По вопросу о том, как действовать, группа тоже раскалывалась на непримиримые партии. Партия Солдата склонялась к анархизму. Суть его позиции выражалась формулой: Надо дать Им в морду!. Кому Им? Хотя бы Сусликову. Или той же стерве Маоцзедуньке. Вообще, всем власть имущим и богачам.
- Для меня, - говорил Солдат, - любая власть есть враг, любые привилегированные слои населения суть враги. Я не смотрю на них с некоей человеческой точки зрения. И не различаю среди них злых и добрых, плохих и хороших, глупых и умных. Для меня все они - коллективный эксплуататор и коллективный угнетатель.
- Но без власти и без распадения населения на различные слои с различными условиями жизни общество не может существовать, - возражал Фюрер, - Если уничтожить власть и...
- А я разве говорю, что ее можно уничтожить? Уничтожишь одних, появятся другие. От этого никуда не денешься. Но из этого не следует, что я должен любить власть и относиться к ней с почтением. Я утверждаю лишь то, что люди, оказавшиеся в таком положении, как мы, вынуждаются на враждебное отношение к власти.
- Ты перегибаешь палку, - говорил Горев. - Наша власть настолько обширна, что провести грань между властью и подвластными невозможно. Вот я, например, заведую группой. Власть я или нет? И насчет привилегий не так-то просто. Я как начальник получаю у нас в буфете пакетики с дефицитными продуктами. Отношусь я к привилегированным лицам города?
- А что в этих пакетиках? Кусок колбасы и сыра? Это же мелочь!
- Это не мелочь, а фундаментальный факт нашей жизни. Теперь никто не верит в марксистские сказки насчет райского коммунизма. Мы имеем достаточно здравого смысла, чтобы видеть усиление и укрепление социального и экономического неравенства. Но мы имеем также достаточно здравого смысла, чтобы считать это само собой разумеющимся и неотвратимым. Я как заведующий группой получаю немногим больше моих подчиненных. Но все-таки больше. И я счел бы несправедливым, если бы меня лишили этой жалкой надбавки к зарплате. Заведующий отделом получает еще больше, и все это считают справедливым. На такой справедливой основе вырастает колоссальное неравенство в материальном положении людей. Это - закон природы, а не злой умысел каких-то негодяев.
- Наш народ долго не удержишь на такой ненадежной узде, как здравый смысл, - говорил Остряк. - Помяните мое слово, он взорвется. Русские терпят-терпят, а потом устраивают разинщину, пугачевщину или кое-что пострашнее...
- Социалистическую революцию, например, - добавлял Солдат и Гражданскую войну. Будет кое-что похуже. Всеобщий бунт. Все разрушат, как это того и заслуживает.
- Ты думаешь, лучше будет? - спрашивал Горев.
- Пусть хуже! Приходит время все ломать. А ломать - так уж по-русски, до основания.
- И кто от этого выгадает?! Надо на все посмотреть с более высокой перспективы. Вы можете обвинять меня в чем угодно. Можете считать, что я говорю как пропагандист райкома партии. Согласен, наша пропаганда работает плохо. Но не все в ней вздор. Сейчас модно отождествлять наш строй с гитлеровским. Это - идеологическая ложь, только западная. Гитлеризм похож на коммунизм, но это - антикоммунизм. Это - явление западное. Запад хотел руками немцев разрушить Россию. Не удалось. Теперь Запад пытается сделать то же самое под видом борьбы за демократию, права человека, гуманизм и т.п. Идет война двух миров. На чьей мы стороне - вот что важно.
- Так что же, защищать нашу мерзость на этом основании?!...
- Надо обдумать, что делать, чтобы не оказаться в лагере врагов нашей страны.
Дело
По поводу какой-то очередной речи маразматика Брежнева в Партградской правде напечатали статью Маоцзедуньки на целую страницу. В комбинате устроили открытое партийное собрание, на которое загнали и всех беспартийных. Чернов сидел в самом последнем ряду, где обычно усаживались самые молодые сотрудники. Они рассказывали анекдоты о Брежневе, издевались над его речью и над статьей Маоцзедуньки.
- Как эта зажравшаяся дура смогла сочинить такой длинный текст? Она же пары слов связать не может!
- А кто тебе сказал, что она сама писала? Я сомневаюсь, что она прочитала свою статью.
- Я бы на ее месте тоже такое дерьмо читать не стал.
- Я произвел любопытные подсчеты. Слово гениальный в статье в применении к Марксу употреблено один раз, к Ленину - два, а к Брежневу пятнадцать. Каково?!
