Ато открыл рот — и тут его перекосило. Глаза съехались к переносице, лицо повело судорогой, кривящей рот, тело согнуло набок. Как будто он хотел ответить, но неведомая сила ему не давала.
— Вот так, — заключил полицейский. — А кукловода здесь, увы, нет.
— Аоки? Или Уэмуры? Хотел бы я знать, зачем он спалил верхнюю деревню? Если уж имя себе взял…
Господин управляющий не был бойцом. Поэтому инженер его едва не пропустил — он полез за оружием так медленно, так открыто, что Асахине и в голову не пришло, что сосед будет не пугать, а стрелять. Но поэтому же он успел заметить, что господин Синдо достал из-за пазухи, а дальше управляющий завалился на спину с торчащими из левого глаза хаси.
Выстрел все-таки прогремел, но пуля никого не задела. Ато рывком поднялся на ноги — он двигался быстро, так быстро, что глазу было трудно за ним уследить, но в руках Асахины Тэнкена уже был тяжелый револьвер. Он умел быстро стрелять, Тэнкен, и все шесть пуль попали в цель. Ато отбросило обратно, и он упал, заливая кровью циновку. Женщина в одеянии эпохи Нара закричала.
Кто-то уже летел навстречу — ах, неудобны для боя старые костюмы, развевающиеся рукава. Не носили придворные оружия, вы не знали? Справа грохнуло еще два выстрела. Смит-вессон, этот «голос» Асахина знал, Рёма носил такой, значит, у инспектора не только холодное, но и огнестрельное оружие не по уставу…
Перезаряжать барабан не было времени. Меч сам прыгнул в руку. Никогда не думал, что придется драться в этом мундире. И что кукол нужно принимать всерьез. Вернее, по отдельности их и не стоило принимать всерьез, но взятые вместе они очень мешали. И все это слишком, слишком напоминало старые времена. Только он сам уставал много быстрее.
А кончилось все, как обычно, внезапно. В разгромленной комнате плавал сизый пороховой дым, от которого щипало глаза и першило в горле. Инженер достал из кармана лист бумаги и тщательно вытер лезвие меча. Привычные движения, только рукав слишком узкий…
Полицейский стоял над телом девицы в красном шелку.
— Третий случай в моей жизни, — сказал он. Говорил на выдохе, выталкивая воздух. Тоже не помолодел. — Как я понимаю, второй в вашей.
— Пристань вы не считаете?
Тела Ато на полу не было. Его не было нигде. Не было господина Мияги и его супруги и одного охранника. Еще были живы — еле-еле, от страха — две девки.
— Пошли вон, — сказал Сайто. — Похоже, господин инженер, что ваш бывший коллега замышлял такой поворот с самого начала. Синдо был намечен жертвой заранее. С началом стрельбы или рубки охранники этих господ, — Сайто показал на двух распростертых на полу чиновников, — кинулись на нас… Они тоже мешали господину Ато…
— Или господину Уэмуре?
— Н-нет… Что-то подсказывает мне…
Со двора донеслись два почти слитных выстрела. Одна девица закричала, третий выстрел — и голос оборвался. Сайто кивнул каким-то своим мыслям.
— Ну вот. Из этих дверей никто не должен был выйти.
Инженер посмотрел на полицейского.
— Зачем вы их туда послали?
— Я всего лишь выставил их из комнаты. Им стоило бы отлежаться в кухне или спрятаться в осирэ, но раз уж их понесло на улицу… Зато теперь мы точно знаем, что приказ есть — если бы его не было, их могли и пропустить, их здесь явно знали.
Да, единомышленниками или почти единомышленниками они могли быть разве что в присутствии Ато…
— Хотел бы я знать, — покачал головой инженер, — почему они не убили нас сразу?
— Вероятно, кукловод был не прочь выяснить, сколько нам известно. И вашему бывшему коллеге, полагаю, нужна была победа над вами, пусть и задним числом, — полицейский пожал плечами. — На его месте я бы впустил нас внутрь, расстрелял нас из чего-нибудь скорострельного — на одной из вышек стоит «гатлинг», вы заметили? — и запустил операцию немедленно.
— А что если мы и вправду нужны им? — инженеру тоже требовалось отдышаться.
— Нужны?
