— Надо было, конечно, майора, но он второй день в дивизии, а комдив посчитал, что нам нужен наш дивизионный ветеран. А Федотов не первый год замужем, — не соглашается Кириллов, — и вот — плавает, и на воде и под водой, — уточняет он. — Перед началом переправы проведите подробнейший инструктаж Федотова.
— Федотов! Как ты обозначишь себя при встрече или взаимодействии с другими соединениями в неблагоприятных погодных условиях, ночью или при встрече с союзниками?
— В случае невозможного визуального определения и для обозначения «Здесь наши войска» подаю сигнал серией, то есть две — три красные ракеты, которые выпускаются с интервалом не более трех секунд под углом шестьдесят градусов к горизонту в сторону противника, или только одной ракетой — для обозначения «На этом рубеже (в этом пункте) наши войска» с интервалом в две — три минуты, а при появлении своей авиации — с интервалом в двадцать — тридцать секунд…
— Отставить! — приказывает Сергеев. — Знаки опознания, установленные Директивой Ставки № 11073, скомпрометированы и отменены, а таблица «Я свой самолет» до разведроты не доводится, — объясняет Сергеев Кириллову.
— А если командир корпуса его спросит? Он должен знать. Он все должен знать! — убежденно говорит Кириллов. — Я сейчас поеду к танкистам, а ты с ним подзаймись. Пусть сейчас же выучит наизусть все знаки опознания и памятку по форсированию, все указания по встрече с союзниками, — перечисляет он, — и отношению к немцам. Пусть выучит так, чтобы от зубов отскакивало!
— До тебя отмену и новые знаки опознания доводили?
Никакой отмены до меня не доводили. Все шесть суток на плацдарме отличались ожесточенным сопротивлением немцев и непрерывными боями. Я спал урывками по два-три часа в сутки, Елагина и Арнаутова видел считанные минуты и, получив очередное приказание, бросался его выполнять. Частные боевые задачи мне ставили и командир дивизии, и полковник Кириллов, и командир полка майор Елагин, но об отмене знаков опознания никто и слова не сказал. Никаких новых директив или приказов вышестоящих штабов на плацдарме до меня не доводили, но если я признаюсь в этом, у них могут быть неприятности. И потому, внутренне похолодев, я отвечаю:
— Так точно… Доводили…
— Давай! — приказывает подполковник.
Теперь я должен говорить то, чего не знаю и не могу знать, от стыда я готов провалиться сквозь землю, но, тем не менее, бормочу:
— Последней директивой Ставки… войскам установлены новые опознавательные знаки… для встречи с союзниками… установлены новые знаки… опознания… директивой Ставки… войскам… поставлена задача…
— Говори по существу. Конкретно!
Я чувствую, что погибаю. Совершенно раздавленный своей ложью и позором неизбежного разоблачения после короткой паузы я на секунды умолкаю и тихо признаюсь:
— Виноват, товарищ подполковник, запамятовал!
Как учил меня мой друг шифровальщик дивизии старший лейтенант Николай Пушков, чтобы легче перенести ругань начальства, необходимо внутренне расслабиться, не возражать и изображать полное согласие.
— Запомни, Федотов! Новые знаки опознания выучить так, чтобы от зубов отскакивало!
— Слушаюсь! Понял!
— Понял, понял! Не тем концом понимаешь! Я тебе уже объяснял, что для советского офицера «виноват» — это не позиция! — строго замечает Сергеев. — Это ты женщинам можешь объяснять: виноват, не получилось. А перед начальниками не смей, для начальников «виноват» — это не оправдание, — и, обернувшись к радисту, рявкнул: — Как стоишь?! Стать смирно!
— Виноват!
— Отставить! Сопля! — вдруг возмущенно кричит подполковник, выбрасывая вперед руку и указывая пальцем в лицо Якимшину. — Почему сопля?! Сопля под носом! Убрать!
Якимшин, побагровев, вытаскивает скомканную мокрую портянку, заменяющую ему платок, старательно сморкается в нее и снова засовывает в карман брюк.
— Товарищ подполковник, разрешите доложить, — вступаюсь я. — Он простужен, разрешите ему выйти.
— Идите! — приказывает Сергеев и, как только Якимшин выходит, набрасывается на меня: — Вы что, в санчасть приперлись? Зачем ты его взял? Командующий и командир корпуса только соплей ваших не видели! Вы что, всю дивизию опозорить хотите? Ты, Федотов, не осознал ответственность!
— Осознал, — заверяю я. — Честное офицерское, осознал.
Я тянусь перед ним так, что, кажется, не выдержит позвоночник.
— Надеюсь, в твоем взводе все умеют плавать?
…И тут я вспоминаю, как Прищепа, всегда спокойный, невозмутимый, обучал бойца из моего взвода держаться на воде перед переправой на Днепре.
— Плавать я тебя зараз научу… Сигай в воду!
Секундная заминка — и робкий голос:
— Разрешите раздеться, товарищ сержант!
— Раздеться? Фрицев за Днепром без штанов догонять будешь? Некрасиво! А стрелять чем? Из личного нетабельного пулемета? Пушка слабовата! Сигай в полном комплекте!..
Слышен громкий всплеск от неуклюжего падения тела.
