– А граф Александр Матвеевич находится с князем в дальнем родстве...
– Вот как? Этого я и не знал! – вскинул Кутузов левую бровь.
– И вот светлейший князь посылает к государыне своего адъютанта, которому вручается некая картина для показа ее величеству. По предварительному уговору оценка картины и будет мнением о достоинствах самого Александра Матвеевича. Первое впечатление не было благоприятным. Оглядев поручика, императрица изволила молвить: «Рисунок недурен, да колорит плох...»
– Тут-то, очевидно, и заработали тихие друзья светлейшего – Марья Саввична Перекусихина и Захар Константинович Зотов, – догадливо вставил Кутузов.
– Так, дядюшка! Александр Матвеевич благополучно прошел обычные испытания и утвердился фаворитом...
– И скажу искренне, выбор на сей раз очень недурен. Мамонов умен, добр, скромен, отменен по воспитанию и манерам, – медленно проговорил Кутузов.
– А уж как ко мне привязан! – с беспечной живостью воскликнул Рибопьер. – Как-то признался, что жить без меня не может. «Ни с кем не могу говорить так открыто, как с тобой!..» Но что же мы все о графе? Расскажите лучше, дядюшка, о себе, о своих успехах...
– Что успехи, когда нет бранного дела! – отмахнулся Михаил Илларионович. – Ты лучше посмотри-ка, брат, что за лошадь мне удалось купить. Ты-то ведь знаешь в этом толк!
– Конечно, отбита у кочевников?
– Угадал! Но возила на себе какого-нибудь султана. У казака взял, и задешево. Почти что даром. Не лошадь – целое состояние. Пойдем, штабные конюшни моего корпуса в двух шагах...
Ах, какая лошадь ожидала их в длинном деревянном сарае, куда струйками проникал солнечный свет! Золотисто-гнедая, сухая, плотная; маленькая, изящная головка со слегка вогнутой переносицей; шея – лебединая и, как выражаются знатоки, «с зарезом»; уши острые, глаза навыкате. Лошадь перебирала тонкими, в чулках ногами и недовольно косила лиловым глазом на вошедших. Кожа ее нервно вздрагивала.
– Арабская! Настоящая кохлани! – объяснил Михаил Илларионович.
Он в восхищении приседал, требуя от Рибопьера поглядеть линию живота, сухожилия ног, причмокивал, даже всплеснул руками почти в детском восторге. Но едва прикоснулся, чтобы погладить, как она оскалила зубы и взбрыкнула, норовя повернуться задом.
– Гляди, гляди! – в восторге указал Кутузов. – Оскал такой, что в ноздрю хоть кулак суй!..
– Хороша, слов нет, – согласился Рибопьер. – Но ведь совсем дикарка. Какова она в выездке?
– По настроению, – сознался Михаил Илларионович. – Честно сказать, чрезвычайно капризна. Верно, секрет обращения с ней ведом только прежнему ее хозяину. Ну, да не будь я настоящий лошадник, если ее не приручу...
Они вышли в просторный двор. Конюхи скребницами чистили офицерских лошадей, мыли их, весело переругиваясь, и напоминали обыкновенных мужиков, собирающихся в поле. Кутузову внезапно показалось, что затянувшаяся мирная пора будет продолжаться вечно, что в этот погожий майский день, пахнущий нагретой землей, травой, лошадьми, нельзя даже и думать о штыковых атаках, залповых выстрелах, о бранном деле. Но мысль эта, словно майское облачко, промелькнула и истаяла в сознании.
Михаил Илларионович обернулся к Рибопьеру:
– Ну, а коли война? Будешь сидеть по-прежнему в Петербурге? Ты же офицер!..
– Не знаю, дядюшка... – Рибопьер потупился. – Александр Матвеевич меня ни на шаг от себя не отпускает. Да и для князя Григория Александровича, говорит он, будет лучше, если я останусь в Питере...
– А-а... Так князь, конечно, боится влияния на Мамонова врагов своих – Завадовского, Безбородко и Александра Романовича Воронцова?
