Вначале это было нелегко. Но когда Мильч обнаружил у Епашкиной одну маленькую слабость, он безжалостно ею воспользовался. «Наши слабости — это ступеньки прогресса», — говорил он, закупая в букинистических магазинах дорогие издания дореволюционных поэтов «Ваши слабости — наша сила», — думал Мильч, перепродавая за бесценок Ольге Ивановне тонкие книжицы с ломкими страницами. И Епашкина сдалась. Она позволила Роберту укрепиться в ее помещении под сладкоголосый лепет Северянина и буйные возгласы Андрея Белого.
…Подольский окинул взглядом комнату.
— А где Ольга Ивановна?
— Изволили отбыть в командировку, — улыбаясь ответствовал Мильч, — где и пребудут до конца месяца.
— А-а.
Мильч посмотрел на него и вздохнул. Ну, ладно, решился, стало быть решился. Новый путь есть новый путь. Как правило, он хуже старого. Ну, да ладно…
— Шутки в сторону! Перед тобой, Миша, чудо.
— Знаешь, Роб, ты…
— Ну, ладно!
И Мильч начал действовать… Когда внутри ящика возник уже знакомый сияющий овал, образованный сплетением разноцветных лучей, а на стенках загорелись сложные узоры, напоминающие не то кровеносную систему, не то сложную радиосхему, он удовлетворенно сказал:
— Ну, вот.
Подольский, с восторгом и изумлением наблюдавший за происходящим, взволнованно воскликнул:
— Здорово! Что все это значит?
— Ого! Для того, чтобы это понять, — торжественно провозгласил Мильч, — нужно пройти искус посвящения! Выдержавший испытание будет удостоен высочайшей мудрости познания и сможет пить прохладную влагу Истины из рук самой Исиды, или в автомате газированной воды.
— Но все же ты мне можешь объяснить по-человечески, что все это такое?
— Дело в том, — доверительно зашептал Роберт, наклонившись к уху Подольского, — что я пригласил тебя на помощь. Я надеюсь, ты поможешь мне разобраться в этой штуке. Я сам не понимаю, что с ней происходит, почему она такая.
— Ну, хорошо, хорошо. Расскажи мне хотя бы, как это у тебя появилось.
— К беде неопытность ведет, а любопытство — тем более.
— А на каком питании он у тебя работает?
— Он? — вздрогнул Мильч.
— Ну да, этот черный ящик. Ведь это же Черный Ящик? Так?
— Пусть Черный Ящик. Работает на электричестве, там внизу подводка.
— Прямо в корпус?
— Прямо в корпус.
— И больше ничего?
— Ничегошеньки. Ты же видел, какой он был, когда я вытянул потенциометр: голые стенки — и все.
— А потенциометр зачем?
— Потенциометр, братец, бутафория. Для легализации Черного Ящика.
— И никто, кроме тебя, не знает об этой его особенности? Ты разве никому не говорил? — удивился Подольский.
— Видишь ли, я хотел сначала понять сам. Но… очевидно, у меня не хватает культуры, литературы и смекалатуры. Посему я обратился к тебе. Хочется сначала разобраться, а уж потом поднимать шум.
Михаил кивнул и приблизился вплотную к Черному Ящику. Вглядываясь в световое панно, он испытал какое-то странное чувство — смесь любопытства и благоговения.
— А ты не боишься? — спросил он Мильча.
— Техника безопасности здесь на высоте.
— Где ты его взял?
— Пусть тебя это не мучит.
— Но все же?
— Хочешь честно?
— Конечно.
— Нашел на свалке. На нашей, институтской. А потом… обнаружил это свойство иллюминации. Сломал голову, вывихнул мозги, свернул шею от многочасового недоумевающего покачивания перед Ро… перед Черным Ящиком. Теперь решил подключить к этому занятию тебя.
Безмолвно сплетались и расплетались кольца и полосы, овал внутри ящика из сиреневого становился оранжевым. Михаилу слышалась музыка, чудесная, без звуков, музыка линий и радужных цветов.
— А что, если туда сунуть что-нибудь?
— Не знаю, не пробовал, — быстро проговорил Мильч.
— Боишься?
— Нет, просто такая мысль не приходила мне в голову. Один ум — хорошо, два — лучше, и путь открыт к успехам, как говорил Швейк.
— Я попробую?..
— Что же ты хочешь сунуть?
