Со скучающим видом Камп подошел и сел поодаль. Лохматый неприязненно посмотрел на него и умолк.
Камп зевнул, вытащил из кармана книжку и погрузился в чтение.
Надо сказать, что из печатных произведений Арно Камп признавал только служебные инструкции да еще то, что непосредственно связано с его беспокойной работой: сюда, например, можно было отнести популярную брошюру, прочитанную сегодня. Что касается изящной словесности, то здесь Камп признавал лишь произведения, связанные с лошадьми, именно – с рысистыми скакунами.
Эту страсть Арно Камп вывез с Востока, где служил когда-то.
У Кампа была собрана неплохая библиотека о методах дрессировки лошадей, рысистых испытаниях, дерби, гонках, скачках и прочих захватывающих вещах.
На сей раз Арно Камп припас для свободной минуты старинный сборник арабских стихов, который автор, как было сказано в предисловии, посвятил скакуну – своему четвероногому другу.
Камп раскрыл книжку наугад и стал читать с середины:
Парень, успокоившись, возобновил прерванный рассказ. Камп насторожился. Он продолжал сидеть, уткнувшись в книгу носом, словно начисто поглощенный чтением.
– Как он теперь у вас лекции будет читать? – спросил человек в комбинезоне, которого Камп мысленно окрестил рабочим, – так оно, впрочем и оказалось.
– Лекции? Да как обычно, – пожал плечами парень.
– Опасно. У вас в колледже народ всякий встречается. Где-нибудь в лаборатории кокнут под шумок конденсатором, либо на оголенный провод толкнут.
– Не толкнут. Студенческий комитет решил выделить пикеты. На территории колледжа мы будем охранять его. Мы ни на миг не выпустим его из поля зрения.
– Тогда другое дело, – одобрил рабочий.
– Но бывает-то он в городе не только у нас, а еще в тысяче мест. И у вас на заводе он, кажется, появляется, – сказал молодой человек и поправил очки.
– Случается.
– Часто?
– Когда делают особо важную для них деталь.
– Что у него, помощников нет?
– В таких вопросах он никому не доверяет. Все проверит сам, своими руками, такой человек, – сказал рабочий. – И с людьми прост в обращении. За руку здоровается. Уважительный. Семьей интересуется, делами.
– Могут у вас его убить.
Человек в комбинезоне покачал головой.
– С рабочими шутки плохи, – сказал он. – Убийцу поймают – растерзают на месте. А любят его студенты?
– Любят. Самые рьяные даже бородки отпустили, как у доктора Ленца, – усмехнулся молодой человек, протирая очки.
Произнесенное имя обожгло Арно Кампа. Они толкуют о Гуго Ленце!
Выходит, все уже знают о письме с гвоздикой и наглой угрозе первому физику страны.
Студенты организуют защитные пикеты, рабочие собираются охранять его.
Хочешь – не хочешь, дело получило огласку.
Возможно, огласка затруднит работу полиции: преступник все время будет настороже. Но в другом отношении это на пользу Ленцу. В обстановке гласности, пикетов и так далее преступнику трудней будет действовать, скрываясь.
– Когда у вас должна быть лекция Гуго Ленца? – спросил рабочий.
– Через три дня. Вот послушай, что мы решили устроить… – студент понизил голос. Пытаясь разобрать слова, Арно Камп неестественно вытянул шею вместе с книгой.
Молодой человек умолк, схватил рабочего за руку, они поднялись и быстро пошли по аллее.
Пройдя несколько шагов, юноша оглянулся, затем сказал рабочему что-то, связанное с Арно Кампом, причем явно нелестное.
Камп смотрел на две удаляющиеся фигуры. Брать их не имеет смысла, решил он. В конце концов, оба пекутся о безопасности доктора Ленца, следовательно, их заботы совпадают с интересами полиции.
Выяснить, что придумали студенты в физическом колледже, где читал лекции доктор Ленц? Пожалуй, но не надо торопиться. Такие вещи требуют известной деликатности, о чем хорошо знает любой штатный информатор.
