Боль
перевод: Борис Горелик
Брак Юриаана и Дельки фан Ройен был бездетным. Все годы супружеской жизни, вот уже почти полвека, они провели в долине Аанхенаам на земле, арендованной у господина фан дер Вентера из Ферхелехена.
Земля его находилась в часе ходьбы от фермы Ферхелехен на небольшом плоскогорье, на склоне, обращенном к северу и солнцу. Тонкий почвенный слой давал скудный урожай, и поэтому Юриаан был одним из беднейших крестьян, трудившихся на арендованных полях. Он был высоким, худым и нескладным, а в речи и движениях - неторопливым и спокойным. Его прямые, гладкие пыльного цвета волосы, которые с годами не седели, а выцветали, были длинными, как у жителей глухой трансваальской деревни. Это придавало ему вид дикий и неприкаянный, что только подчёркивало мягкость его характера. Чем дольше Юриаан жил с Дельки, тем нежнее он относился к ней, а особенно - в последние годы, когда она начала мучаться от боли. Эта невысокая, полная старушка, с мягкой и гладкой кожей, как у ребенка, спокойная, никогда не терявшая бодрости духа, теперь была для него ещё дороже, чем в день их свадьбы. Став его невестой, она перебралась к нему в горы и принесла с собой лишь одежду, которая была на ней, да свою Библию, завёрнутую в бело-красный платок. До этого, когда она работала у госпожи дю Туа из Лиу Крааля, ей приходилось нелегко; и поскольку её хозяйка плохо видела, Дельки с малых лет научили читать, чтобы зрение госпожи не испортилось окончательно. Юриаан же был неграмотен, и когда в первую брачную ночь его жена открыла свою Библию, ему показалось, что никакая музыка не сравнится с её чтением. В старости голос у неё стал тонким, как у птицы, но всё же, когда она начинала читать, для её мужа это звучало по-прежнему прекрасно. Годы, проведённые в бедности, которые могли ожесточить их, бездетность, которая могла отдалить их друг от друга, напротив, только сблизили их. И теперь они вместе боролись с болью, которая мучила Дельки. А поскольку всю жизнь они оба были здоровы, боль, которую испытывала старушка, казалась им чем-то посторонним: загадочным и могущественным третьим, по непонятным причинам вцепившимся Дельки в бок и заставлявшим её часами беспомощно лежать на низком деревянном топчане в их маленькой спальной.
Их дом со стенами из земли и тремя комнатами стоял вблизи ручья, на берегу которого росло несколько персиковых деревьев. Каждый год старики приносили их сушёные плоды на благодарственный молебен в Хармони, а персиковые косточки забивали в земляной пол своей гостиной. Каждое утро Дельки смачивала этот пол чистой водой из ручья и подметала жёсткой метлой. Пол в кухне и спальной она регулярно мазала смесью золы и коровьего навоза, которая в этих краях называется "мист". В их домишке всегда пахло мистом, крепким чёрным кофе (его зёрна мололи вместе с горохом, чтобы их хватило подольше) и лепёшками, которые Дельки готовила на кухне в золе на открытом огне.
В гостиной у них стояло три стула, перетянутых узкими полосками кожи; стол, ярко-жёлтый от постоянно втираемого в него сока растения, росшего на склоне горы; и ярко раскрашенные козлы для бычьей повозки. Комната эта была квадратной, с проёмом в стене шириной в полдвери, который вёл во двор, где росли персиковые деревья. Эта была единственная дверь в доме, потому что проёмы между гостиной, кухней и спальней были пустыми. Внутренняя стена, сделанная, как и внешние, из земли, не упиралась в крышу из соломы и тростника, а оканчивалась в пределах досягаемости плоским уступом, где старики хранили тыквы, скрученные табачные листья, мешочки с семенами, домашнее мыло и свечи для отпугивания насекомых, а также разные остатки и обрезки. Со стропил свешивались сушёные початки маиса, а прямо за дверью стояла старая, видавшая виды ступка, вырезанная из ствола дерева и сделанная в форме песочных часов. В ней измельчали зёрна маиса для приготовления каши. В стене напротив входной двери располагалось единственное в доме окно. В нём не было стёкол, и на ночь его закрывали некрашеным деревянным ставнем. В стену между гостиной и спальной были вделаны три полочки, на которых Дельки хранила все свои сокровища. Там были её Библия; две чашки и два блюдца, толстые и тяжёлые, с розами, похожими на красную капусту; маленькую розовую кружку, на которой с одной стороны была сделана надпись "Подарок хорошей девочке", а с другой - нарисован золотой Хрустальный дворец; шерстяной коврик, вышитый зелёным и красным; траурную открытку с чёрными краями - в память о матери господина фан дер Вентера; страусиное яйцо; и коробочку, отделанную синим ситцем и покрытую несколькими рядами ракушек вокруг крохотного квадратного зеркальца. Эти вещи являлись предметом гордости их простых сердец. Это и были их сокровища, добытые за пятьдесят лет совместной жизни.