- Говорят, Сусликова забирают в Москву, в ЦК, а на его место посадят это чудовище Маоцзедуньку. Неужели там никого получше нет?
- Что ты! Она и есть самая лучшая кандидатура. А после этой сверххолуйской статьи Брежнев просто прикажет сделать ее хозяйкой области.
Чернов слушал, о чем шептали эти молодые люди, и дивился тому, как могли о своих руководителях говорить такое комсомольские активисты и члены партии. Вот один из них, комсорг их отдела, вышел на трибуну и произнес вполне холуйскую по отношению к Брежневу речь. В конце он сделал комплимент Маоцзедуньке за ее очень четкую и верную позицию в оценке речи Брежнева. Сделал он это, очевидно, на всякий случай: это его замечание где-то зафиксируют, и если Маоцзедунька станет хозяйкой области, и ей донесут о его мнении о ней, ему, комсоргу, от этого может польза выйти. Когда оратор вернулся на свое место в заднем ряду, его никто не упрекнул за его холуйскую речь. А он со спокойной совестью принял участие в продолжавшемся злословии по адресу Брежнева и Маоцзедуньки.
После этого собрания Чернов начал собирать досье на Маоцзедуньку. Завел папку, на которой написал Дело Елкиной Евдокии Тимофеевны. Статьяо Брежневе стала первым документом в Деле. У него зародилась пока еще смутная идея избрать именно Елкину объектом покушения. Но предварительно он должен подготовить обвинительный документ, прежде чем вынести приговор и привести его в исполнение.
Интеллигенция
После встречи Портянкина, о которой говорилось выше, на квартире у Белова собралась небольшая компания. Помимо уже известных читателю Чернова, Малова и Горева, пришли доцент филологического факультета университета Петров с женой, сотрудник журнала Россия Сидоров с приятельницей (с женой он разошелся), писатель Смирнов, сотрудница общества Знание Федорова, инженер секретного (номерного) завода Ложкин. Почему компания собралась именно в таком составе, вряд ли возможно объяснить достаточно убедительно. Горев дружил с Черновым и Беловым, жил неподалеку от Белова, его Белов пригласил, позвонив ему по телефону. Федорова жила в одном доме с Беловым. Ложкин сожительствовал с Федоровой. Жена Петрова была приятельницей жены Белова. Смирнов писал очерк о комбинате и не раз встречался с Беловым, Черновым и Горевым. Малов был у Беловых, можно сказать, своим человеком. Он был знаком с Юрием, часто бывал в пьяных сборищах во дворе дома, где жил Горев, и был хорошо знаком также и с ним. Кроме того, он бесплатно наблюдал дочь Белова и давал иногда консультации его жене. А то, что они собрались именно сейчас, было делом случая.
Коротко о том, что из себя представляют эти люди. Смирнов один из многих тысяч заурядных и мало кому известных писателей. Напечатал несколько рассказов о вымышленном героизме Брежнева во время войны. Издал их отдельной книжечкой. Приобрел местную известность очерками о партградских достопримечательностях. Пьяница. Бабник. Циник. Мастер рассказывать антисоветские анекдоты и имитировать Брежнева. Доцент Петров - совершенно бездарный преподаватель. Партийный активист. Секретарь партбюро Факультета. Был инициатором ряда кампаний по травле мнимых диссидентов. Скоро станет профессором. Сидоров проталкивает в своем журнале всякую дребедень, устраивает хвалебные рецензии на бездарные книги, сам холуйствует перед ведущими писателями, опубликовал несколько бесцветных литературно-критических статеек и стал за это членом Союза писателей. Федорова читает удручающе серые и скучные лекции от своего общества, зарабатывает большие деньги и дает возможность подработать знакомым, меняет любовников чуть ли не каждый месяц.
При всем при том многие из такого рода интеллектуалов воображают себя критиками и жертвами режима. Где-то и как-то в своих сочинениях и выступлениях они показывают кукиш в кармане. Им кажется, что они мужественные борцы против язв советского общества. В отличие от диссидентов они якобы не лезут на рожон, якобы действуют разумно и думают о будущем. Они чувствуют себя жертвами, поскольку то, что им удается урвать от общества, не соответствует их мнению о себе и их аппетитам. Недавно в комбинате появился новый сотрудник Сергей Миронов. Он назвал эту категорию интеллектуалов якобы расстрелянными. Они хотят иметь все блага общества и ничем не рисковать, но слыть при этом отважными борцами за прогресс, против несправедливостей, против тирании и т.п. Эти люди органически чужды Чернову. Но где взять других?