И еще одно. Шеф полиции усмехнулся, поймав себя на мысли о том, что раньше трех месяцев с Гуго Ленцем ничего не случится. Благородный преступник будет придерживаться срока, указанного в письме: недаром же он вписал этот срок от руки в печатный текст.
Непонятно, откуда взялась эта уверенность Кампа: ведь никаких сведений успокаивающего характера по делу Гуго Ленца он не получал. Первый день расследования ничего не дал…
Арно Камп захлопнул книгу, полюбовался немного обложкой, на которой был изображен скакун с развевающейся гривой, и пошел к выходу.
Глава пятая
РИНА
Гуго Ленц вышел из машины и поднялся в дом. Походка его говорила о том, что человек смертельно устал, но не сломлен выпавшими на его долю испытаниями.
– Сумасшедший день, – сказал Гуго, целуя жену. – С утра поехал с этим проклятым письмом, в Ядерном опять не ладится, а тут еще новый сотрудник, пришлось вводить в курс дела, ускоритель барахлит…
– На тебе лица нет, – сказала Рина. – Садись. Ужин будет через пятнадцать минут.
– Меня принял шеф полиции, – начал Гуго, отвечая на вопросительный взгляд жены.
– Письмо он прочел при тебе?
– Да, и очень внимательно.
– Начал расследование?
– А как же иначе? Я ведь для него важная фигура – человек, обласканный самим президентом!
Рина внимательно рассматривала камею на безымянном пальце. Египетская царевна с удивленно вскинутыми полукружьями бровей улыбалась загадочной улыбкой.
– Письмо с гвоздикой меня очень беспокоит, – тихо произнесла Рина.
– На анонимки не стоит обращать слишком большого внимания, – махнул рукой Гуго.
– Неужели ты не почувствовал, что письмо – не пустая угроза? В нем каждое слово пропитано убежденностью. Автор искренен в каждой фразе.
– Актерство и поза.
– Ах, Гуго, он убьет тебя!
Гуго обнял теплые плечи.
– Успокойся, – тихо сказал он.
– Послушай, – произнесла Рина. – Давай все бросим, уедем куда-нибудь.
– И что же?
– Бросишь свои кварки, будешь только читать лекции… Рина умолкла, почувствовав, как неубедительно звучат ее слова: Гуго бросит физику! Да разве что вместе с жизнью.
– Бежать некуда, – сказал Ленц.
– Тогда почему бы тебе не выполнить требования этого маньяка? – горячо заговорила Рина. – Я целый день думала… Знаешь, в чем-то он прав. Разбей проклятый ускоритель.
– Не так все просто, – сказал Ленц. – Рассуди здраво.
– He могу я рассуждать здраво. И не хочу!
– Взорвать ускоритель не штука, но ведь автор письма требует совсем другого. И ты права, ему нельзя отказать в логике: при наличии готовых чертежей и схем ускоритель, выведенный из строя, ничего не стоит собрать заново. И для этого не нужен особенно долгий срок.
– Верно: он требует «зашвырнуть ключ», – сказала Рина.
– Вот если бы каждый физик проникся мыслью, что потерянный ключ искать опасно, что находка может стоить жизни всему человечеству…
Дверь отворилась, и робот вкатил в комнату тележку с едой.
– Будешь ужинать? – спросила Рина.
– Дорогая, йоги не советуют есть на ночь, – улыбнулся Гуго. Но улыбка получилась жалкой.
– Раньше ты не следовал их советам. Ступай, Робин, я позову тебя, когда нужно будет, – сказала Рина, и Робин укатил тележку.
Рина погладила камею и встала. Вслед за ней поднялся и Гуго.
– Пойду поработаю немного, – сказал он. – На сон грядущий. Если верить письму, мне нужно торопиться…
– Не шути так. Не надо, – попросила Рина.
– Ты со мной?
– Нет. Пойду лягу. Что-то нездоровится, – сказала Рина.
