Несколько раз он тянулся к телефону, но наконец отказался от своего намерения.
Да, правда, они были давними друзьями, но даже давним друзьям не принято говорить об этом... Ему показалось лучше ворваться на кухню к Тони и попросить объяснений.
Он шагнул и, приоткрыв дверь, заглянул в щель.
Один Тони сидел спиной к нему и плакал, другой в тревоге совал ему носовой платок.
- Вот, возьми, вытрись.
- Не подсовывай мне эту синтетическую тряпку! - закричал плачущий и бросил ее в другого. И, всхлипывая, почти истерически воскликнул:
- Хочу платок из хлопка, из настоящего хлопка!
- Они сведут меня с ума, - содрогнулся Асен. - Что такое хлопок?
- Не плачь, - попросил один Тони другого и предложил опять вспоминать. Всхлипывающий Тони слегка приободрился, и они заговорили о другом его предшественнике.
- Этот Асен родился в 1172 году в одном горном селении, посередине которого было озеро.
- Зимой одна половина озера замерзала, а другая оставалась теплой даже в самые лютые морозы. Берег на теплой половине плавил льды и снега, имея во все времена года одинаковую температуру.
- Куры в селении неслись прямо на теплом берегу и через три недели шли забирать вылупившихся без их помощи цыплят.
Глаза одного Тони засверкали, но каким-то отраженным светом, явно он перенесся в мыслях далеко назад в те века, о которых шла речь. Другой Тони продолжал: - Асен прославился как знахарь. Он разделял все болезни на холодные, которые лечил теплой водой из озера, и теплые, исцеляемые холодной водой. А для третьего вида болезней собирал в горных дебрях лекарственные травы.
Через некоторое время о нем стали рассказывать небылицы.
Говорили, например, что его лекарственные травы были не обычными, а специально обученными охотиться на болезни, он натаскивал их, как натаскивают борзых загонять дичь. Говорили также, что он соткал одеяло из десятилетних трав (основа была из стеблей, а уток - из цветов и корней). Этим одеялом он укрывал больного на закате и к утру тот выздоравливал. И даже пронесся слух о том, что в 1204 году, когда повсюду как смерч пронеслась холера, только в селении Асена не умер никто. После окончания эпидемии селяне пошли его благодарить. Они решили поставить в церкви рядом с портретом ктитора и портрет знахаря, но когда специально посланные гонцы вернулись из самого Велико-Тырново с живописцем, не нашли Асена.
Он собирал рассеянную повсюду династию лекарственных трав, решив объединить ее для победы над всеми болезнями.
Но на свою беду он натолкнулся на разгромленных Калояном латинян под предводительством маршала Жофроа де Велардуен, который пожелал от Асена не возможного: раз он знахарь, пусть вернет одному его родственникурыцарю отрубленную руку. Асен ответил, что если бы можно было наращивать части тела, следовало бы наростить каждому по еще одной голове, чтобы стать мудрее и остроумнее.
Маршал схватился было за меч, но передумал, и за свою иронию Асен получил 15 дюжин ударов плеткой по голому телу. Потом его бросили в какую-то-ложбину и там он лежал ничком все лето, следя за движением солнца по теням. Он с нетерпением ждал вечера, потому что по вечерам из соседнего селения к нему приходила длинноволосая девушка. Она клала ему на раны лекарственные травы, давала поесть, а потом спешила уйти. Она любила поговорить. Не догадываясь, что Асен знахарь, она рассказывала ему о скрытой силе терновника, марены, подорожника. "Если человек чувствует приближение смерти, - учила она его, - он должен думать о чем-нибудь очень живом, потому что сильный запах живого отпугивает смерть, и она проходит мимо".
Асену нравились эти слова, а девушка еще больше.
Когда с гор начинал дуть ветер и холодало, она разжигала небольшой костер, высекая огонь кремнем, и тогда они ночевали у ее домашнего очага, потому что огонь был ее, хоть и далеко от селения, где она жила.
Она делала это умело и тихо напевала, будто песней поддерживала пламя. В конце лета Асен настолько собрался с силами, что уже мог поворачивать голову и встречать ее взглядом: девушка все время шла одним и тем же путем мимо прямых, как форели, тополей. Накануне Усекновения[Религиозный праздник 29 августа - Усекновение (отсечение) головы Иоанна Крестителя ] он спросил ее, пойдет ли она за него замуж. "У каждой возможности есть своя рана, ответила она, - и важно не попасть в рану, когда протянешь руку".
Вечером, в первый раз за много месяцев, Асен лег на спину и стал смотреть на луну и звезды.
Телефонный разговор с Эмилем никак не шел. Вот уже пятнадцать минут Асен все ходил вокруг да около, рассказывал разные глупости, не смея поставить вопрос ребром.
- Хватит, - оборвал его Эмиль. - Что случилось?
- Нет, ничего, почему тебе пришло это в голову? Ну ладно, случилось. Я хочу спросить тебя... Ты палеонтолог и знаешь... Слушай, меня интересует значение следующих слов: река, верба, рыба, море...