– Вот именно! И пока я рядом с Александром Матвеевичем, князь может быть спокоен. Государыня почасту вызывает меня к себе и советуется со мной. А мой маленький Саша стал любимой игрушкой ее величества...
– Сколько ему лет?
– Шестой год. Резвый и веселый мальчонка. Он у нее совершенно как дома. В прошлом году государыня пожаловала Сашу офицером в конную гвардию... Я же истинно хожу у нее в советчиках. Недавно изволила говорить о воспитателе для любимого внука – великого князя Александра Павловича. Я присоветовал ей друга моей юности Лагарпа. Это подлинно наставник!..
– Да, ее величество обладает необыкновенным даром понимания людей. Это видно даже в выборе собеседников, – сказал Кутузов. – Только теперь и ей ох как нелегко! Предстоит решать задачи посложнее, чем укрощение моего скакуна...
4
За непрестанными празднествами, куртагами и карточными и бильярдными играми Екатерина II в мыслях была далеко: ей сообщили, что граф Фалькенштейн уже выехал навстречу.
Свидание состоялось 7 мая, у городка Кайдаки. Русская императрица и австрийский монарх вышли из своих карет на довольно далеком расстоянии, чтобы выразить взаимное уважение друг другу. В Кайдаках состоялась и первая беседа, без свидетелей. Важно было убедить Иосифа II в необходимости совместной борьбы против Оттоманской Порты, в то время как римского императора более заботила угроза со стороны Пруссии. Однако ум и обаяние русской государыни взяли верх над нерешительностью австрийского монарха. Когда позднее, к ужину, были приглашены старые царедворцы – Василий Иванович Левашов и князь Волконский, Екатерина сказала им вполголоса о графе Фалькенштейне:
– Он уже в моем рукаве!..
Участие Австрии в возможной войне с турками, польский вопрос – все было решено так, как она того хотела. А о близости войны говорило многое: около Киева была собрана армия под командованием Румянцева-Задунайского, у Херсона – корпус под началом князя Потемкина; кроме того, до шестидесяти тысяч войск расположились небольшими отрядами на пути следования императрицы. Многозначительными были и надписи на триумфальных арках. В Кременчуге: «Возродительница сих стран»; в Херсоне: «Путь в Константинополь».
В Крыму государыня со свитой любовалась новым черноморским флотом и поднялась на борт корабля «Слава Екатерины», в то время как Иосиф II с графом Кобенцлем и принцем де Линем на шлюпке ездил для обозрения нового 50-пушечного фрегата «Святой Андрей». Потом из специальных покоев Екатерина наблюдала, как бомбардирский корабль «Страшный» с пятого выстрела зажег специально выстроенный в трехстах саженях городок. В числе представленных ей Потемкиным морских командиров был уже прославившийся своим искусством капитан 1-го ранга Ушаков.
Принцу Нассау-Зигену и де Линю, в качестве знатоков, было разрешено осмотреть сильную турецкую крепость Очаков, поставленную на мысе между лиманом Днепра и Черным морем, как раз напротив Кинбурнской косы. Турки перегородили лиман десятью своими военными кораблями, словно бы для того, чтобы воспрепятствовать войти в Кинбурн, если бы русская императрица пожелала плыть туда водой. Для мирного времени это было уже неприличной демонстрацией силы.
Путешественники набросали на бумаге расположение кораблей, и по возвращении Нассау-Зиген предложил Екатерине свои услуги, чтобы избавить ее от этого флота. Императрица улыбнулась и щелчком сбросила бумажку на пол.
«Я смотрю на это как на предвестие скорой войны», – сказал себе де Линь. Его предсказание сбылось быстрее, чем он думал. Не прошло и трех месяцев, как этот самый турецкий флот в тех же водах Днепра напал на русский фрегат «Скорый»...
5
В полдень 7 июня 1787 года Екатерина II торжественно въехала в Полтаву.
Полтава! Священное для каждого русского место. Здесь 27 июня 1709 года Петр Великий сокрушил войско шведского короля Карла XII и тем решительно склонил в свою пользу долгую Северную войну. Эта славная виктория воспевалась и поэтами, и безвестными сказителями, и народными песнями.
