Андрей Щупов
– Ты что, ходил к генералу? – на кресле-волчке я стремительно развернулся к Билиусу.
Похоже, так оно и было. Вид помощника говорил об этом весьма красноречиво. Шагнув от дверей, он швырнул свое сильное сухое тело за пульт и трясущимися руками вслепую, без всякой цели стал водить по матовым рядам тумблеров. Смуглое лицо его потемнело еще больше от прилившей крови. На меня он старался не смотреть.
– Мумия! – Билиус с шипом выдохнул воздух через сжатые зубы и качнул головой. – Разве ему понять! Он – вот! – помощник яростно застучал костяшками пальцев по обшивке пульта. – Ноль!
– Что ты наговорил ему, Билиус!
Он фыркнул.
– Ничего особенного. Только то, что думал и думаю об этих вояках.
Я похолодел. Кажется, и мои руки начинали елозить по бесчисленным кнопкам. Этот парень – талант преподносить сюрпризы.
– И чего же ты добился?
Кресло жалобно заскрипело под Билиусом. Я пристально смотрел на него, но он по-прежнему избегал моих глаз. Стало быть, наговорил он там предостаточно. То есть ровно столько, чтобы сорвать всю нашу игру. Сам Билиус в этой игре не участвовал, но, черт подери, он прекрасно о ней знал! Следя за его подрагивающими пальцами, я медленно заводился. Увы, этому честному, импульсивному испанцу я всегда симпатизировал. Его прямолинейность порой выводила из себя, порой вызывала умиление. Он был из тех чудаков, что наивно полагают, будто винегрет едят исключительно в Венгрии. И он же мог без стеснения заявить, что ты бестолочь и негодяй. Над ним посмеивались, впрочем беззлобно. Непосредственность – не самое худшее из человеческих качеств, а Билиус мог быть на удивление обаятельным. Кроме того, он отнюдь не был глуп… Я пристукнул кулаком по колену. Не был, а вот поди ж ты! Поругался с Командором в такое время!..
– Может, все-таки сделаешь одолжение, расскажешь?
Билиус коброй взвился над креслом и через секунду стоял передо мной в позе, в какой изображают обычно львов и ягуаров на гербах безобидных стран.
– Ты не хуже меня знаешь, чего хочет этот Бонапарт! Он собирается провести стерилизацию планеты, расстрелять спутники и зонд-посты. Я не говорю уже о карликах. Не дай бог им появиться перед его пушками!
– Сядь, – я с жалостью оглядел напряженную фигуру помощника. – Конечно, ты прав. Ты действовал просто молодцом! Ты ведь решил потолковать с ним, как мужчина с мужчиной, не так ли? Кто ожидал, что тебя – такого славного парня – вдруг да не послушают.
– А что мне было делать! – взорвался Билиус. – Я не желаю понимать твоих заигрываний, Не же-ла-ю! Это хуже, чем отступление! А я по крайней мере высказался!..
– Это верно, высказался. Сядь! – я указал рукой на сиденье. – И не ори. Командир «Цезаря» пока что я.
Помощник неохотно повиновался. Он сел, но от нахохленной его фигуры, разметавшихся смоляных волос продолжало веять мальчишечьим непокорством.
Откинувшись в кресле, я включил тонизирующее устройство. Упругие подушечки, вибрируя, поползли вверх по позвоночнику, слева под лопаткой заработали искристые иголочки. Голова тотчас наполнилась успокаивающим шумом. Внезапный всплеск помощника следовало не только пережить, но и основательно проанализировать. Тонизатор свое дело знал, должен был справиться со своим и я…
Тем временем Билиус гонял клавиши бортовой ЭВМ. Бил он, видимо, невпопад, потому что зеленый экран недоуменно выбрасывал вопрос за вопросом. Помощник яростно гасил их.
Стараясь отвлечься, я прикрыл веки.
Итак, славненькое происшествие!.. Этакий пенек под ноги. И самое интересное – кто я такой на сегодняшний день? А вернее сказать – на данный момент?… Рядовой член экипажа или по-прежнему капитан крейсера? Иллюзий я не питал. Меня могли разжаловать в любой миг. Как ни крути, в кандидатах недостатка не ощущалось. У Командора их набралось бы не меньше десятка.
