышел во двор. В лицо ударил теплый и тугой ветер. Ночь дышала запахом настоенных на солнце цветов Горьковато и нежно пахла полынь. Вокруг фонаря, как завороженные, клубились мошки. С сердитым гудением стукнулась о матовый колпак мохнатая ночная бабочка. Все дышало спокойствием и миром, ласковой и грустной тишиной. Даже подумать, и то было бы кощунством, что в такую ночь может прийти беда.
Стало слышно, как шуршат по бетону протекторы и изредка потрескивает ударяющийся в крылья гравий. Головная машина сбавила скорость и свернула к башне. Борис прикрыл глаза рукой, защищаясь от яркого света.
Подъехав к самой двери, машина остановилась. Водитель выключил двигатель и погасил фары. Лишь в подфарниках переливались тревожные красные огни. Борис различил темный причудливый силуэт пожарной машины. Хлопнули дверцы. С двух сторон к нему подбежали K°-решов и незнакомый пожарник в полной амуниции, но без шлема.
— Жданов! — представился пожарник. Поздоровались.
— Садитесь быстрей — время дорого, — потянул Бориса за рукав пожарник.
— Нам некуда спешить, — ответил Борис, — все уже сгорело.
— Как так? — не понял пожарник. — Ведь после вашего вызова прошло всего девять минут! Давайте, мы еще успеем. — И он кинулся к машине.
— Погодите! — крикнул Борис ему вслед. — Я же говорю, что все сгорело!
Жданов остановился, слегка пригнулся и медленно, на пружинящих мускулах, повернулся. Вся его фигура выражала недоверие. Но, вероятно поняв, что диспетчеру нет никакого смысла его обманывать, он вернулся.
Корешов закурил сигарету. В свете фонаря дым расплылся тусклой лунной радугой.
«Неужели только девять минут?» — подумал Борис.
Корешов торопливо затянулся два раза подряд, бросил сигарету на землю и затоптал красный жгучий огонек.
— Рассказывай! — бросил он Борису и поднял воротник плаща.
— Где остальные машины? — спросил Борис пожарника и неприязненно подумал про Корешова: «Рисуется…. Шерлок Холмс!»
— Поехали к месту. А что? — ответил Жданов.
— Так… Сколько их?
— Шесть.
— И все пожарные?
— Да. А какие же еще? — В голосе пожарника послышалось удивление.
— Это хорошо, что все пожарные, — пробормотал Борис, думая о своем.
Он почему-то не решился спросить о Модесте Ильиче. Но раз нет «скорой помощи», значит, его не было на заводе…. Как бы почувствовав эту невысказанную мысль, Корешов сказал:
— Людей там не было. Я, пока мы мчались сюда, обзвонил всех. Модест Ильич уехал на рыбалку. Ловит щук жерлицами… — Он замолчал.
Борис понимал, что ему трудно спрашивать про все, что случилось. Слишком уж все это было невероятно, «Наверное, он втайне надеется, что я сошел с ума или напился», — подумал Борис.
— Ну что ж, ребята, — сказал Борис, — давайте поедем…. туда, а на обратном пути заедем в диспетчерскую. Так оно лучше будет.
Пожарник пошел к машине. Корешов похлопал Бориса по плечу и сказал:
— Ты, брат, подымись к себе и захвати плащик, а то простынешь. Мы подождем… раз спешить некуда.
Борис кивнул ему и пошел в башню.
Шоссе таяло под фарами, как черный весенний снег. В машине было тепло и уютно. Борис сидел между водителем и Корешовым и смотрел в залитое предрассветным сумраком ветровое стекло. На спидометре было 120, и машина визжала на поворотах. Краем глаза он видел, как в красном свете сигареты из серой полутьмы выплывают большой добродушный нос и полные губы Корешова. Мимо неслись лохматые контуры кустов и фосфоресцирующие дорожные указатели.
Борис коротко рассказал Корешову обо всем, что узнал и пережил в диспетчерской. Корешов слушал с напряженным вниманием, не прерывая.
Водитель, малый лет двадцати, с вьющимся, взлохмаченным чубом, не проронил ни слова. Но по тому, как во время рассказа он слишком внимательно смотрел на дорогу, Борис понял, что он весь ушел в слух.
Когда до комбината оставалось километров восемь, машина резко сбавила скорость. Людей качнуло вперед. В свете фар Борис увидел впереди поблескивающие красным лаком бока пожарной машины. За ней было еще несколько машин, вокруг которых суетились пожарники в сверкающих силотитановых шлемах.
Медленно подъехав к затору, шофер затормозил и, приоткрыв дверцу, крикнул;
— Колька! Что это тут у вас?
Молоденький пожарник только махнул рукой куда-то вперед.
Борис и Корешов вышли из кабины и пошли, куда указал Колька.
— Погодите-ка, я с вами! — сказал, догоняя их, Жданов и крикнул остальным: — А ну, давайте по машинам!
Борис понял, что он здесь старший.
Пожарники заняли свои места. Лишь у головной машины, которая почему-то стояла поперек шоссе, остались два человека. По-видимому, они поджидали Жданова.
Вскоре стала понятна причина затора. В головную «пожарку» врезался автофургон. Наверное, в последнюю минуту сработала блокировка, потому что машины почти не пострадали.