Еще были видны остатки шести редутов, построенных перед Полтавской баталией по приказу Петра, а посреди равнины возвышался внушительный курган, прозванный в народе Шведской могилой. И русские и шведы погребены в нем были вместе. Курган, как рассказывали старики, был еще выше, но за прошедшие без малого шесть десятков лет уменьшился от нетления великого множества находившихся в нем тел. Четыре тропинки вели на вершину Шведской могилы, а маленький деревянный столб у основания кургана служил ему скромным памятником.
Отсюда Екатерина II со свитой наблюдала за маневрами, во время которых были воссозданы эпизоды знаменитой битвы.
Государыня могла воочию убедиться в благодетельности реформы Потемкина, который переменил неудобную одежду русских воинов. Светлейший князь велел отрезать косы, бросить пудру; одел солдат в куртку, удобные шаровары, дал легкую, красивую каску. По его приказу полки беспрестанно передвигались с одного места на другое, чтобы в мирное время не приучиться к неге.
Среди своих командиров Потемкин давно уже выделил Кутузова, по праву оценив разносторонность его знаний. Михаил Илларионович прошел к этой поре огромную школу: овладел в юности инженерной наукой и глубоко постиг искусство артиллериста, а затем, под начальствованием светлейшего князя, участвовал в создании новой для русской армии легкой конницы, командуя последовательно Луганским, Полтавским и Мариупольским пикинерными полками. Теперь, в звании командира Бугского егерского корпуса, Кутузов мог оценить возможности легкой пехоты. Его опыт лег в основу инструкции для егерей, которая положила начало новой тактике рассыпного строя в русской армии.
Екатерина II с неженской взыскательностью и пониманием дела следила за состоянием русской армии. Когда она пожелала ознакомиться с боевой подготовкой пехоты, князь Григорий Александрович указал ей на Бугский егерский корпус. Один из батальонов егерей под начальством самого Кутузова продемонстрировал перед императрицей и ее свитой ряд экзерциций, приближенных к обстановке подлинного сражения. Находившийся в свите царицы Франсиско Миранда, участник войны за независимость Соединенных Штатов Америки и борец за свободу Кубы и Венесуэлы, нашел, что лучше солдат не бывает, а генерал Кутузов необыкновенно сведущ в военном деле.
Затем высокие гости присутствовали на репетиции Полтавского сражения. Пока войска совершали перестроения, Екатерина II, превосходно знавшая русскую историю, напомнила де Линю и Кобенцлю некоторые подробности баталии, а также знаменитый приказ Петра: «Воины! се пришел час, который всего отечества судьбу положил на руках ваших, и вы должны помышлять, что сражаетесь не за Петра, но за государство, Петру врученное, за род свой, за отечество, за нашу православную веру и церковь».
– В этой битве, – рассказывала императрица, – Петр Великий подвергал себя страшной опасности. Он все время находился в огне, среди пуль. Одна из них попала в седло его лошади. Другая прострелила шляпу. А третья угодила ему в самую грудь. Царя спас большой медный крест, который висел у него на шее... Это был великий государь! Вы знаете, господа, я всегда держу перед собой на письменном столике портрет Петра Первого. И когда задумываю что-либо, то спрашиваю, как бы он поступил на моем месте...
Между тем войска разделились, образовав две противоборствующие группы. С громовым «ура», в клубах порохового дыма и поднятой пыли, они надвинулись друг на друга. Закипел яростный штыковой бой, который с высоты Шведской могилы казался всамделишным. Впрочем, он и не был только бутафорским: несколько десятков солдат в пылу схватки получили колотые ранения.
Напор полков, изображавших русскую армию, все усиливался, и вот уже «шведы» показали тыл. Миг – и на поле появились легкоконные войска, которые под командованием Кутузова изображали преследование отступающей шведской армии. Пикинеры и гусары летели через ручьи и рвы, отрезая бегущую пехоту.
Лишь золотисто-гнедая лошадь командира с трудом повиновалась руке хозяина. Она вставала на дыбы, храпела, меняла галоп на аллюр, пытаясь сбросить всадника. Моментами стоявшим на кургане казалось, что вот-вот она появится из пороховой мглы одна, чтобы унестись прочь, в дикую степь.
