И в какой-то момент — на восьмом или девятом часу бесцельных аракеловских блужданий по кругам Галапагосского рифта — он столкнулся с самым кошмарным порождением этого мира.
Сперва Аракелов лишь уловил латералью какое-то неявное, смутное движение. Он еще не мог понять, что это такое, но инстинктивно насторожился… К нему медленно приближалось нечто незнакомое и загадочное.
Аракелов выключил движок скутера и замер, стараясь ничем не выдать своего присутствия. Это была не только осторожность наблюдателя, но и разумное опасение потенциальной жертвы: на многие годы запомнилась Аракелову первая встреча с кархародоном, тридцатиметровой пелагической акулой, считавшейся и ископаемой до тех пор, пока Кейт Уиллис нос к носу не столкнулась с ней подле Реюньона в девяносто шестом… Аракелов в тот раз уцелел лишь чудом, и это на всю жизнь научило его осторожности. И потому сейчас он бездвижно висел в нескольких метрах над дном, готовый в любую секунду врубить двигатель скутера и улепетывать на форсаже, хотя не было ни малейшей уверенности, что скорости аппарата хватит…
Существо медленно приближалось и, наконец, Аракелов увидел: Левиафан!
Больше всего он напоминал крокодила — гигантского, фантастического крокодила не меньше двадцати метров длиной. Но дело было не только в размерах. Чем-то древним дохнуло на Аракелова, и он замер, не думая ни об опасности, ни о научной классификации, — он просто зачарованно смотрел, как существо медленно, величественно и грозно проплывало мимо. Огромная, в два аракеловских роста голова, крутолобая, с гигантской зубастой пастью, сидела на длинной шее; крокодилье туловище увенчивалось зубчатым тритоньим гребнем; мощные ласты не утратили еще первоначального сходства с лапами; широкий хвост шевелился едва-едва, но от этих почти незаметных движений распространялась по воде такая волна, что аракеловская латераль отзывалась на нее чуть ли не болью. Упругая, толстая кожа чудовища была коричневой — более темной на спине и боках и светлее внизу, на тяжело отвисшем брюхе, а с шеи свисала, развеваясь во встречном потоке, длинная красная грива…
Левиафан!
Чтобы описать его, нужен был Босх. Аракелов просто смотрел ему вслед, а в памяти, словно с пущенной кольцом пленки, звучали две строки из читанного когда-то стихотворения:
Мчатся мои красногривые кони,
И на мир опускается страх.
Аракелов смотрел, твердя про себя эти строки, как заклинание, пока монстр совсем не исчез.
И вот сейчас, уверенно ведя свой «кархародон» на северо-северо-запад вдоль края долины, Аракелов вновь и вновь возвращался к мысли — не будь этой восьмилетней давности встречи, и не было бы сегодняшней безуспешной спасательной операции. Нужды бы не было в теперешней погоне — справедливом, но запоздалом, как всегда, походе Фортинбраса. И не было бы того, за кем неутомимо и неумолимо следовал сейчас Аракелов…
Не было бы Душмана.
2
Ну вот, сказал себе Клайд Лайон, теперь можно и отдохнуть. Да и что ему оставалось, кроме отдыха, суток на трое, если не четверо. Покуда улягутс страсти и можно будет спокойно уйти.
Он критически оглядел плоды своих трудов. На столике — здоровенный термос с кофе, тарелка с сандвичами и стопка видеокассет. Здорово, что на этот раз он догадался прихватить их с собой. А то дохни тут с тоски, как в прежние отсидки… Все одиннадцать серий «Заклинателей праха»! А?! Это ж полная Ривьера! Одиннадцать серий, двадцать два часа, а смотреть такое и не по разу можно! Ну и отоспаться не худо. Тоже Ривьера. Последние дни ему это не слишком-то удавалось…
После третьей серии недосып стал чувствоваться всерьез — невзирая на крепкий кофе. Что ж, можно и на боковую.
Клайд выключил телевизор, еще несколько секунд смотрел, как гаснет в центре экрана крохотный, яркий квадратик, потом резким движением поднялс (легкое складное кресло пронзительно взвизгнуло), сходил на камбуз, где вымыл и поставил в сушилку посуду, — аккуратность всегда была его пунктиком, — и направился к облюбованной на эту ночь спальне. Если верить пожелтелой карточке, вставленной в пластиковый кармашек на двери, раньше здесь жил оператор донных работ. Каютка была маленькая, как и все помещения станции, кроме пультовой и салона. Все убранство ее заключалось в письменном столе (весьма скромном), двух табуретах, стенном шкафу и нешироком диванчике, на ночь превращавшемся, однако, во внушительную — больше половины каюты — тахту. Клайд чувствовал себя на таком ложе на редкость неуютно. И о чем только думали эти идиоты-проектировщики?..