— Ну… хотя бы руку.
— А, руку! Руку можно, я совал, ничего не изменилось, — облегченно сказал Мильч, — у меня даже голова как-то туда влетела. Потерял равновесие, и упал вперед. Ничего не случилось, только в глазах блеснуло. Оно неощутимо, как солнечный луч.
— Значит, с человеческим телом оно не взаимодействует, — сказал Михаил, растопыривая пальцы и погружая их в глубь ящика. — А с металлом, деревом, пластмассой пробовал?
Мильч покачал головой. В этот момент ящик загудел, из него посыпались искры. Подольский испуганно отдернул руку. Все стихло.
— Странно, — удивился Мильч, — у меня такого еще никогда не было. А ну, попробуй еще.
Подольский посмотрел на него и вытянул руку. Ящик снова загудел, но уже глубоко и мерно, без потрескивания. Внезапно беспомощно и бесполезно парившие в пустоте пальцы нащупали нечто вещественное. Михаил потянул к себе, поползла какая-то лента, словно сматываясь с невидимой катушки.
— Смотри! — возбужденно воскликнул Роберт. — Смотри, какая штука!
Лента очень медленно спускалась книзу, и там исчезала, точно растворялась. Сверху донизу сверкающая ослепительно белая ее поверхность была покрыта маленькими черными значками. Не веря своим глазам. Подольский всматривался в них. Он узнал их! Узнал!
— Бумагу, скорей! — крикнул он.
Роберт, оценив торжественность момента, принес несколько страниц писчей бумаги и, предупредительно сняв колпачок с авторучки, подал Михаилу. Тот начал быстро записывать.
Лента казалась бесконечной. Формулы сменялись цифрами, цифры чертежами каких-то узлов, чертежи графиками, графики снова чертежами. А Подольский, скорчившись, строчил.
Мильч молча стоял рядом. Ай да Рог изобилия! Ай да штучка! Вот какие номера ты способен откалывать. Оказывается, твоя работа зависит от человека? Я предполагал, но не очень верил. Мне ты выдавал дубликаты! И правильно делал, товарищ Рог. А впрочем, какой ты Рог? Ты и впрямь Черный Ящик. Темная лошадка. Лишнее неизвестное. Металлический Хоттабыч, вот ты кто. Я хочу понять тебя, Черный Ящик! Можешь ли ты мне открыться?
Белый лист внутри ящика исчез, на его месте медленно вращалась смешная установка, напоминающая миксер. Подольский лихорадочно зарисовывал ее.
«Как торопится, — ласково подумал Мильч. — Я раньше тоже торопился, волновался, расстраивался. Теперь не то. Успокоился, заелся. Чудо-ящик воспринимаю, как нечто само собой разумеющееся. Вот так».
В этот миг Подольский прекратил писать и устало откинулся на спинку стула.
— Что случилось? — улыбаясь, спросил Роберт.
— Ты ж видишь.
Внутри по-прежнему переливался разноцветный овал, формулы и чертежи исчезли.
— А ты еще пошуруй, может, там что-нибудь осталось, — предложил Роберт. Михаил строго взглянул на него.
— Не шути, дело серьезное.
— Боишься?
— Я боюсь?
— Да, ты.
— Ну да, боюсь, а что? А ты не боялся?
— Боялся, Мишенька, еще как боялся. Но теперь уже не боюсь. Я ни в чем не уверен, но спокоен относительно одного — ящик безопасен. Он не будет взрывать тебя, отравлять, облучать и так далее. Он как сама природа — изощрен, но не коварен. От него можно ожидать всего, кроме смерти.
— Как знать, — хмуро произнес Михаил, — все же, откуда он у тебя?
— Я же тебе сказал, с институтской свалки.
— А туда как он попал, из какой лаборатории?
Роберт пожал плечами.
— По-моему, это дело рук всевышнего.
— Или дьявола.
— Я не вижу ничего сатанинского…
Михаил долго молчал, шуршал бумагами, наконец, схватился за голову и с веселым ужасом на лице, гаркнул:
— Не может быть! Понимаешь, не может быть!..
— Один тоже пришел в зоопарк и впервые увидел жирафа. Стоит, смотрит, качает головой, говорит: «Не может быть, такого не бывает!» Целый день простоял, пока сторожа не выгнали. Так и не поверил.