Обычно Рина любила смотреть, как Гуго работает. Она забиралась с ногами в кресло, Гуго садился к столу. Он колдовал, священнодействовал. В этот миг могли грохотать пушки – Ленц и глазом бы не моргнул. Для него не существовало ничего, кроме карандаша да листа бумаги, по которому торопливо струилась вязь интегралов.
Рина, стараясь не шевелиться, смотрела в лицо Гуго и пыталась угадать, какие мысли заставляют его то хмуриться, то улыбаться. Она понимала, конечно, что лишь приписывает ему собственные мысли, но все равно занятие было чрезвычайно увлекательным.
Гуго вдруг начинал бормотать. Преследуя ускользающую формулу, как личного врага, злобно поджимал губы – они вытягивались в узкую полоску. Глаза горели сухим огнем непреклонности. В такие минуты особенно доставалось бородке.
Но нужно было видеть лицо Гуго, когда проклятая формула наконец далась в руки! Оно сияло торжеством, а карандаш скользил и плясал на бумаге, словно одержимый дьяволенок.
Вдруг с грохотом валился на пол отшвырнутый стул, Гуго подхватывал Рину и кружил ее по комнате, сам себе напевая Штрауса и немилосердно фальшивя.
Их совместную жизнь можно было сравнить с хорошо налаженным механизмом. Мелкие ссоры не могли разладить его. Если Гуго Ленцу по работе приходилось вдруг мчаться на испытательный полигон, приткнувшийся где-нибудь в потаенном уголке страны, они ехали вместе.
Их тяготил даже один-единственный день, проведенный в разлуке.
Рина привыкла быть его тенью, угождая малейшему желанию Гуго.
Детей у них не было.
Так проходили дни и месяцы, незаметно стыкуясь в годы. И вдруг что-то нарушилось в отлично налаженной машине.
Все началось третьего дня. События той ночи врезались ей в память настолько, что Рина могла бы воспроизвести их в мельчайших деталях.
Они уже легли спать, и Рина успела задремать, когда Гуго вдруг вскочил.
– Есть одна идейка! – сказал он. – Пойду, набросаю, а то улетучится. Спи!
Гуго торопливо поцеловал ее и поспешил в кабинет.
Рина погасила бра.
Долго лежала в темноте с открытыми глазами.
Она давно привыкла к идеям, которые приходили к Гуго в самое неподходящее время. Когда Гуго осеняла идея, он становился невменяем: отодвигал в сторону еду, или выскакивал из ванны, наскоро обернувшись полотенцем, или бросал шахматную партию, чтобы схватить лист бумаги и погрузиться в размышления.
В первые годы совместной жизни Рину удивляли и немного сердили такие вспышки, и она пыталась вывести супруга из состояния отрешенности.
– Скоро ты? – спрашивала она.
– Минутку… – рассеянно отвечал Гуго.
«Набросать идею» было однако непросто, и минуты вырастали в долгие часы.
С годами Рина научилась относиться уважительно к идеям, приходившим к Гуго. Разве не они выдвинули ее мужа в число первых физиков мира?
Любимым занятием Рины и Гуго в редкие минуты свободного времени были шахматы.
В свое время Рина была чемпионкой колледжа. Она играла солидно и достаточно сильно, однажды даже участвовала в небольшом мужском турнире.
Гуго называл себя рядовым любителем, в шахматных турнирах никогда не играл. Да и какой регламент разрешил бы ему бросать партию на середине и, к вящему недоумению партнера, погрузиться в омут теоретической физики, позабыв обо всем на свете?
Подобный конфузный случай произошел во время партии со шведским королем, которая состоялась между двумя пышными церемониями, связанными с вручением доктору Гуго Ленцу Нобелевской премии.
Впрочем, король оказался весьма выдержанным: он терпеливо ждал Гуго целый час.
Рина тогда едва не сгорела со стыда.
Все это она перебирала в памяти, лежа в темноте с открытыми глазами.
Незаметно Рина уснула.
Потом вдруг проснулась, как от толчка.
Гуго в спальне не было. Мерцающие стрелки показывали третий час.
Сердце сжалось предчувствием беды.
Рина пошла в кабинет. Остывший пластик пола холодил босые ноги.