Сначала болтали о всяких пустяках, острили, рассказывали анекдоты и смешные служебные истории.
- У нас, - сказал Ложкин, - решили наладить производство труб для газопровода и утереть нос ФРГ, откуда эти трубы до сих пор ввозились. Все до мельчайших деталей скопировали у немцев. Но трубы все равно лопаются. Ни одна не уцелевает. В чем дело?
- В том, что эти трубы стали делать не для газа, а для того, чтобы нос утирать, - сказал Горев. - У нас с той же целью скопировали немецкие инвалидные коляски. Тоже ломаются сразу же. Но их по крайней мере можно разобрать на части и продавать на черном рынке.
- Меня такие истории не удивляют, - сказал Смирнов. - Мы на самом деле не живем, а лишь имитируем жизнь. Все наше общество есть имитация цивилизации. Имитация труб для газопровода. Имитация инвалидных колясок. Имитация литературы. Имитация вина. Имитация государственных мужей. И мы с вами лишь имитируем сделанное и сказанное другими.
- Не могу согласиться, - сказала Федорова. - Мы делаем много оригинального. Только мы не умеем использовать это как следует и убедить других в нашей оригинальности. Наш социальный строй не есть имитация других.
- И гулаг тоже.
- Это прошлое.
- Не тоскуй, оно еще возвратится.
- Видали, какая охрана у Портянкина, - перевел разговор на другую тему Белов. - У президента США нет такой. А ведь должно было бы быть наоборот покушения на президента суть обычное дело, а на наших руководителей никто не покушается. От них даже мух отгоняют.
- Охрана у нас имеет скорее престижное значение, чем охранное, сказала Федорова.
- Я бы не сказал этого, - возразил Смирнов. - Если охрану ослабить, сразу начнутся покушения и на наших вождей. Психов и у нас хватает. Вспомните лейтенанта Ильина!
- Но он же в космонавта стрелял, - сказала приятельница Сидорова.
- Он хотел стрелять в Брежнева, - сказал Ложкин. - По его сведениям это должна была быть машина Брежнева. Но брежневская машина в последний момент изменила маршрут и въехала в Кремль в другие ворота.
- Откуда у Ильина были сведения о порядке следования машин?
- Почему Брежнев поехал в другие ворота?
- Как Ильин попал в Кремль, да еще близко от того места, где должен был вылезать из машины Брежнев?
- Странно, что не было покушения на Хрущева, - сказала жена Белова. - А ведь он шлялся по белу свету почти без охраны. И попасть в него из пистолета было легко, он же такой толстый был.
- Он хотя и толстый был, зато подвижный, - сказала Федорова. - Он все время суетился, менял положение в пространстве.
- А на Брежнева было на самом деле два покушения, - сказал Ложкин. - Об одном вы знаете. Оно было скорее неудачной проделкой самого Брежнева и КГБ. Так что его и за покушение-то считать не стоит. Но вот второе было настоящее, причем - особенное. Рассказать?
- Если уж начали врать, так пойдем до конца! Давай!
- Сколько в нашем столетии было покушений, которые считались покушениями века! Но совершалось новое покушение, и прежние покушения века теряли свой статус. А почему? Да потому что все они были с изъяном, в них всегда чего-то не хватало. Убийство эрцгерцога Фердинанда имело последствием первую мировую войну, зато личность убитого была ничтожной. В случае покушения на Ленина личность- была огромной, зато последствий никаких. Убийство Кеннеди. И личность не очень большого масштаба, и последствия ничтожные. Короче говоря, все покушения, имевшие место в прошлом, можно квалифицировать от силы как покушения года, месяца или недели, но никак не века. К тому же все они не внесли ничего принципиально нового как в теорию, так и в практику покушений. Но все же в наше время имело место одно покушение, которое по всем параметрам могло бы считаться не только покушением века, но даже тысячелетия. Могло бы, если бы стало широко известно и если бы в мире существовала справедливая оценка масштабности событий. Оно связано с именем Брежнева. Этому эпохальному ничтожеству, вообразившему себя самой значительной личностью на планете, захотелось в своей биографии иметь свое покушение века. У Ленина было покушение. В американских президентов стреляют. А чем он хуже их?! Орденов у него побольше, чем у всех у них вместе взятых. Пора и ему стать объектом мировой сенсации. Но так, чтобы безопасно для жизни. Чтобы мир содрогнулся от ужаса, чтобы это стало покушением тысячелетия. Но чтобы даже волос не пал с его головы.