Я вдруг подумал, что, может быть, именно в эту минуту каменноликий генерал решает мою судьбу. Если Билиус завел его всерьез, результат генеральских размышлений я мог предсказать заранее и наверняка. Черт возьми! Стало быть, я совершенно не располагал временем! Я метнул в сторону помощника сердитый взгляд и не без яда процедил:
– Что ж, пойду пораспинаюсь перед ним. Авось, что-нибудь да вымолю.
Билиус промолчал. Поднявшись, я прошел мимо него и задержался перед дверью. Рывком распахнув ее, выглянул в коридор. Нет, никто здесь не прятался. Коридор мерцал полупрозрачными сводами и пустотой. Мнительность!.. Я коротко ругнул себя и двинулся мимо черных больших иллюминаторов, ступая крадучись – с пятки на носок, прислушиваясь к тишине. Господи! До чего я дожил! Я осторожничал на собственном корабле! А ведь это только начало!..
Шел уже третий день, как мы перестали быть хозяевами. Толпы десантников ворвались к нам на Прионе, куда мы причалили по приказу космоцентра. Случайность! – мы оказались к цели ближе других, и доблестные отпрыски генерала, прозванного когда-то и кем-то Командором – вероятно, за каменную неподвижность черт, бесцеремонно заселили пространство «Цезаря», потеснив обслугу, превратив наш «разведчик» в подобие древних пиратствующих дредноутов. Трюмы ломились от оружия, некогда пустовавшие лаборатории заполнились громилами с бластерами через плечо и подсумками у поясов…
Меня качнуло. Корабль опять поправлял курс. Лишним грузом мы сбили балансировку, и автоматика «Цезаря» то и дело включала маневровые двигатели. Иллюминаторы неожиданно засветились, и я невольно задержался.
Так и есть, нас снова чуть развернуло, и теперь передо мной расстилалась сверкающая горная равнина. Горная – и тем не менее – равнина… Пики, ущелья, хребты – все сливалось в морщинистый, переливающийся панцирь. Мы кружили над этой ледяной красотой уже более восьми часов, сцеживая со спутников жалкую информацию, выцеливая локаторами невидимых пришельцев. Похожая на крупный бриллиант, планета с покорностью позволяла осматривать себя со всех сторон…
Я вздохнул. Помнится, в свое время о Гемме любили поговорить. Поэтов, художников, прозаиков и музыкантов – всех отчего-то сразил этот хрустальный шарик. Сколько эпитетов было высказано в адрес Геммы, сколько пленки перепорчено на эти горы…
Корабль опять вздрогнул. Показался краешек планеты. Зубчатый, неровный… Чем-то он напоминал челюсть акулы. А может, это и было ее истинное лицо? Лицо величавой планеты… Я вплотную приник к иллюминатору. Так или иначе, но отныне восторги вокруг планетки поутихнут. Где-то среди этих красочных льдов покоились обломки сбитого «Персея», корабля спасателей, первым ринувшегося на помощь замолчавшей станции. Он взорвался при посадке, так и не успев ничего сообщить. Единственное послание, которое получил мир, исходило от Криса, одного из дежурных станции, хрипло и задушенно прокричавшего что-то о карликах, напавших на людей.
Карлики… Дежурный говорил о них едва ли полминуты, но успел переполошить весь обитаемый космос. А после станция замолчала. Рухнул пылающей «Персей», и красотку планету окутал зловещий ореол. Вылетевшие следом за «Персеем» спасательные отряды решено было задержать. Развернули свои звездолеты и бесчисленные добровольцы-любители. Смерть корабля напугала всех. Кажется, тогда-то перед растерянным космоцентром и возник наш разлюбезный Командор – настоящий стопроцентный мужчина, надежный и уверенный, держащий наготове распечатанную по пунктам программу упреждения – некую громоздкую галиматью, трактующую об ударе во благо Земли, замершей чуть ли не в преддверии Первой Звездной… Вероятно, он застал их врасплох. Космоцентр, все еще находящийся в ошеломленном состоянии, наспех наделил его особыми полномочиями и благословил в путь-дорогу. В какой-то степени я готов был понять их. То, что случилось на Гемме, не вписывалось в разряд обычных ЧП. Собственно говоря, речь шла уже не о спасении людей и не о контактах с чужеродной цивилизацией. «Контакт» успел состояться, и именно поэтому возникла нужда в энергичных мерах. Эти самые меры и предложил услужливый генерал. Он сумел убедить их. Мало того, за него ухватились, как за соломинку. Отныне он мог все. Или почти все. Во всяком случае – превратить первый подвернувшийся на трассе звездолет в боевую единицу, а экипаж – в пассивных свидетелей творимого – оказалось вполне в его власти. Что он, собственно, и претворил в жизнь.