Но вот Кутузов почувствовал, как дикое животное сдалось, подчиняясь его воле. Он дал шпоры и со вскинутой саблей понесся впереди лавы. Гул нескольких тысяч копыт зазвучал над полтавским полем.
После примерной баталии Михаил Илларионович был принят государыней.
– Благодарю вас, генерал! – сказала Екатерина. – Отсель вы у меня считаетесь между лучшими военачальниками и в числе отличнейших генералов. Но я запрещаю вам ездить на лошади, на которой я вас видела. Я вам не прощу, если вы будете ею ушиблены. Я сама подарю вам лошадь. – Она приблизилась к Кутузову и добавила тихо: – Лошадь эта, право, умнее иных моих придворных. – И снова повысила голос: – На сей лошади вы, генерал, совершите свои подвиги, в громкости которых не сомневаюсь!..
Глава втораяОЧАКОВСКАЯ ПУЛЯ
1
Отдельный корпус генерал-майора Голенищева-Кутузова переправлялся на паромах через Буг, медленно двигаясь к Очакову.
Всю осень и зиму корпус стоял на речных кордонах, следя за редкими летучими отрядами турок, которые появлялись в безлюдной очаковской степи, терявшейся в бескрайних просторах за Бугом.
Теперь уже вошло в свои права лето. Низкие заболоченные берега, обилие плавней, заросших камышом, степные просторы. Изредка плеснет в волне щука, и одиноко зависнет в бледно-голубом небе коршун. Обманчивая тишина.
В долгом стоянии у гавани Глубокой ранним июньским утром Михаил Илларионович слышал гулкие пушечные выстрелы между Очаковом и Кинбурном, где располагался отряд Суворова. Отсюда, от выступающего в днепровский лиман Семенова Рога, хорошо видны были и паруса гребной флотилии принца Нассау-Зигена, и эскадры храброго американского авантюриста на русской службе контр-адмирала Джонса; корабли и галеры запирали устье Буга и крепость Святого Станислава.
Прошел почти год с того дня, как Турция, подстрекаемая Англией, Францией и Пруссией, объявила войну Австрии и России. Оттоманская Порта рассчитывала на то, что охвативший многие русские губернии голод и мятежи, вспыхнувшие в Римской империи, помогут ей одержать быстрые военные успехи. Посол в Константинополе Булгаков был закован в цепи и брошен в Семибашенный замок.
Однако надежды султана Абдул-Гамида и великого визиря на легкие победы не оправдались. От перебежчиков-запорожцев Кутузов знал, с какой неохотой идут на войну с русскими турки, которые еще помнили грозные уроки первой кампании. Тогда все было по-другому, и турки были настолько воспалены будущими успехами, что даже старики при костылях и с одними пистолетами бежали воевать с неверными, чтобы поскорее прибрать их, как кур на гнезде. Иные запасались даже веревками, чтобы, перевязав русских заживо, привести их в качестве невольников. Не то теперь! Теперь даже янычары, которых переписывали для призыва в армию, наученные горьким опытом, тихонько покидали свои дома и семьи, чтобы только не идти в поход против русских...
– Вот какая перемена в турках произошла... – усмехался, слушая рассказы запорожцев, Михаил Илларионович.
И в самом деле, истекший 1787 год не принес Блистательной Порте никаких успехов. Турки дважды пытались захватить Кинбурн и оба раза были отброшены усилиями Суворова. При первой попытке был взорван один из их 84-пушечных кораблей; во второй, более серьезной, высадка пятитысячного десанта закончилась почти поголовным его истреблением.
Теперь Порта решилась предпринять более энергичные усилия, чтобы завладеть Кинбурном, Херсоном и Крымом. Положение осложнилось тем, что шведский король Густав III в июне 1788 года приказал своим войскам вступить в пределы России; в тот же день была подвергнута бомбардировке крепость Нейшлот. Приходилось отражать нападения неприятелей и на севере, и на юге империи.