Завернув выбранный Виктором диск, и подавая его ему в руки, она мило улыбнулась юноше. А он подумал, что так она улыбается всем, это её работа. Ведь он неуклюжий, неуверенный в себе, уже не подросток, но ещё и не мужчина, не может нравиться такой девушке. Такой... Что он ей?..
Почему правильность неуверенна? Почему неправильность нагла? И приходится правильности приобретать черты наглости, чтобы суметь выжить среди неправильности и непостижимой несправедливости мироустройства. Но кто оценивает эту несправедливость? И так ли она несправедлива? Мы сами не можем оценивать это, находясь внутри этого самого ...устройства. Правила придумывает создающий, и оценить можно со стороны. Ну а где эта сторона, кто оценщик? Чтобы дойти до той другой стороны, нужно пожить в этой, и пройти свой, тебе предначертанный путь. Каждый выбирает этот путь сам, несмотря на кажущееся давление среды. Среда, конечно, оказывает это влияние, но выбор всегда за самим тобой. А когда наступает этот момент выбора, нужно выбирать. Выбирать необходимо всегда. И выбираем...
Но выбираем невпопад...
* * *
...Виктор долго не мог уснуть в эту ночь. Склонный к мечтаниям, к которым он пристрастился в долгие бессонные ночи. Пристрастился тогда, ещё в детстве, когда нездоровый организм требовал лечения, лечения длительного и болезненного. Он привык к больницам (ко всему мы привыкаем), и как-то даже переставал чувствовать боль. Потому что когда всё время болит, боль уже становится частью твоего существования, без неё уже как-то и непривычно. А когда она вдруг исчезает, остаётся ощущение потери смысла.
Живя с болью - было желание от неё избавиться, а, избавившись, - другой цели нет, и нужно её искать, эту цель...
Болезнь приучила к размышлениям. Размышления рождали фантазии. Где ещё можно быть сильным, мужественным и красивым, таким, каким ты хотел бы быть? - В мечтах, в снах, в фантазиях. И ночь помогала в этом. Помогла и сегодня. Они встретились, встретились на волнах сна, эта волна обволакивала, соединяла, звала за собой... Девушка улыбалась ему, протягивала к нему свои руки, целовала в губы. Её упругая грудь прижималась к его груди, глаза смотрели в глаза... И не было ничего невозможного.
Поврозь на земле, но встречаемся в снах...
* * *
Наступил новый день, и потянуло в магазин, хотелось увидеть её, может быть нечаянно прикоснуться к ней, заговорить, встретиться... Вначале Виктор решил написать записку, и передать её как-нибудь. Только вот, что написать? Банальное - "давай встретимся", - не хотелось, хотелось чего-то необычного, только для неё предназначенного. И он решил написать песню, попробовать записать её на свой магнитофон, потом, возможно, в студии, аранжировать и уже тогда передать. Это и будет необычное!
В муках творчества прошёл день, второй, третий... Встреча затягивалась.
Но увидеть её хотелось. Просто увидеть. А почему бы и нет? Он покупатель, завсегдатай этого магазина, и не будет в этом ничего зазорного и подозрительного, если он пойдёт сегодня туда.
И он пошёл, и увидел её. Да и она как-то, (ему показалось) по-другому, заинтересованно смотрела на него из-за прилавка. А может это опять его фантазии, и нет ничего необычного в её взгляде?.. Вновь приняв из её рук упакованный диск, он стремительно выскочил на улицу.
Такая история повторилась на следующий день, и ещё на следующий... Виктор приходил, покупал, она паковала, подавала, изредка их руки соприкасались. Он вновь уходил...
Уход от решения вопроса - это тоже своего рода решение, но какое-то оно ущербное. Проходит некоторое время, и нерешённое возникает перед тобой снова и снова, и его нужно решать, а не уходить от него. Можно убежать от всего? От чего-то, от кого-то можно. Но самый неутомимый преследователь, преследователь, который найдёт тебя везде своим вездесущим оком, и всегда! Он схватит в самый неожиданный и неподходящий момент... Кто он? А это - ты сам, и твой неразрешённый когда-то вопрос. Всё повторится, может быть даже в обострённом виде. И всё-таки придётся его решать, иначе - застой, болото, деградация...