- Ты с ума сошел! - воскликнул Эмиль. - Замолчи сейчас же!
- Ты слышал о Средиземном море? Я рылся в географических атласах, нашел Средиземную пустыню. Помоги мне - пустыня в древности называлась морем, что ли?
- Замолчи, сказал я тебе! Слушай, откуда ты знаешь эти слова?
- Из... снов. Мне снились и другие слова: звери, птицы...
- Не притворяйся оригинальным! Это все старые и вышедшие из употребления слова. Ты не мог их встретить ни в книгах, ни в словарях, кроме как в специальной литературе, к которой имеют только некоторые ученые. Обманываешь, Асен, они тебе не приснились!
- Покажусь ли я тебе более оригинальным, если скажу, что у меня на кухне сидят двое домовых, такие маленькие полупрозрачные создания, и непрестанно говорят о реках, морях, борзых и дичи...
- Куда ты пропал, алло?
- Здесь я. Мне вдруг представилось, как я лежу на зеленой травке, растущей прямо из земли и смотрю на луну и звезды...
- Ты же знаешь, что из земли ничего не растет. А звезд не видно из-за...
- Знаю. Но что ты скажешь на то, что когда-то лекарства самым естественным образом добывали из растущих на земле лекарственных и диких трав?
- Лекарства выпускает химико-фармацевтическая промышленность. И прошу тебя, перестань со своими расспросами о морях и травах! Не спрашивай, не хочу тебе отвечать.
- Почему? Или, может быть, вы, ученые, даете клятву не говорить о...
- Нет никакой клятвы, но существует общечеловеческая этика, нормы хорошего тона, если тебе угодно, которые не поощряют рассуждения на эту тему. Подобные слова и понятия с течением времени сами собой стали табу.
- Ну и время! Можно подумать, что слово "море" вульгарно и цинично.
- Асен!
Рано утром он снова позвонил Эмилю:
- Это я... Надеюсь, что не разбудил тебя.
- Здравствуй, ну как, успокоился?
- И еще как! Я спокоен, как пень.
- Как что?
- Пень. Разве ты не слышал? Это часть дерева. Палеонтологи должны знать, что такое "дерево", "лес". Представь себе, что ты бродишь по лесу, собираешь сухие ветки и разжигаешь костер...
- Асен, извини, но тебе не помешает посещение врача...
- Я уже ходил. Это старческая бессонница. Предполагаю, что и ты ею страдаешь, мы же ровесники. Нам остаются еще всего три года по теперешнему коэффициенту продолжительности жизни.
- Да, ты прав. Грустно, когда тебе скоро исполнится двадцать пять.
- А я скажу тебе кое-что еще более грустное: когдато, очень давно конечно, двадцатипятилетние считались совсем молодыми, только начинающими жизненный путь.
- Так ты и это знаешь?
- Да, и это. Я слышал о снеге и дожде. А на солнце нельзя было смотреть из-за его ослепительной яркости...
Несколько ночей подряд оба Тони отсутствовали.
Как только Асен выключал свет, то слышал, как они шлепают в прихожей, выдвигают ящики на кухне, обмениваясь малозначащами фразами, а ближе к полуночи выбирались из квартиры. Он удивлялся, как же они выходят - дверь открыть они не могли, а выпрыгивать из окна или балкона на пятом этаже казалось ему чересчур.
Ему было интересно узнать, где они бродят. "Если верить в их легенды, - рассуждал Асен, - можно подумать, что за несколько часов они на самом деле успевают побывать в минувших веках, где им наверняка лучше".
Он высыпал себе на ладонь лиловые таблетки с намерением их выпить, и внезапно его испугал сильный звон чего-то разбитого. На кухне было светло, Асен побежал туда, но остановился как вкопанный в дверях: один Тони размахивал стаканом (а другой уже лежал в осколках на полу), угрожая разбить и этот, если другой Тони не выполнит его просьбу. Он стоял на краю стола, топал ногами и плакал.
Свет на кухне был какой-то странный: он струился как бы волнами, синеватыми пучками, и Асен только сейчас понял, что это светит не лампа, а сердитый маленький домовой плачет искрящимися синеватыми электрическими слезами.
- Я не виноват, - оправдывался другой Тони, - что этой ночью мы не сможем вернуться. Ну ничего, не плачь, давай хотя бы вспоминать.
Они стали вспоминать о другом его предшественнике, который жил около 2000 года, да, они повторили дату несколько раз - в конце двадцатого века. История эта была рассказана наскоро, как будто оба Тони спешили и будто им было неприятно то, то они рассказывали. Но почему же они продолжали?
Короче говоря, тот Асен к 2001 году был еще молодым метеорологом специалистом с международным именем. Он верил, что хорошая погода приносит хорошие вести, а плохая...