— Как это произошло? — спросил Жданов одного из пожарников — видимо, водителя головной машины.
— Странная история какая-то. — Водитель развел руками. — Едем это, значит, мы с Витей, — он указал рукой на своего соседа, — вдруг из-за поворота автофургон выскакивает. Без огней! А впереди, я знаю, еще поворот, и крутой. Я включил дальний свет: давай, мол, левее. А он не реагирует. Я тут же смекнул, что дело неладно. Обычно ведь машины без шоферов соблюдают правила движения, как автоинспекция. А тот на сигнал не реагирует и без огней. Очень мне это подозрительно показалось. Автофургон-то шел от комбината… «Странное дело, не находишь?» — это я Вите говорю. Так ведь, Витя?
Витя молча кивнул.
— Ну, долго раздумывать некогда — до фургона метров сорок. Я взял да и развернулся ему поперек пути. Но блокировка у него поздно сработала. Помял слегка.
Все подошли к автофургону. Левая фара была разбита, и немного покорежило радиатор. Корешов открыл дверцу и залез в кабину. Услышав удивленное восклицание, Борис подошел к нему.
— Действительно, чудеса! — воскликнул Корешов и, высунувшись, махнул рукой пожарникам.
— Посмотрите-ка, ребята, — сказал он, — непонятно, почему автофургон вдруг поехал. В автошофере нет перфокарты.
— Нет перфокарты? — удивился Жданов. — Как же он поехал?
— Без перфокарты не включается зажигание, — пробасил Витя.
— Автомат в самоволку подался, — сострил его приятель, — крутанул налево.
— М-да, ничего не понимаю, — согласился Корешов и задумчиво протянул: — Правда, машина не на тормозе, а по инструкции полагается, изъяв перфокарту, ставить на тормоз…
— «По инструкции»! — усмехнулся Витя. — Так то по инструкции… А кто ее так уж досконально соблюдает, инструкцию-то эту?
— Вот потому-то, что не соблюдали инструкцию, автофургон и поехал.
— Только поэтому? — с нескрываемым ехидством в один голос спросили пожарники.
Корешов засмеялся:
— Нет, не только поэтому! Но если бы машина была на тормозе, она бы не тронулась с места. А с чего она все же поехала, хоть убейте, не пойму…
— Может, в радиаторе замкнулась цепь? — спросил Жданов.
— Вряд ли, — ответил Корешов, — я эти автофургоны хорошо знаю. Радиаторы у них неразборные, штампованные. Автофургонное топливо совершенно не детонирует и никогда не вспыхивает без искры.
— Может, разрежем радиатор и посмотрим? — предложил Борис.
Корешов молчал, видимо что-то обдумывая. Потом он махнул рукой и сказал:
— Давайте отбуксируем его на обочину и поедем дальше! А на обратном пути разберемся.
На территории уже орудовали дозиметристы. Они прибыли сюда на вертолете за несколько минут до пожарников. Около проходной (к великому изумлению Бориса, бетонный забор, огораживающий комбинат, совершенно не пострадал) собралась плотная толпа людей. Они ожесточенно спорили и размахивали руками. Там был директор, главный инженер и еще кто-то из начальства. Увидев Бориса, директор молча протянул руку и сейчас же отвернулся. Может быть, ему стало стыдно за недавнюю вспышку.
Из проходной вышел высокий дозиметрист в прозрачном свинцово-силоксановом балахоне и взмахнул над головой руками. Можно было пройти на территорию. Очевидно, активности не обнаружили.
Наверное, даже водородная бомба не могла бы оставить после себя больших разрушений. До самого горизонта тянулась совершенно ройная площадка. В третьем секторе, где было двадцать семь строений, не уцелело ни. одного кирпича.
Борис шел, с трудом передвигая ноги в мелкой бурой и желтоватой пыли. От его шагов подымались тяжелые облачка. Пыль медленно оседала, как муть в аквариуме с плохо промытым песком. В бледных, сырых лучах рассвета все казалось тусклым и приглушенным.
Прежде всего Борис обратил внимание на странные буро-оранжевые кристаллики. Они показались ему очень знакомыми. Только он не мог вспомнить, как они называются. И вдруг вспомнил! Он даже вскрикнул от неожиданности.
— Да ведь это же азотный ангидрид N2O5. И как это я сразу его не узнал?! — изумился Борис.
Но тут же откуда-то из потаенных щелей просочилось сомнение. В третьем секторе занимались тонкими электрохимическими процессами. Здесь производились полупроводники с особыми свойствами. Все это не имело, ничего общего с окислением азота. Откуда же тогда взялись кристаллы ангидрида? Да еще в таком количестве!
Вокруг, сколько охватывал глаз, они тускло отсвечивали тяжелым, каким-то болезненным светом. В лужах кристаллы таяли и расплывались желтыми тяжелыми струями, как сахар в стакане чая. Борис достал из нагрудного кармана комбинезона рН-индикатор и сунул его в лужу. Там была азотная кислота. Если пойдет дождь, то весь ангидрид перейдет в раствор, и территория окажется буквально заполненной дымящейся, с резким запахом азотной кислотой.