Клайд предполагал уснуть сразу же, как ляжет, но не тут-то было. В голову лезли какой-то несусветной мешаниной впечатления последних двух дней, с тех пор, как «Тигровая Лилия», мягко опущенная на воду мощной лапой судового крана, равномерно закачалась у подветренного борта «Оушн Свайна».
Тогда предстоящий вояж казался Клайду просто очередной вылазкой в Галапагосские оазисы, дерзкой охотничьей экспедицией, каких на его счету было уже немало. Сколько, кстати? Ну-ка посчитаем… Да, двенадцать. Двенадцать за три года. Эта должна была стать тринадцатой. Так вот оно в чем дело! И как он раньше не сообразил!
Но не сообразил. И спокойно повел свою «Тигровую Лилию» к склонам рифтовых гор, до которых оставалось миль тридцать-сорок: ближе подходить не стоило, это могло бы навести на ненужные размышления вездесущих архангелов из Океанского Патруля. Он знал, что стоило рубке «Лилии» исчезнуть под поверхностью, как «Оушн Свайн» самым невинным образом продолжил путь. Получасовая задержка со стороны выглядела совершенно естественно, ее можно было бы, случись что, объяснить как угодно, хоть учебной шлюпочной тревогой, например… И лишь после того, как он передаст по гидроакустике совершенно безобидный сигнал — три фрагмента подлинной кашалотовой песни, только смонтированные с должными паузами и в должном порядке, «Оушн Свайн» устремится к той точке, где сможет вновь, не привлекая ничьего внимания, поднять на борт «Лилию» и волочащуюся за ней на крученых пентауретановых тросах сеть с драгоценным грузом.
Поистине драгоценным — на этот раз добыча должна была принести Клайду шестьдесят три тысячи. Расщедрился-таки старый лис Роулинстон: ведь если приплюсовать сюда расходы на аренду «Оушн Свайна» да все остальные накладные расходы, сумма получается ого-го какая! Только это его забота. Он свое вернет. Сторицей. А вот Клайду без этих денег сейчас не вывернуться. И долги поджимают, и расходы светят… И на тебе! Влопался!
А ведь сперва все шло точнехонько по плану. Клайд тишком подобрался к ущелью, которым можно было проникнуть в рифтовую долину без риска быть засеченным цепочкой гидрофонов, установленных по периметру заповедника. Стены ущелья многократно отражали и в конце концов гасили шум двигателей — обстоятельство, проектировщикам оставшееся неведомым. Клайд пронюхал это во время своей третьей вылазки в заповедник и с тех пор всегда шел этой дорожкой, не рискуя попасться. Так же, как не рисковал он, отсиживаясь сейчас здесь. Вот что значит детально изучить театр действий!
В ущелье он установил сети — все чин чином. Потом потихоньку углубилс в оазисы. Это было самым трудным — нащупать гада морского, подманить; а манок у Клайда отменный, он такую песенку этих гадов в свое время записал — пальчики оближешь! На эту песенку они летят, что твои мотыльки на лампочку…
Так и шастал Клайд по долине короткими галсами, временами врубая на всю катушку призывную песенку… Он и сам толком не знал, любовная ли это серенада, просьба ли о помощи или предложение поделиться добычей. Главное — на нее клевали. Но на этот раз ему не везло.
Настолько не везло, что в один прекрасный момент он обнаружил субмарину Патруля, которая уверенно села ему на хвост. Фу ты черт! И что понадобилось этому психованному архангелу в самом центре оазисов? Ему же положено периметр барражировать! Впрочем, тут было не до размышлений.