— Но ты понимаешь, это решение Ортовской задачи энергетического расщепления вакуума. И приведена конструкция установки. Конструкция, понимаешь? Значит, все сложнейшие расчеты, которые мне предстояло проделать в электронном центре, уже выполнены! Но не в этом суть…
Михаил задохнулся.
— Откуда оно, черт побери, знает, что мне нужно решение такой задачи? Что это такое, Мильч? — крикнул он.
— Сэр, меня самого это несказанно удивляет, я в недоумении. Мне он формул и чертежей никогда не показывал.
— А что ты из него извлек?
— Так, — уклончиво ответил Мильч, — различные безделушки. В основном, красочные картинки вроде северного сияния, ну и… в общем, пустяки. Ничего стоящего внимания…
— Может, мне еще попробовать? — спросил Михаил.
— Трудно сказать. Попробуй. Ящик очень капризный.
Подольский осторожно сунул руку в сияющий овал, некоторое время подержал, повертел пальцами, — ящик был безмолвен и глух.
— Все, — сказал Мильч. — На сегодня баста. Обеденный перерыв. И действительно, световые лучи померкли, радужный круг распался, гудение смолко. На них смотрели гладкие стенки шкафа.
— Ты его отключил? — хрипло спросил Подольский,
— Нет.
— А как же?
— Он сам отключается.
— И включается?
— Нет, обычно он включается, когда я подвожу к нему электроток. Но здесь нет прямой зависимости.
— То есть?
— Я могу подвести к нему электричество, могу включить рубильник, а ящик будет стоять такой вот серый и немой, как сейчас. А потом вдруг загорается, сам загорается, и начинает работать. Выбросит штук, то есть нет, посветит так минут десять, двадцать и снова гаснет. Знаешь, иногда он работает без электричества. Я однажды проходил мимо и слышу: гудит. Открыл дверцу, смотрю, действительно, работает. Овал на месте и лучики по нему бегают. Все как надо.
— Ах, черт! Как же это так?
— Да вот так, брат. Я же тебе сказал, что перед тобой чудо. Возможно, у него неизвестная нам особая система аккумуляции энергии. Мало ли что в нем может быть. Одно слово — Черный Ящик.
Они снова замолчали, на этот раз надолго.
— Ну вот что, — сказал, наконец, Михаил, — мы сами в этом не разберемся. Нужно привлекать академическую общественность. Пусть посмотрят специалисты. Пусть изучают, пусть, наконец, создают вокруг него целый институт. Это же действительно чудо! Может, его к нам подбросили из других галактик? Может, это визитная карточка внеземных цивилизаций?
Мильчевский сидел, опустив голову.
Разоткровенничался, старый дурак! Ну и что? Сейчас они распилят твой Рог изобилия и разложат его по полочкам. Аналитики-классификаторы… Все бы вам анализировать! Ну, попалось в руки чудо, почему бы самим не пользоваться, почему бы не разрешить другим подоить божью коровку? Эх вы, ученые!
Роберт ощутил прилив злого вдохновения. Он посмотрел на Подольского, как сапсан на суслика.
— Может быть, это и есть та самая машина времени, заброшенная к нам из будущего? — разглагольствовал Михаил. — Осуществилась мечта фантастов, поэтов, ученых. В несколько неожиданном плане, правда… Не мы отправились в будущее, а будущее пришло к нам в виде этой замечательной машины! Это же здорово! Об этом надо кричать, нужно трубить во все трубы, созвать конгресс…
— Погоди, — перебил его Мильчевский, — погоди и помолчи. Отставить литавры!
Подольский осекся. Он никогда не видел Роберта в подавленном состоянии. Даже не верилось, что этот бодрячок и оптимист может быть таким несчастным.
— Я должен рассказать тебе все, — медленно выговаривая слова, начал Мильч, — я не хотел об этом говорить, чтобы не пугать тебя, но раз ты уж завел речь о разглашении, то… Надо, чтоб ты знал. Это не простая штука, очень не простая. Когда я вначале сказал себе, что она безопасна для людей, это была правда. Черный Ящик не взрывается, не излучает смертоносных потоков неизвестных частиц, он химически безопасен и биологически не активен. Но есть какая-то связь… Понимаешь?
— Не понимаю, — растерянно прошептал Михаил. Он смотрел на бледное лицо Роберта и чувствовал себя неловко, напряженно.