...Песня родилась, Виктор записал её на кассету, получилась мелодия, её слова проникали к сердцу, обёрнутые звуком струн гитары. Мелодия ритмически поддерживалась электрической перкуссией, припев укладывался на соло виолончели...
На бумаге сложно передать мелодию, но можно попробовать передать чувства с помощью слов этой песни:
Приди, желанная, ко мне,
И наяву, а не во сне.
Навстречу губы мне раскрой.
В груди желанье успокой...
Не приблизившись - удалилась,
Мой покой за собой увела.
Уповаю на Божию милость,
Чтоб во сне ты меня вдруг нашла...
Приди, желанная, ко мне,
И наяву, а не во сне
Навстречу губы мне раскрой,
В груди желанье успокой...
А любовь моя крутит, как штопор,
Её рана горька и сладка.
Потеряй малочувствия сопор,
В моём сне ты нежна и близка.
Приди, желанная, ко мне,
И наяву, а не во сне,
Навстречу губы мне раскрой,
В груди желанье успокой...
* * *
"Каждая проблема таит в себе бесценный дар.
И ты создаёшь себе проблемы - ведь эти дары тебе
крайне необходимы..."
Р. Бах. " Иллюзии"
Время неутомимо бежало, увлекая за собой всех, всё... Оно как селевой поток, летящий с неудержимой мощью и силой, поглощает то, что попадается на его пути. Кажется, всё в его власти. Время - мерило всего и движущая сила всего... Каждый день оно с утра напоминает о себе звоном будильника: "Пора, пора, пора...." А куда, зачем. Почему?
Эта ежедневная круговерть поглощает нас суетой, отнимает его (время) от чего-то, возможно, настоящего, истинного, того, что тебе действительно нужно сейчас, и потом, и всегда... Но мы спешим, нам недосуг остановиться, задуматься, совершить...
Если не можем остановиться сами, то нас останавливает кто-то. Тот, кто следит за истинностью, настоящим смыслом именно твоего пребывания на Земле. Только не дано нам знать этот смысл. Познавая, - падаем, идём, бежим, спотыкаемся и вновь идём. Постепенно в процессе этого бега, начиная прозревать почему, зачем, для чего всё? Куда идём?!
Мы, как мыслящая единица мироздания, своеобразный мыслительный кварк, составляем эту непознаваемую никогда до конца Сущность, Сущность, которая осознаёт себя и нас, но с помощью тебя, меня, его, её, их...
Чтобы осознать, вначале нужно почувствовать, вот и чувствуем.
...Итак, время бежало... Виктор так и не смог заговорить с девушкой.
Болезнь, которой он страдал, требовала частого поклонения себе. Существуют даже своеобразные "храмы" боли - больницы, где далеко не всегда избавляют от неё, от боли. Но пытаются, кто искренне, а кто - просто, пытаясь заработать на болях другого. Его заболевание крови - хронический лейкоз, не отпускало из своих цепких, костлявых рук. Химиотерапия, облучение, анализы... Казалось одно время, что всё в прошлом. Показатели лейкоформулы нормализовались, кризисы не повторялись, и лекарств уже почти не принимал. Но...
После одного из обычных осмотров, когда ему были предписаны рекомендации, выданы рецепты, Виктор неожиданно вернулся к кабинету своего доктора, вспомнив по дороге о забытом там зонте. Подходя к кабинету, из-за неплотно закрытой двери он услышал то, от чего у него сразу подкосились ноги.
Доктор беседовал по телефону с матерью Виктора. Из разговора он узнал, что жить ему, возможно, осталось не больше трёх-четырёх недель, что необходима срочная госпитализация и стационарное лечение, и только тогда можно как-то попробовать продлить его жизнь, но только продлить...
* * *
Случилось так. Немного проследив за человеком, столкнувшимся на ступенях библиотеки с другим, попытавшись слегка заглянуть в его жизнь, уже проникаешься сочувствием и сопереживанием к нему. И хочется помочь ему в чём-то, хотя чем тут поможешь? Но можно почувствовать, посочувствовать и уже этим помочь. Ему и себе. Чем себе? Тем, что чувствуя, мы осознаём окружающее и своё место в нём. Вот мы и осознаём...