На самой верхней из этих полок Дельки уже больше года хранила бутыльки с "Бабушкиными каплями", которые Юриаан время от времени покупал для неё в магазине в Хармони, принадлежавшем еврейке. Они должны были ослабить боль у неё в боку. Сначала казалось, что капли действительно помогают и мешают тому таинственному существу, которое вызывало её. И даже когда приступы стали чаще и сильнее, вера Дельки и Юриаана в слова, напечатанные на бутыльке, не угасала. Но в январе Юриаан, наконец, усомнился в волшебной силе капель. В тот месяц было много долгих, жарких дней, когда приступы боли почти не прекращались. В конце концов, запас капель был израсходован, а Дельки, слабая и беспомощная, как младенец, всё лежала на низкой кровати, а Юриаан, оставив её там, поспешил в еврейский магазин в Хармони.
Около магазинчика с выбеленными стенами и вывеской "Winkel" над входом, написанной кривыми буквами, c помощью синьки Юриаан встретил Пита Дейсельманна, занимавшегося перевозками между деревнями Плакопс и Присестаун. Пылкий и энергичный Пит, преисполненный гордости за свой бурский Платкопс и презрения к английскому Принсестауну, беседовал с пожилой еврейкой и её внуком о новой больнице, которая недавно открылась в его деревне и о которой живший в горах Юриаан ещё ничего не слышал. Это была первая больница в Малом Карру, и построил её бурский Платкопс. Пит Дейсельманн с презрением говорил о том, что в Принсестауне люди, наверное, до сих пор мрут сотнями, оттого что у них нет больницы. А в Платкопсе теперь уже не нужно терпеть боль. Один человек, когда попал в эту больницу, был так немощен, что его пришлось нести туда на руках, а когда он вышел из неё, то прыгал от радости, восхваляя Господа.
Всё, что Пит Дейсельманн рассказывал о больнице, заставило Юриаана, перед глазами которого всё время стояло измученное, перекошенное от боли лицо Дельки, испытать странное волнение из-за нахлынувшего на него смешанного чувства волнения, удивления и страха. Он долго не мог произнести ни слова, но в конце концов, дрожащим, срывающимся от возбуждения голосом спросил:
-А что, надо иметь много денег, чтобы попасть в больницу в Платкопсе?
-Много денег?! - воскликнул Пит Дейсельманн. - Много денег?! Да пусть ты так беден, что еле сводишь концы с концами - всё равно тебя примут в нашей больнице.
-Боже мой! - промолвил в изумлении Юриаан. - Боже мой! И ему показалось, что глядя на перевозчика, он уже видел Дельки Здоровой: её круглое и мягкое детское лицо сияло от радости, когда она, прыгая на больничном крыльце, восхваляла Господа.
Когда Юриаан вернулся в горы, то увидел, что Дельки по-прежнему лежит на тюфяке из перьев. Он дал ей немного капель, приготовил крепкий кофе и принёс его ей вместе с кусочком чёрного хлеба, а потом, сев на низкий табурет рядом с нею, стал рассказывать ей о больнице в Платкопсе. Он повторил всё, что сказал ему Пит Дейсельманн, и его неторопливая, тихая речь, казалось, придавала ещё больший вес всему тому, что рассказал перевозчик. И держа Дельки за руку, он говорил ей о том, как положит её тюфяк из перьев в бычью повозку, натянет над нею на тростниках холщовый навес, и его любовь, радость сердца и всей его жизни будет лежать там, словно птица в гнёздышке. Он будет править быками так осторожно, как если бы вёз Ковчег Завета. Юриаан повезет Дельки в больницу в Платкопсе, и там её излечат от боли... Он так же, как и Пит, рассказывал ей о людях, прыгающих и славословящих Господа, и вера в каждое слово, произнесённое Дейсельманном, была теперь так велика, что казалось, сердце в их старых, служивших им всю их долгую жизнь телах уже прыгало и воздавало хвалу Всевышнему.