— Их мало. Будет еще меньше, раз Ато начал прореживать свои же ряды. Своего лучшего специалиста они подставили, а во вкус денег, которые приносит техника, — уже вошли. Преимущества железной дороги тоже оценили — если накрыть сетью страну, вы себе представляете, сколько войск и как быстро можно будет перебрасывать хоть на Хоккайдо? Им нужны те, кто умеет строить дороги и охранять порядок. И кто при этом не очень оглядывается на кровь.
Ведь и правда — чем они снаружи отличаются от Ато? Только тем, что им нужны причины.
Говоря это, инженер заряжал револьвер. Затолкал все патроны и провернул барабан. Потом сунул оружие за пояс. Что уж скрывать — нечего, да и незачем. Вздохнул:
— Патронов осталось семь штук. Опять придется покупать.
— Напомните мне потом, — кивнул полицейский.
— Вам выделяют фонды на такие дела?
— Выделяют. Но писанины много, — инженер сочувственно покачал головой, — Я просто однажды кое-что реквизировал и не доложил. Это называется «служебное преступление». Что вы там разглядываете?
— Ищу потайную дверь. Помолчите немного.
Инженер приложил ухо к стене, выбил дробь пальцами, потом сместился влево, еще постучал, вправо… Наклонился, что-то то ли повернул, то ли потянул. Часть стены в торце комнаты раскрылась.
— Вот сюда они сбежали, — сказал инженер. — Кагэ и наши супруги-фабриканты.
— Считаете, нас зовут в гости?
Асахина подумал.
— Пожалуй, да. Он ведь нас намеренно дразнил. И сказал о себе много больше, чем следовало. Много больше. А отступать некуда.
…Ты, оказывается, верил в справедливость, Кагэ, ты, оказывается, за ней пришел к «патриотам». Я не знал.
Я просто бежал от жизни, которой не мог жить. Справедливость появилась потом. И ты знаешь, Кагэ, никакой справедливости не было в том, что мы с тобой делали. А сейчас — твоя справедливость в том, чтобы отомстить всем этим лицемерам, а моя… Моя — это Ояма, мой помощник, сын лавочника. И Сёта, вчерашний крестьянин. На котором никто не попробует остроту меча. И поэтому я убью тебя еще раз. Понимаешь, справедливость одна на всех, а твоя, которая только для тебя, — иначе зовется.
Темный коридор вел куда-то вглубь и вниз. Инженер мысленно представил план здания, и получилось у него, что это уже не здание, а внутренность холма, к которому дом был пристроен. Какой-то отнорок шахты. Удобно.
— Сколько лет здесь ведут разработку?— поинтересовался полицейский.
— Официально — лет пять, не помню.
— Довольно основательно закопались.
— Думаю, жители Уэмуры ковырялись тут поколения два-три, не меньше…
Кто-то вломился в главную дверь. Застучали сапоги, где-то треснули и упали сёдзи… Асахина быстро повернул панель — и оба отступили в темноту.
Глава 3. Точка вспышки
Не двинувшись,
Пребудут разделенными во тьме
Цветы и воды.
…Придя в себя после хорошего удара, Сайто Хадзимэ тут же начинал мыслить ясно, трезво и спокойно. Это дважды спасало ему жизнь — многих, очень многих убивали просто потому, что желание двигаться у них опережало мысль.
Лежать. Лежать и не шевелиться. Тем более что в такой темноте…
— Перестань. Я ведь вижу, что ты пришел в себя.
Надо же. Он видит. А я нет. Был бы свет, я поймал бы его даже сквозь веки. Неужели ослеп от удара — и лежу сейчас на свету, сам того не зная? Было бы очень неприятно ослепнуть…
Нет. Нет. Под головой — холодная сырая земля с мелкой каменной крошкой, в ноздрях — затхлый воздух подземелья, кажется, навеки въевшийся в легкие… Это шахта, все та же шахта. Вот только лежу я не так, как падал, — а лицом кверху. И голос…
— Здесь никого нет. Я сказал, что ты мертв, — и они поверили. Мы в таких делах не ошибаемся…
Мы. Тоже интересно. Мы. Значит, кроме говорящего, остальные были людьми.
Куда, спрашивается, подевался Ато? Отправился за добычей поинтереснее? А наш господин Уэмура — мстительный человек. Практичный, но очень мстительный. Это нужно запомнить, это пригодится при случае.
— Когда они тебя достали? — спросил полицейский. — Под Уэно или позже?