...Виктор пошёл в последний, так он решил, раз в магазин. Сегодня он отдаст кассету с песней, и пусть останется у девушки, в которую он был тайно влюблён, частица его души, его сердца.
Что ж... Не случилось написать симфонию Вселенной, случилось написать только песню. Не важно. Важно, что он прикоснулся к творчеству, - к творению. А тот, кто что-то сотворил, создал, тот жил не напрасно. Он вложил свою частицу в мозаику мироздания.
Надписав кассету - "Тебе, о неслучившемся от Виктора, (Rondo finale...)" он, как и прежде, купил первый попавшийся диск, дождавшись его упаковки, мысленно прощаясь, зная, что это навсегда, посмотрел девушке в глаза, взглядом пытаясь сказать всё, чего не сказал, не смог, не успел, а теперь и не должен был... Потом положил свою кассету на прилавок перед девушкой, ещё раз посмотрел в её в глаза, и стремительно выбежал из магазина.
Девушка из музыкального магазина давно уже заметила этого странного, не похожего на других парня. Она чувствовала, как он, перебирая диски, смотрит на неё, как пытается ненароком её коснуться, подавая деньги и беря упакованное. Не то что другие парни, ещё не успев толком узнать, как тебя зовут, уже наровят облапать, затащить в кровать, слюнявя и сопя, дыша перегаром и табаком. Теперь, говорят и постель - не повод для знакомства. А от этого парня пахло всегда приятным терпким запахом свежей травы, леса, слегка раскосые, по-восточному, глаза, были грустны и внимательны, движения его были плавными, нежными. Вот только убегал он очень уж стремительно.
Теперь вот эта кассета, с непонятной надписью. Анна, так звали девушку, достала кассету из коробки, вставила её в магнитофон, благо, - это ведь был музыкальный магазин, да и покупателей не было в этот ранний утренний час.
Приятный баритон зазвучал из динамиков:
"Здравствуй, любимая! Любимая! Я могу это тебе сказать, не ожидая от тебя ответа или неответа. Это не важно, важно, что ты слушаешь, слышишь сейчас меня. Мне многое бы хотелось тебе рассказать. О чём?
О солнце, которое просыпается по утрам и, пробежав лучами по утренней росе, купается в море, оттуда, освежённое, движется вверх, в небо, чтобы увидеть тебя. Оно чаще видит тебя, не так как я. Как я ему завидую и ревную... Глупо ревновать к солнцу? Конечно глупо!
Я бы хотел стать тенью, невидимкой, чтобы быть всегда с тобой рядом, обдувать в жару и согревать в стужу. Разложиться на молекулы, и стать частицей ветерка, лечь тропинкой у ног, превратиться в свет падающей звезды, чтобы, глядя на неё, ты загадала своё заветное желание, а я на правах сгоревшей звезды исполнил бы его... Может быть, это случится совсем скоро?
А сейчас? А сейчас я дарю тебе эту мелодию, эту песню. Прости за мою наглость и навязчивость, но чувство, которое у меня родилось благодаря тебе, даёт мне это право, право на то, чтобы сказать: " Я люблю... Я любил тебя!"
Звук виолончели, словно мягкие шаги солнца, стал выбираться из динамиков на волю, пиццикато перешло в смычковую партию, обрастая по пути электронными вариациями органа, бас стремительно заухал где-то издалека, нарастая и надвигаясь на слушающую Анну... Вдруг в это действо ворвался резкий, высокий звук гитарной струны, обозначив собой росчерк по небу падающей звезды, и вот она рассыпалась дробью барабана и дребезжанием меди тарелок...
Что это было? Симфония, рок, джаз? - Ни то, ни другое, ни третье. Всё сразу, всё вместе. Но не в конкурирующем противоречии, а в необходимом, красивом, верном сочетании стилей, инструментов, мелодии...
Как-то незаметно зазвучали слова песни:
"Приди, желанная, ко мне,
И наяву, а не во сне..."
Анна растерянно стояла с наполняющимися от слёз глазами. В горле защипало, сжало, запульсировало и превратилось в судорожное подёргивание гортани. Хотелось плакать, рыдать. Руки сами цеплялись за горло, пытаясь справиться с накатившими ощущениями. И вот, наконец, слёзы вырвались из глаз и безудержным солёным потоком побежали по щекам. Хотелось увидеть, услышать, броситься за тем парнем. Сказать ему, что она тоже давно любит его. Думает о нём по ночам. Более того, в каждый, проданный ему диск она вкладывала записку с одним и тем же содержанием: "Ты мне нравишься, давай встретимся!" И номером своего телефона.