«Лилия», конечно, молодчина. На вид она, может, и понеуклюжей, чем субмарины Патруля, но в скорости и маневренности им не уступит. Клайд стал отрываться. Но архангел попался упрямый. Они гонялись часов семь или восемь — с точного счета времени Клайд, грешным делом, сбился, стараясь догадаться, вызвал патрульный подмогу или нет. Если вызвал, если насядут на Клайда со всех сторон, то никуда не денешься, всплывай да задирай лапки. Но архангел явно хотел взять его в одиночку. То есть под водой-то, разумеется, его не возьмешь, зато можно выследить, а там рано или поздно всплывать все равно придется. Или убежище свое показать. Что ничуть не лучше. Тут уж бери его голыми руками. «Лилия» все-таки не крейсер, отстреливаться не из чего. Да и не стал бы Клайд отстреливаться: одно дело этих гадов из-под носу у Патруля тягать, а другое — грех на душу брать. Нет, это никак. Нельзя это…
В конце концов Клайда осенило. Он даже специально подпустил патрульного поближе, а потом стал уходить к ущелью, наращивая ход до предела, самого что ни на есть предельного предела; теперь только ты, старушка, не выдай, не подведи, я потом тебе отслужу, я уж тебя всю по винтику переберу, ты у меня на пять лет помолодеешь… И «Лилия» не подвела. Клайд буквально на хвосте втащил патрульного в ущелье, оба они выжимали из машин по четырнадцать узлов — близко к рекорду, жаль даже, что никто не видит! Первое колено, второе, теперь отрезок прямой — около полумили… Ну давай! Клайд до хруста вывернул рули глубины и опорожнил носовой бункер аварийного балласта. Если задумка выгорит, дотопать можно будет и так, динамически уравновешивая дифферент рулями… Только бы архангел чертов не разгадал его маневра! Стоп! Ведь на его субмарине аварийного балласта нет! Все. Пронесло, значит.
Клайд еще уводил свою «Лилию» вверх, помалу выравнивая аппарат, когда внизу, под ним, субмарина Океанского Патруля, проскочив метров на триста вперед, запуталась в поставленных Клайдом сетях. Пентауретановые тросы намотались на винт, так что теперь архангел был обезврежен. Если повезет, он всплывет, продув цистерны: может, расчалки ловушки и не выдержат такой нагрузки. А выдержат — что ж, никто не мешает позвать на помощь. Вытащат его, втык дадут — и правильно, не лезь, дурак, один в такое дело. Славы, видишь ли, захотелось — как же, в одиночку Душмана взял. Взял один такой! Посиди, посиди, красавчик… Вот только сетей жалко. Их конструкцию разработали Клайду ребята из Океанографического института в Ла-Джолле, а заказывать ловушку по их чертежам пришлось в Турку, и это встало Клайду ни много ни мало в двадцать тысяч — как раз весь аванс, полученный под первого гада… Теперь с ними пришлось попрощаться.
Потом Клайд тащился к своему убежищу. Именно тащился, потому что без носового балласта идти — это сплошной цирк и высший пилотаж. Но дополз-таки на четырех узлах, а теперь предстояло отсиживаться, потому что здесь его, конечно, не найдут, в голову никому не придет искать здесь, но попробуй только высунься — и все гидрофоны этой части Тихого океана начнут засекать моторы «Лилии». И будьте уверены, засекут. И может, придетс проторчать здесь не четверо, а все семь суток, чтобы там поуспокоились. Да хоть десять! Тут тепло, светло и не каплет. И одиннадцать серий «Заклинателей праха». И выспаться можно.
Одна беда — не спится. Черт его знает, почему. Раньше ему всегда замечательно просто спалось. И не в том дело, что над ним сейчас три километра воды. Подумаешь — и поглубже он спал. Когда они Челленджерскую колонию вытягивали — на пяти спал. И хоть из пушки стреляй! А теперь…
Да, славные времена были раньше. Когда их троица — Майкл Кинг, Дон Роуз и Клайд Лайон, — три непрофессионала, три дилетанта, утерли нос всем подряд. Китам, можно сказать. И каким! «Локхид», «Макдоннел-Дуглас», «Корнинг Гласс Уоркс» — это вам не фунт изюму. И ведь как все легко начиналось!
Свой первый батискаф они построили сами. Втроем. Собственными руками. Просто хотели доказать — можно это. И родился «Пустик-Дутик», трехместный батискаф, примитивный, как бумеранг. И такой же эффективный. Вот и все, что у них тогда было: «Пустик-Дутик» и «Морж», девяностодевятитонный катер третьего года постройки, который они приспособили под обслуживающее судно. У них были большие долги и маленькая фирма — «Андеруотер сервис, инкорпорейтед» со штатом в три человека и одного несовершеннолетнего коалу. Потом, когда первые подряды принесли первые доходы, они смогли нанять двух механиков, трех матросов и секретаршу для солидности. И снять маленький офис в Брисбене. А потом к «Пустику-Дутику» прибавилось еще два подводных аппарата, уже не своими руками построенных, но все равно ими выношенных, продуманных до мелочи, до заклепочки. Два близнеца, «Двойнюшечка» и «Двойняшечка». Это была Майклова идея: раз уж есть у нас «Морж», то пускай и все остальные из той же компании будут… «Морж»-то они так и купили, с названием вместе…
Заказов им хватало — спрос на подводные работы рос, а большая часть глубоководных аппаратов выполняла правительственные и международные программы. И началось процветание — не бурное, а так, помаленьку, но неуклонно. Тогда и родилась «Тигровая Лилия». Это был их шедевр. Их лебединая песня. Лебединая, потому что вскоре Клайд вышел из фирмы и при дележе паев «Лилия» досталась ему. Ни о чем другом он и не мечтал.