Я вдруг заметил, что стою, прислонившись лбом к стеклу иллюминатора. Гемма уплыла в сторону. Космос снаружи стал снова черным и пустым.
* * *
Апартаменты Командора находились на третьем уровне, и через какую-нибудь минуту я уже входил на занятую военными территорию. По счастью, ни искать, ни расспрашивать мне не пришлось. Белый сверкающий мундир я разглядел издалека. А если бы не разглядел, то наверняка бы расслышал по множественному перезвону золоченого металла. Наш генералиссимус был увешен наградами, словно добрая новогодняя елка. Только что не водили вокруг него хороводов дети и не распевали веселых январских песен. Впрочем, приведись такому случиться, Командор и тогда бы ни на йоту не изменил своей мимики, а дети на таком празднике наверняка бы скисли, и уж, конечно, не нашлось бы такого смельчака, что полез бы под елку за подарками.
Я сбавил шаг, обдумывая, как половчее завязать разговор. В случае с грозным генералом это было не так-то просто. Заложив руки за спину, каменноликий потомок Мак-Артура сосредоточенно прохаживался по ковровой дорожке. Десять шагов вперед и десять назад. Часовой у стены, детина двухметрового роста, напоминал замершего перед прыжком кузнечика. По-моему, он даже не дышал, и только по движению глаз, напряженно следящих за челночным передвижением начальства, можно было догадаться, что он жив. По крайней мере – где-то глубоко внутри…
Мне пришлось обратить внимание на офицера с увесистой папкой, стоящего чуть впереди. Он заявился сюда чуть раньше меня, и ему тоже требовался Командор. Поза прибывшего отражала страдальческое терпение, на правом погоне дремала муха, аксельбанты на груди так перекрутились, что напоминали спутанные бельевые веревки. Аксель-Банты… Придумавший их, разумеется, не подозревал, что изобретение окажется на редкость долговечным. Подумать только, эти висюльки благополучно дожили до третьего тысячелетия! И ведь, черт возьми, ничто не помешало нам забыть исконные балалайки и гусли! А вот аксельбанты запомнили. Почему, объясните мне?…
Остановившись возле офицера, я пригляделся к Командору. Ни меня, ни моего соседа он по-прежнему не замечал. А скорее всего – не желал замечать. Что поделать, для иных утренний моцион – вещь из разряда святых. Будь здесь снег, думаю, он успел бы протоптать основательную тропку. Но снега не было, и он мял и протирал наш корабельный ковер. Ковер было жаль, но сейчас я думал только о предстоящем разговоре. До сих пор с этим сфинксом мне удавалось поддерживать достаточно терпимые отношения. Видит Бог, я старался. Я даже сумел совершить невозможное, придав этим отношениям видимость теплых и дружеских. И уж на правах «друга», поверьте мне, я постарался развернуться во всю ширь. Подавляющее большинство астронавигаторов и кибернетиков «Цезаря», быстро усвоив формы нехитрого саботажа, включилось в игру. Я еще не представлял себе в точности, ради чего ведется наша игра, но что-то нам всем подсказывало, что играть стоило.
Генерал продолжал размеренно вышагивать взад-вперед, и, взглянув на часы, я мысленно зарычал от нетерпения. Мой сосед, офицер, не делал ни малейшей попытки оживить картину. Муха на его погоне, должно быть, досматривала десятый сон. Подавив зевок, я рассудил, что если немедленно не предприму каких-либо мер, то вскоре зарычу вслух или усну в стоячем положении. Терпение и выдержка хороши там, где этого требуют обстоятельства. В сложившейся ситуации следовало серьезно подсуетиться.
Может быть, мне показалось, а возможно, так оно в самом деле и было, но в слаженном движении Командора произошла некоторая заминка. И тут же, опережая офицера с папкой, я ринулся к генералу, как пес, услышавший любимую команду. Командор окончательно сбился с шага, и мужественное лицо его недоуменно поворотилось в мою сторону.
– Извините, что побеспокоил, Командор, но надеюсь, ваше войско готово? Хотел напомнить, что через час-полтора нам высаживаться.