— Пить хочешь? — на грудь положили флягу. — Под Уэно. Пуля перебила мне хребет. Я думал — добьют, и все… Не стали. Я бы повязки сорвал, да очень ослаб. А потом уже поздно было — раны зажили. Ты же знаешь, как на мне все заживало. Ходить только не мог — на руках ползал.
— Спасибо, — сказал полицейский. Руки слушались плохо, но если медленно, то можно. Воду он не пролил.
Эти существа, как их ни называй, чувствуют жизнь. Значит, другой юрэй может просто посмотреть и обнаружить, что его собеседник солгал своим людям. Если он солгал, конечно.
— Правительство многим предлагало сделки. Но о такой я слышу впервые.
— Правительство! — темнота фыркнула. — Эк ты загнул. Правительство тут ни при чем. Это всё… — он поперхнулся вдруг и мучительно закашлялся. Потом выдавил:
— У него давно к нам счет был. И тут человек из Синсэнгуми живым в руки попался. Ну, он и… не упустил своего…
— А что, — спросил полицейский, — происходит?
— Поначалу пьют кровь. Выпускают почти всю. Сначала главный, потом другие. Помнишь, мы находили тела? А потом главный дает испить своей. А после этого… Гора ножей и огня, Сайто. Я до того думал, что ничего не боюсь… Они научили меня бояться.
Да. Это, наверное, даже не просто боль. Болью Хараду никогда нельзя было напугать.
И у старшего над младшим есть огромная власть. Это можно было угадать хотя бы по тому, как настойчиво Ато делал предложение Тэнкену. Тэнкен-равный был не нужен Ато ни в этой жизни, ни во всех будущих. Да, это можно было угадать, даже если бы они все не запинались на имени. Но каков предел этой власти? Это нужно было узнать побыстрее.
Он посоветовал министру обороны по возможности использовать огонь — но не был уверен, что к этой рекомендации прислушаются или что она окажется в нужной мере полезной.
— А главное то, — зло сказала тьма, — что у всех нас счет к тем, кто сидит в Токио. И мы его выставим. Из Синсэнгуми же не уходят, Сайто, — ты забыл? И я по-прежнему воюю против ублюдков из Тёсю.
— Ну, ты, допустим, ушел, Харада, — это было не совсем правдой, но в достаточной степени правдой, чтобы бывший командир десятого звена дернулся там, в темноте.
— Никуда я не уходил! Меня, раз на то пошло, бросили! И я только ждал, пока окрепну хоть немного — чтобы хоть одного унести с собой. Если бы ты… если бы тебя… — он задохнулся. — Ноги, вот что было главное. Ноги бы, думал, — а там я с ними посчитаюсь, со всеми…
— Ты никогда не умел думать дальше, чем на полшага вперед, Харада, — горько сказал полицейский. — И за что тебе только звено дали…
— Тебя не спросили! Я с командиром был с самого начала! И не пил вмертвую с нечисть знает кем… И…
— И тебе не нравилось убивать. Знаю, — полицейский приподнялся на локте, поморщился. — Я тоже рад тебя видеть. И что ты будешь делать теперь?
— Я — ничего. Не могу я ничего против… Что за говно!
И любимое ругательство осталось прежним, и йосский акцент — «шозгавно!» — никуда не делся.
— Но ты, Сайто, — у тебя ничего не сломано, ты не ранен, просто треснулся башкой. Копьем тебя пришлось пырнуть для виду — но я там только кожу разодрал. Так что ты отлежишься — и, как знать, может, свернешь шею… одному старому киотскому знакомому. А уж после этого я скажу Ато все, что о нем думаю, — и ему это не понравится.
— Наш старый киотский знакомый… может не дать тебе этого шанса, — сидеть было неудобно. Все время казалось, что он летит в темноту, как в бездонный колодец. Глаза, видимо, еще не привыкли. Или Харада, по обыкновению, приложил несколько крепче, чем следовало.
— А никакого другого шанса у меня нет, — то ли смех, то ли рыдание вырвалось из глотки бывшего товарища. Да что же такое у них делается с голосами — каждому словно бумажку к корню языка прилепили, и при любом выдохе она присвистывает да пришепетывает…
— Умирать вы умираете, — полицейский нащупал пол, положил флягу и начал осторожно разминать напрочь затекшую ногу. Нет, по таким делам все же нужно посылать подчиненных. Молодых, шустрых. Только не напасешься же. — Или это тоже временно?