Всему виной один хмурый вечер и Астрид, которая ушла, не попрощавшись, и делать было нечего, кроме как пойти в кабак. Там его и словил этот сукин сын Коувел. А почему сукин сын? Не показался он тогда Клайду сукиным сыном, вовсе нет. И денежки, которыми Коувел поманил, тоже показались вполне заслуживающими внимания. За одну удачную вылазку можно получить втрое больше, чем зарабатывала их фирма на любой своей операции… И был в этом предложении некий щекочущий авантюрный привкус, который Клайду оказался донельзя по душе. Было даже благородство некое. В конце концов, ну охраняют здесь этих гадов морских. Так что с того? Кто их тут видит? А тех, что запутывались в Клайдовы сети, видят многие. Дурбанский океанариум где получил своего? А там тысячи посетителей на это чудище пялятся. И в Веллингтонском океанариуме пусть смотрят, любуются этой пакостью — Клайд Лайон для них расстарался. За свои полета тысяч. И в тех частных лавочках — у Красса М'Коро, у Галин-Гарида, у Фегерайдо… Да много их! Вот только у Роулинстона это вопрос еще, когда будет. Потому что попался Клайд. Теперь выкручиваться придется, ох, как выкручиваться! И с долгами, и с новой сетью, и того гляди эта гнида Роулинстон неустойку потребует… Да только — к кому еще ему соваться? Кто ему еще это устроит?
Потом-то поди спрашивай — откуда взялось, мол, диво морское? Океан велик. А на деле где взять? Здесь. В Галапагосских оазисах. В международном морском заповеднике. Который имени Дарвина. И может это пока только он — Клайд Лайон. Неуловимый Душман. Король браконьеров Душман. Везучий Душман. И никто другой.
Душманом прозвали его архангелы из Патруля и яйцеголовые из заповедника, но Клайду понравилось. Была и в этом какая-то своеобразна романтика. Душман. Обреченная какая-то романтика.
Клайд заворочался, попытался было устроиться поудобнее и заснуть, но снова не получилось. В глаза словно песком сыпанули, а все равно не получилось…
Тогда он встал, пошел в камбуз, сварил кофе покрепче да погорячее, вернулся в салон и включил телевизор.
Четвертая серия «Заклинателей праха» — одна из лучших. Как раз там Дайк Леман обретает власть над серыми зомби. Чистая Ривьера!.. Ладно, раз не уснуть, — посмотрим…
3
К исходу первых суток Аракелов почувствовал нарастающую усталость. Нет, спать он не хотел: подводный сон батиандра квантован. Ритм сна и бодрствования — вообще штука пластичная; обычно люди спят восемь часов из каждых двадцати четырех; спелеологи, долго работая в подземном бессолнечном мире, привыкают к двенадцатичасовому сну из тридцати шести; мозг батиандра отдыхает треть от каждой сотой доли секунды, причем фазы эти у полушарий не совпадают. Сон есть, и его нет — состояние идеальное. Одна беда: больше трех суток в таком ритме жить невозможно. Вышедшего на поверхность батиандра одолевает безудержная компенсаторная сонливость — слишком далек квантованный сон от привычного ритма… Так что здесь, под водой, спать Аракелов не хотел. И есть — тоже, потому что маленькая черна коробочка на поясе, повинуясь командам микропроцессора, по мере необходимости вгоняла ему в кровь очередную порцию АТФ. Просто сказалась монотонность движения: «кархародон» с неизменной скоростью нес его на северо-северо-запад; в тесном гнезде, где Аракелов умещался не без труда, нельзя было даже переменить позы — и так из часа в час… Ситуация, прямо скажем, нетипичная: как правило, батиандры ведут под водой жизнь настолько активную, что почти не устают. Утомление начинает накапливаться лишь к исходу желтых часов.