Как-то шел мелкий дождь, и он получил письмо oт Транбера - своего друга и коллеги из Европейского Центра атмосферных исследований. В своем письме Транбер с нескрываемым сарказмом высказывал мнение о том, что вычисления Асена о тепловой инверсии над большими городами ошибочны.
Асен послал ему телекс со следующим текстом: "Ты думаешь ближайшими десятью днями, а что будет через десять веков?"
Транбер опубликовал большую статью в журнале "Нэчурэл хистори". Не отрицая того, что изменение погоды является результатом "парникового эффекта", он начисто исключал возможность выпадения снега над Африкой и появления Лазурного берега на полюсах.
Асен ответил на этот вызов другой статьей в том же журнале, проиллюстрировав свои исследования несколькими математическими моделями. К сожалению, он не придал значения маленькой подробности, что пока он вычислял математические модели, сгорели два компьютера, а третий самопроизвольно сменил себе программу и выдал несколько колонок неожиданных знаков, очень напоминающих древние невмы для записи музыки. Может быть, компьютер стал сочинять музыку или внезапно запел, как иногда бывает при сумасшествии. Но все равно на это никто не обратил внимания.
Статья эта вышла. По неизвестным (или известным) причинам типограф набрал невероятный шрифт: буквы кривились как в судорогах, будто испытывая чудовищную муку и физическую боль. Сам тон статьи соответствовал шрифту, а предупреждение было яснее ясного - указывались вероятные точки земной поверхности, где температура будет на 3-4 градуса ниже нормы, а также географические области, где они повысятся. Транбер в ответ туг же послал геле-kev кор многозначительным "Хаха!" Видно, судьба всегда жестоко отвечает на вызов - жестоко и без промедления. Жизнь полна подобных примеров. И вот после этого "ха-ха" Транбера обстоятельства стеклись таким образом, что оба метеоролога встретились на симпозиуме в Токио, откуда они должны были вылететь в Международный институт наблюдений за природными ресурсами "Уорлд Уоч".
На аэродроме Транбер все еще вел разговор о последней статье Асена в "Нэчурэл хистори". Асен стоял на своем - высокая доза мутагенов приведет к генетическим изменениям в ДНК, а хромосомные нарушения вызовут фатальные мутации в человеческом организме...
Они вылетели ровно в 10 часов.
В 11 часов внезапно разбушевавшийся циклон так резко качнул самолет, что Транбер вытащил из кармана пиджака фотографию свой семьи и показал ее Асену со словами: "Это моя семья. Но странно, взялся этот снимок? Мы не фотографировались..." По всей длине самолета угрожающе разнесся скрип металла и наступила зловещая тишина. С двигателями что-то произошло - они замерли, аппараты и приборы не работали, магнитная буря поглотила радиоволны и экипаж уже не мог овладеть положением. Все еще было тайной, что же произойдет. Два часа спустя стало ясно, что какието сверхмощные турбулентные течения тащат несчастный самолет неизвестно куда, и неизвестно когда это кончится.
Трое суток спустя самолет все еще летал в стратосфере, увлекаемый циклоном, который носил его легко и внимательно, почти с отеческой заботой, не желая смолоть как в мясорубке. Последующие двое суток убедили их, что они находились в центре странного феномена - самолет не терял высоты и не распадался на куски. Пассажиры, которых вместе с экипажем было около тридцати человек, не испытывали неудобств изза счастливой случайности, что в товарном отсеке имелись контейнеры с туристической едой и вдобавок баллоны с кислородом.
На седьмой день циклон потерял свою силу и самолет начал стремительно падать. Пилот успел включить двигатели для вертикальной посадки и они вполне успешно приземлились на Центральноафриканском плато в нескольких километрах от восточного рукава водопада Виктория.
Когда они вышли из самолета, шел снег хлопьями и берега Замбези были покрыты двухметровыми сугробами. Снег выглядел неестественно и ужасно на фоне тропических джунглей. Радиосвязь еще не была установлена и пассажиры, чтобы не замерзнуть до прихода помощи, вырыли из-под снега ветки и стали разжигать костер.
Вдыхая глубоко в себя воздух, чтобы раздуть огонь, Асен подумал: "А не будет ли этот глоток чистого воздуха последним, который мне суждено вдохнуть?"
Транбер подумал то же самое.
Оба Тони смотрели в изумлении - что хотел от них этот испуганный, смущенный, отчаянный, разъяренный и с ума сходящий человек? На его лице отражалось одновременно столько чувство, что это и пугало, и смущало.
Асен то кричал, то доходил до молитвенного шепота: - Скажите, вы должны... То-есть я прошу вас сказать. Я не хочу знать все, я не спрашиваю, что такое река, море, лес, огонь, как идут снег и дождь - откуда они берутся? Нет, не доверяйте мне своих тайн, но прошу вас ответить на один-единственный вопрос, вы просто должны ответить... Что значит вобрать в себя глубоко воздух, что такое вдохнуть глоток чистого воздуха? Вообще какова семантика глагола "дышать"?