Но Виктор давно не распаковывал диски. Они так и лежали не распакованными стопками у него в комнате. Они были повсюду, и в каждом, была её записка: "...давай встретимся...."
Какая малость решает многое. Не случилось, не состоялось, не довелось...
Нет, всё-таки свершилось! Пусть не в общепринятом человеческом плане, а в другом - нами непостижимом, неведанном...
Что случилось, значит суждено!..
* * *
Прошло около месяца. Анна ждала, ждала, что снова придёт он, снова будет выбирать музыку, снова подойдёт к ней, и тогда... Тогда она его уже не отпустит. Она всё ему скажет сама, она его никому не отдаст, он будет только с ней, только её... И она будет его возлюбленной. Единственной!..
Но он не приходил, и Анна сама стала разыскивать его. На подаренной кассете, были реквизиты студии звукозаписи, где она была записана. Найдя эту студию, Анна узнала, что парня зовут Виктор, нашла в книге заказов его адрес и телефон. Но звонить не стала, а решила сразу поехать к нему домой.
Наскоро прихорошившись, надела свои любимые туфли на высоком каблуке, короткую облегающую юбочку ярко розового цвета и чёрный топик, разметала свои заплетённые в африканские косички волосы по плечам и двинулась на поиски.
Долго искать не пришлось. Его дом находился в одном из тихих районов города и был хотя и небольшим, но из двух этажей, под крышей из красной черепицы.
Подойдя к двери и придавив пальчиком кнопку дверного звонка, Анна стала ждать, с трудом удерживая в груди вдруг часто забившееся сердце. Такого волнения она раньше никогда не испытывала.
- Что это со мной? Как будто не встречалась раньше с парнями? Да нет, так не встречалась, так - в первый раз, такого - не было никогда, и может, не будет больше?
Ей захотелось убежать, скрыться, спрятаться. Теперь она начинала понимать Виктора, который стремительно убегал из её магазина. Видимо, также, как и она сейчас он не мог справиться с нахлынувшими чувствами.
Наконец дверь открылась. На пороге стояла женщина средних лет, с грустными глазами, с поседевшими, не по возрасту тёмно-каштановыми волосами. Её облик чем-то смутно напоминал Виктора.
- Наверное, мать, - решила Анна, и спросила: "Здравствуйте, а Виктора можно?"
- А вы кто, милая девушка? - Женщина удивлённо смотрела на эту красивую непосредственность, которая стояла перед ней в напряжённом, но милом и наивном ожидании.
- Я? Я, его хорошая знакомая.- Анна пыталась лёгкой дерзостью скрыть своё смущение перед женщиной.
- Заходите тогда, я вам всё расскажу.
Анна, предчувствуя что-то не очень хорошее, двинулась следом за женщиной вглубь дома. Пройдя внутрь, она присела на предложенное кресло, расположившись на самом его краю, и стала ждать объяснений.
Женщина, предложив Анне прохладного чая со льдом, ещё раз поглядела на сидящую перед ней девчушку, как-то отстранённо взявшую запотевший в её руках стакан с чаем, и решила, что скажет всё сразу. Девушка производит впечатление умненькой, и всё поймёт.
- Дело в том, - начала женщина печально, - всё дело в том, что его нет.
- Ну, я тогда зайду как-нибудь позже, или позвоню, - и Анна дёрнулась в порыве встать и немедленно уйти отсюда. Ей было как-то тоскливо, даже жутковато сейчас, и тревога нарастала в её маленькой груди.
- Да нет, его и потом не будет, он... Умер.
- Что? - У Анны в мгновение наполнились слезами глаза, в горле вновь схватило, как и тогда, когда она слушала его прощальное Rondo. - Как, почему, зачем? - Анна не могла найти сразу нужные слова и бессмысленно повторяла: "Как? Почему? Зачем?.."
- Так случилось, - женщина, попыталась как-то успокоить эту незнакомую, плачущую по её ушедшему сыну девушку и присела к ней рядом.