На следующий день рано поутру старик начал приготовления к поездке. Сначала он пошёл в загон на горном склоне, где Яфта Никодемус, пастух из Ферхелехена, держал стадо своего хозяина. Там они договорились о том, что за несколько свёртков табака Яфта будет присматривать за его козами и курами. Свою землю Яфте пришлось оставить на попечение Бога. Вернувшись домой, он натянул парусину на бамбуковый каркас и закрепил этот навес над повозкой. Ко дну её он привязал большой чёрный чайник и котелок с тремя ножками. Это были все их кухонные принадлежности. Затем он наполнил бочонок водой из ручья и тоже привязал его ко дну повозки. После этого Юриаан достал раскрашенные козлы и закрепил их впереди телеги, чтобы на них можно было сидеть. На козлах помещался их небольшой запас еды: куски просоленного сушёного мяса, мешочек с кофе, сухари, завёрнутые в кожу козлёнка, маис для приготовления лепёшек и солёные рёбрышки недавно зарезанной козы. Позади повозки он привязал корм для быков, а под ним подвесил складной табурет. Внутри неё он постелил тюфяк из перьев и положил подушки и одеяла для гнёздышка Дельки.
Когда всё было готово, и два быка, с которыми Юриаан пахал свою землю, были запряжены, Дельки вышла из дома, чтобы забраться в повозку. На ней были коленкоровое платье, которое она надевала лишь к Причастию, и шляпа от солнца, а её ноги без чулков были обуты в туфли из сыромятной кожи, которые Юриаан сделал для неё сам. В руке она несла красный платок из хлопка весь в белых лунах, куда были завёрнуты её Библия, "Подарок хорошей девочке" и коробочка, отделанная ситцем и ракушками. Её волнение (а может быть, и капли) на время облегчило боль, и её круглое, гладкое и невинное лицо светилось от веры во всемогущество Господа, от веры в больницу в Платкопсе и от веры в Юриаана. И тогда её муж помог ей забраться в повозку, снова и снова называя её нежно, красиво и ласково, как он делал всегда, когда хотел показать свою любовь к ней. Поездка из Ферхелехена в Платкопс на бычьей повозке обычно занимала чуть менее трёх суток. Они двигались не спеша, поскольку Дельки постоянно мучила боль, и кроме того, приходилось часто распрягать быков, чтобы дать им отдохнуть. Весь путь от Ферхелехена до Хармони был для них знаком, но уже многие годы они не ездили дальше. Поэтому прямая серая дорога через коричневую и иссушенную степь, где на выжженных солнцем полях фермы находятся так далеко друг от друга, казалась им весьма увлекательной даже в это безжалостное январское пекло. По вечерам, когда быки двигались вперёд в однообразном ритме, который в темноте казался ещё более размеренным, или когда они распрягали повозку, и пламя разведённого Юриааном костра танцевало для звёзд, сиявших над ними, их сердца наполнялись тихой радостью. И они представляли себе и днём и ночью не тот серый каменный дом, о котором говорил Пит Дейсельманн, а такое же чудесное золотое здание, как Хрустальный дворец на кружке у Дельки. Они стойко и непоколебимо верили в это золотое диво, этот пиют для больных и страждущих во все те ужасные часы, когда Дельки, как какое-то кроткое животное, не имеющее дара речи, сжималась и беспомощно лежала в поту и мучениях от боли.
Только к полудню на четвёртый день их путешествия они достигли деревни Платкопс, растянувшейся вдоль восточного берега реки Гамки. Здесь низкие дома с выбеленными стенами и соломенными крышами находились в глубине садов и земельных участков, спускающихся к реке, на значительном расстоянии от широкой Хух Страат. Эта улица была обсажена тополями, ивами и огромными эвкалиптами. В одном конце этой зелёной аллеи виднелись горы Сварткопс, а в другом - Тениквоты. С севера, юга, востока и запада равнину Платкопс окружали горные цепи, а сама деревня лежала в центре равнины. Больница была единственным каменным зданием на западном берегу реки и одним из немногих каменных домов в деревне. Вокруг неё также не было ни деревьев, ни сада, ни зелёных полей, и она стояла посреди голой степи, серая и новая, даже не обнесённая изгородью. Больница отнюдь не была похожа на Хрустальный дворец на кружке у Дельки, но вера, надежда и слёзы, навернувшиеся им на глаза, когда они увидели её, сделали это непривлекательное здание, окружённое широкой верандой, прекрасным для пожилых супругов. Они переправились через реку и медленно поехали к нему через степь.