Я так и лучился дружелюбием, но выражение вытесанной из крепких пород физиономии ничуть не изменилось. Мне приходилось мучительно ожидать ответа, а Командор тем временем неспешно размышлял над моими словами. Кто знает, может быть, я отвлек его от приятных воспоминаний. Например – о каком-нибудь последнем из своих парадов или еще лучше – о недавней ссоре с Билиусом…
– Мои люди всегда готовы, – сухо и чуть нараспев произнес он. На слове «мои» он сделал особое ударение, и я поежился. Все ясней ясного. Билиус всегда был везунчиком. Он и сейчас изловчился внести раскол и разлад. «Мои» и «не мои» снова действовали порознь.
– Я хотел бы извиниться за помощника, – заторопился я. – Честно говоря, не понимаю, какая муха его укусила. Словом, я нахожу его поведение недостойным и хочу, чтобы вы об этом знали.
– Да, ваш помощник меня удивил, – холодно кивнул Командор. – Вообще странно, что вы держите у себя на борту подобных подчиненных.
– Кадры – наша беда, – я беспомощно развел руками. – Но смею вас заверить, Билиус свое получил. Во всяком случае в операции по высадке десанта ему не участвовать.
– Разумеется. В операции будут участвовать только военные.
Это его «только» мне тоже не понравилось, но пришлось сладенько поддакнуть.
– Ваш помощник говорил что-то о необходимости спутников при посадке, – Командор раздраженно шевельнул плечом. – Вы в курсе?
Еще бы не в курсе!.. Выпалив серию неприличных слов – разумеется, про себя, я изобразил крайнюю степень сожаления.
– Кажется, припоминаю. Был такой разговор. – Я осторожно подбирал слова. – Дело в том, что «Цезарь» – судно крупнотоннажное, и без спутников посадка значительно осложнится. На Гемме ведь нет ракетодрома, всего-навсего один причал.
– Ваши навигаторы не в состоянии посадить корабль там, где им требуется?
– Понимаю ваше недоумение, Командор, но увы, это так. Гемма – планета с высокой магнитной иррадацией. Приборы здесь врут, и без вспомогательного наведения мы в определенной степени слепы. Не скажу, что мы рухнем, но и подобной возможности я полностью не исключаю.
– Даже так?
Сказано это было все также сухо, без тени эмоций. Командор не принадлежал к разряду гурманов. Он пережевывал услышанное, как больной овсяную кашу. Пока он скрипел мозгами, я успел с омерзением подумать о собственном лице. Хорошо, что поблизости не висело зеркал. Взглянув в одно из них, я мог бы умереть со стыда.
– Собственно, я хотел поговорить с вами по другому поводу, – я набрал в грудь побольше воздуха… Ей богу, Билиуса следовало отшлепать! Чего ради я должен был пыхтеть над экспромтами? Пилюлю, которую мы откладывали на крайний момент, приходилось преподносить теперь. Крайнего момента мы могли и не дождаться.
– Вы ведь готовитесь к зэт-бомбардировке, Командор?… Я видел те треноги в трюме. Поверьте мне, я кое-что в этом смыслю… Но это же полная стерилизация планеты!
– Не понимаю, что вас тревожит, – он снова задвигал плечами. – Если на Гемме есть что-либо живое, то это живое успело показать себя в полной красе. Вы знаете о нашей миссии. Или вам мало «Персея»?
– Нет, конечно же, нет! Но есть один нюанс, который мешает мне проголосовать за стерилизацию.
Уголки губ этого сфинкса дрогнули. Нет, улыбаться он не собирался. (Представляю себе его улыбку!) Это была какая-то новая, незнакомая мне гримаса. Впервые в генеральских чертах промелькнуло что-то первобытное, пугающе-свирепое. Надо отдать ему должное – он справился с собой. Справился ценой немалого усилия. Тяжелые руки судорожно заходили за спиной, а плечи теперь дергались не переставая. Однако лицу он сумел вернуть спокойствие.
– Что еще за нюанс?
– Один из дежурных жив. Мы получили информацию от станционных биосенсоров. Всего пару часов назад.
Наверное, выстрели я в упор, это не произвело бы столь сильного впечатления. Я не сомневался, что сомнения о спутниках начисто забудутся. Фактически на основании данных биосенсорной линии я запрещал военным зэт-бомбардировку и грудью вставал на защиту станции. Планы их летели ко всем чертям. Они рвались затопить планету огнем, но жизнь одного-единственного человека делала это невозможным. Уверен, они предпочли бы не знать об этом несчастном дежурном. И возможно, генерал впервые пожалел о том, что неосторожно воспользовался гражданским звездолетом. Мы оказались свидетелями, которыми нельзя было пренебрегать.