— Есть связь между теми, кто знает о Черном Ящике, и самим ящиком, — Роберт говорил деланно спокойным тоном, — и я свидетель тому, что такая связь может стать смертельно опасной для человека. Поскольку ты уже причастен к этому делу, я тебе расскажу всю правду…
Он передохнул, а Михаил подумал: «Чертовщина какая-то! Вот луч солнца на стекле, вот чернильница, а вот журнал опытов и на нем фамилия Епашкиной обведена красным карандашом, — и тут же этот иррациональный Черный Ящик…»
— …Я наврал тебе, будто нашел его случайно на свалке, — продолжал Мильчевский, — сначала я о нем узнал от Асторянова, который научил меня обращению с ним и рассказал одну загадочную историю. Я, правда, долго не верил, пока не убедился кое в чем своими глазами.
— Асторянов умер в прошлом году, еще до моего поступления в институт? — спросил Михаил. — Я читал кое-какие его работы.
— Да, — кивнул Мильч, — слушай. Оказывается, Черный Ящик, или Рог изобилия, как его называл Асторянов за то, что из него, как из рога, сыпались всякие штучки-мучки, уже давно находится в нашем институте. Как он попал сюда, неизвестно. Кажется, после войны или в конце ее завезли его сюда со всяким репарационным оборудованием. Как видишь, ведет он себя произвольно. В некоторый день и в некоторый час ящик проявил себя, и кто-то им заинтересовался. Наверное, это был неглупый человек. Он рассказал о находке доверенным лицам или даже одному доверенному лицу, но и этого было вполне достаточно. От одного ко второму, от второго к третьему. И пошло, и потянулось…
— Так что же!? Почему же…
— Они все умерли.
— Врешь!
Михаил улыбнулся.
— Точно тебе говорю! Не ерепенься! Асторянов мне рассказывал, что он проанализировал ход событий и пришел к страшному выводу. Смерть обладателя Черного Ящика наступала в тот момент, когда он пытался разгласить секреты этой таинственной машины.
— Вот как, — опять недоверчиво усмехнулся Михаил, рассматривая говорившего. — Это пахнет липой.
— Представь себе, что я подумал точно так же, когда Асторянов начал свою беседу со мной заклинанием, чтобы я никому ни слова не говорил, даже не намекал на существование этой страшной машины. Дело было так. Аврак Кульбетович давно работал в нашей лаборатории, я его хорошо знал, приходилось даже выпивать вместе, и неоднократно, одним словом, товарищеский шараш-монтаж. Он мне не начальник, я ему не подчиненный, все хорошо, общий привет. Потом я заметил, что он ко мне присматривается. Расспрашивает о семье (а какая у меня семья!), о родителях (отец убит), одним словом, что-то выведывает. Я насторожился. Думаю, что это еще за милые штучки? Однажды у нас пошел откровенный разговор, и он сказал, что хочет поделиться со мной важной тайной. Почему именно со мной? Ну, вроде того, что мне нечего терять. Ни семьи, ни особых обязательств. Потом я поразмыслил, что Аврак оценил меня как никчемный элемент. Не очень лестно, зато правдиво. Да…
— Так что же? — зевая спросил Михаил.
— И поведал он мне тайну Черного Ящика, или Рога изобилия, как хочешь, так и называй. — Мильч, видимо, успокоился. Бледность сменилась румянцем, глаза погасли, с трагического срывающегося шепота он перешел на ленивый скептический говорок. — У этой тайны два конца, один в прошлом, другой в настоящем. Концы завязаны в узел, в центре которого Асторянов. Что было до него? К сожалению, я мог судить об этом только с его слов. Здесь одни неизвестные, но я верю Авраку Кульбетовичу. Он сказал мне, что есть вот такой чудесный ящик, обладающий удивительными свойствами. Не ящик, а бог какой-то. Все может… Асторянов выяснил, что каждый человек, находящийся в контакте с Рогом изобилия, обречен на смерть при первой попытке разглашения тайны.
— За кого ты меня принимаешь? — Михаилу стал уже надоедать весь этот горячечный бред.
— Чаще всего человек погибает от несчастного стечения обстоятельств. Все как будто вполне естественно. Болезнь плюс еще что-то. Воспаление легких, и кто-то забывает на ночь закрыть форточку и т. д. и т. п. Асторянов говорил, что до него погибло трое, с ним и Ортом — будет пятеро.
— С Ортом?! При чем тут Орт?! — Михаил вскочил с места.