— Нет, — сказал Харада, — это с концами, если башку напрочь. Это берет даже, — он снова захрипел, — хозяев. И здесь, Сайто… здесь я тоже на тебя рассчитываю.
— Ты? — Сайто сделал вид, что изумился. — Не верю. Или у тебя и шрам с брюха сошел?
— Сошел. Вот ведь как оно бывает, Сайто. Сошел напрочь. Я бы сделал это, пока был жив, поверь. Я бы сделал, но не хотел один. Мне нужна была компания в ад, а потом — он предложил, и я оказался дураком, да… Но теперь — это в тысячу раз труднее, чем живому, потому что… — он шумно сглотнул. — Живые не знают их. А они здесь. Эта стеночка, которая отделяет наш мир, — она такая тонкая… И она истончается каждый день, Сайто. Мы слышим, как они скребутся с той стороны. И нам страшно. Я выбрал плохую смерть, сан-бан кумитё. Я узнал страх.
— Все боятся, — пожал плечами полицейский. — Но и по Ато было видно, что плохи дела. Жалко. Мне понравилась эта скорость.
Тот, кто некогда был командиром десятой, не знал, что он должен чувствовать. Человек у стены был рад его видеть. Искренне рад. А еще он был очень раздражен тем, что коллега за эти годы успел так основательно влипнуть. А еще у него болела голова. И вообще все, что должно болеть у человека, которого порезали копьем, два раза стукнули о стену и один раз — о потолок.
А еще он совершенно не изменился.
— Твой хитокири, — сказал Харада. — Я постараюсь его вытащить, если что. Я бы обратился за помощью к нему, а не к тебе, если бы на него не наложил руки Ато. А с Ато я схватиться не могу. Он… не дает.
К нему, а не ко мне. Хотел бы я знать, почему.
— У него много власти над тобой? И над другими?
— Мы все — часть него. Он дал всем нам отпить своей крови. Он может приказать не дышать — и мы не сможем.
Вот, значит, какова эта власть… Да, ради такой мести Ато мог бы пощадить Тэнкена.
— Времени мало, — сказал Харада. — Я должен подниматься. Поэтому слушай самое главное. Я чувствую тебя не так, как других людей. Если закрыть глаза — ты кажешься большим зверем. Просто существом с теплой кровью. В темноте мы видим как днем, но если ты будешь невидим для простого глаза — тебя можно принять за большую собаку или рысь. Не знаю, заметил ли это кто-то из нас, — Тэнкен слишком… отсвечивал. Но тебе может пригодиться. Если есть способ отозвать твоих людей — отзови. Ни я, ни Ато их пока не чувствуем, но я знаю тебя, да и Ато вышибли не все мозги. Нас, таких, здесь двенадцать. Если войска или полиция сунутся сейчас в лес — будет просто резня и ничего больше. Часть, которую пришлют усмирять беспорядки в Кадзибаяси, верна… ты понял кому. Это запасной план. Так что стрельбу поднимать сейчас нельзя, пусть он думает, что все идет как задумано. Нужно брать Кадзибаяси утром, когда мы ляжем в гробы. Нас отправят составом — как погибших при обвале на шахте. Остальные поедут вроде как в отпуск. Под углем и шпалами будут ящики с оружием. И последнее. Я оставляю здесь фонарь, пистолет и одежду. Пароль — Маруяма. Никого из наших ты не обманешь, а с людьми — как повезет.
Беспокоится Харада зря. Никто не сунется ночью в лес — у них совсем другой приказ. И приказ другой, и что лесную зону без надобности штурмовать не стоит, господин Камимура, командир отряда, еще с той войны запомнил. Хорошо запомнил. Ему сам Сайто когда-то и объяснил, почем обходятся ночные атаки вверх по склону на укрепленную позицию. Нет, никто не сунется в лес. Будут ждать. Сигнала — или нападения. Господину министру обороны не нужна слава паникера. Ему нужны заговорщики. По возможности — все. А инспектору нужно кое-что еще. Кое-что,) о чем в компании юрэя не стоит даже и вспоминать. Даже если этот юрэй — свой.
Чиркнула спичка. Слабый огонек переселился на кончик фитиля, ожил, расправил крылышки, затрепетал… Харада прикрыл его колпаком, задернул штору. Несколько мгновений Сайто видел его лицо.