В кабинете было пусто.
Она обошла весь дом. Заглянула даже в оранжерею, потом в мастерскую, где любил иногда послесарить Гуго. Но его нигде не было.
Остаток ночи Рина не спала.
С рассветом вышла на веранду. Окрестные дома тонули в весеннем тумане, поглотившем окраину.
И вдруг каким-то шестым чувством скорее угадала, чем почувствовала: к дому приближается машина Гуго. Она узнала бы его орнитоптер с завязанными глазами среди тысячи машин. Сколько миль налетали они вместе на старенькой машине, которую Рина ни за что не хотела обменять на новую.
Рина поспешно вбежала в спальню и легла в постель, натянув одеяло до подбородка.
– Спишь? – тихо спросил Гуго, осторожно прикрывая за собой дверь комнаты.
Рина открыла глаза.
– Как твоя идея?
– Все в порядке. Будешь кофе?
– Не хочется.
В тот день Гуго улетел в Ядерный центр, так ничего и не сказав.
А потом почта принесла письмо с гвоздикой…
Гордость не позволяла Рине вступать в расспросы. Молодая женщина всегда считала, что она выше ревности. И разве двенадцать лет разницы в возрасте ничего не значат?
Теперь она мучилась, но внешне старалась ничем себя не выдать.
Быть может, у Гуго другая?
Пусть лучше все скажет. Только сам. И честно. Узлы надо не распутывать, а рубить.
Кто же ее соперница? Мало ли… Студентки пишут сорокачетырехлетнему доктору Ленцу записки, клянутся в вечной любви. Пишут и совсем незнакомые люди, лишь раз увидевшие Ленца на экране телевизора.
А может быть, его секретарша? Шелла Валери? Очаровательная вдовушка?
Пусть. Кто угодно. Лишь бы ему было хорошо.
Наверно, Гуго мечтает о ребенке. О сыне. Хотя никогда об этом не говорил. Но она знает.
Что ж. Навязываться она не станет. И мешать не будет. И если не нужна больше – найдет в себе силы навсегда уйти из его жизни.
Та ночь легла в их жизни невидимым водоразделом.
Рина совсем собралась уйти и ушла бы, если б не злополучное письмо. Она не могла оставить Гуго в беде.
Свое чувство к нему, глубокое, как любовь к единственному ребенку, Рина таила, скрывала под маской насмешливости, порой переходящей в язвительность.
Рина была интересной женщиной, и вокруг нее всегда кружился рой поклонников.
Что касается Гуго, то он к поклонникам Рины относился равнодушно, что подчас ранило ее. Впрочем, возможно, Гуго умело маскировал свои переживания. Во всяком случае, на этот счет он никогда не высказывался.
– Ты не ревнуешь, дружок? – спросила у него однажды Рина, когда Имант Ардонис пригласил ее в театр и Гуго кивком головы выразил свое согласие остаться на весь вечер дома.
– Жена Цезаря выше подозрений, – ответил Гуго.
– Кому нужна такая жена, которая выше подозрений? – рассмеялась Рина.
Прийти к мысли о том, что Гуго обманывает ее, было горько, но все померкло перед новой бедой.
И вот прошел первый день в новом качестве, один день из скудного запаса в три месяца. Еще на вершок сгорела свеча, сжалась шагреневая кожа.
Гуго нервничает, потерял аппетит. Отказался от ужина. Рина опять лежит с открытыми глазами и мучительно думает. Гуго сказал, что пошел работать к себе в кабинет. А может, его уж и след простыл?
Не было сил подняться и пойти посмотреть. Не все ли равно?
Она пытается проанализировать их разговор. Гуго, как всегда, рассказывал ей подробно о событиях беспокойного дня. Но прежнего взаимопонимания у них, конечно, нет.
В самом конце разговора Рина решила было спросить Гуго о ночном исчезновении, но посмотрела на его усталое лицо и ничего не сказала.
Решено. Пусть делает, что хочет.
Что до нее, то она его не оставит до тех пор, пока не минует беда.