— Держись за меня! — подбадривает Прищепа. — Выгребай!.. Вот так. Стиль баттерфляй… — по-русски — як топор. Цепляйся за лодку! Хорош! И хлебало прикрой! Уровень в Днепре не понизишь! Ще пару раз и чесанешь через Днепр — на лодке не догонишь!..
— Так точно! Стилем баттерфляй, — улыбаюсь я.
— Ты что, Федотов, родимчик мне устроить хочешь? Сколько тебе лет?
— Девятнадцать.
— Это и видно! Ты щенок желторотый, сопляк и разгильдяй. Удивительно, как тебя на роту поставили. Ты втерся в доверие к командарму… К командованию дивизии, — поправляется Сергеев. — А в действительности ты пустышка! Извилины мелковаты, рельеф не тот! И помяни мое слово: когда-нибудь ты сгоришь, как капля бензина! Ты давно командуешь ротой?
— С октября сорок четвертого, после успешной…
Не слушая меня, Сергеев подсчитывает:
— Восемь месяцев?
— Шесть, — сообщаю я.
— Вот и видно, что ты недоносок. Скороспелый, интеллигентный.
То, что он говорит, оскорбительно и, по моему убеждению, несправедливо, особенно неприятно, что он задевает Астапыча, острая обида пронзает меня, но в этот день я ни на минуту не забываю один из основных законов не только для армии, но и для всякой жизни: главное — не залупаться! — и потому тянусь перед ним.
За что он меня ненавидит? Не возражая в принципе против «молокососа» и «щенка», в душе я не мог согласиться с унижающим мою честь «разгильдяем» и, хуже того — «недоноском». Робкая попытка изменить его мнение обо мне была прервана, так и не начавшись…
А ведь в октябре обо мне и моем взводе писала армейская газета:
«НАШИ ГЕРОИ. О БОЕВОМ ПОДВИГЕ РАЗВЕДЧИКОВ.
В ночь с 3 на 4 октября 1944 г. разведпартия взвода пешей разведки 138-го стрелкового полка 425-й стрелковой дивизии в составе шести человек под командой командира взвода лейтенанта Федотова Василия Степановича скрытно проникла в расположение противника на глубину 1000 метров. Подкравшись вблизи дорожной развилки к огневой позиции двух противотанковых орудий, действуя дерзко и решительно, разведчики умело напали на немцев, пятерых убив, а трех взяв в плен, и захватили орудия. Выведя одно орудие из строя, разведчики, преследуемые немцами, сохраняя выдержку и спокойствие и метко отстреливаясь, в условиях пересеченной местности более 1,5 км на руках тащили вторую трофейную пушку и без потерь возвратились с нею в расположение полка. При этом лейтенант Федотов, проявив свойственную русскому офицеру находчивость и смекалку, использовал пленных в качестве тягловой силы, а четырех разведчиков в качестве двух групп прикрытия.
Приказом командующего 71-й армией по представлению командира 425-й стрелковой дивизии за дерзость, смекалку, инициативу и решительность, проявленные при выполнении боевого задания, награждены:
Орденом Отечественной войны 2-й степени — командир взвода лейтенант Федотов В.С.
Орденом Красной Звезды — разведчик, рядовой Калиничев Е.П.
Орденом Славы 2-й степени — разведчик, рядовой Лисенков А.А.
Военный Совет армии предоставил отпуск шестерым отважным воинам».
— Ты с бабами спал когда-нибудь?
— Никак нет, товарищ подполковник, — смущенно признаюсь я. — Не приходилось.
— И ни разу не поинтересовался, откуда у них ноги растут?
— Никак нет! — От стыда и сознания своей офицерской и мужской неполноценности я опускаю глаза.
— Раззява. Тебя, может, сегодня убьют. А ты даже не разговелся, ни разу не попробовал… — Что-то едва уловимое, похожее на сочувствие, послышалось в его голосе, и после секундной паузы он продолжил: — А если напоретесь на немца? Или попадете под артобстрел?
— Немедленно наваливаюсь на командующего и закрываю его своим телом.
— Это плохо! Что значит — наваливаюсь?.. Наваливаться, Федотов, ты на немца должен. А на генерала — в случае артиллерийского или минометного обстрела — ты должен ложиться с нежностью, как на женщину! И прикрывать своим телом! Давай дальше.
Я понял, что для Сергеева, если ты подполковник и выше — ты человек, если ниже его по званию — пень осиновый.
Я еле перевожу дух, в голове от напряжения гудит, а Сергеев продолжает:
— Группе разведчиков — твоему взводу, помимо обеспечения безопасности доставки на плацдарм генералов, поставлена частная боевая задача: скрытно провести разведку прибрежной полосы, заставить немцев показать свою оборону и раскрыть систему огня. Повтори приказание.
— Слушаюсь, повторить! Если с командующим или командиром корпуса во время переправы что-нибудь случится, я буду расстрелян. Разведвзводу…
— Задачу и ответственность понял правильно, — устало отмечает подполковник Сергеев. — Корабль и команда чтобы были в блестящем порядке, а за безопасность плавания отвечаешь головой. Радиосвязь будешь поддерживать постоянную с обоими берегами — со мной и с плацдармом. Иди!
Я выхожу. Меня столько раз уже пугали расстрелом и Военным трибуналом, что я воспринимаю это как норму. На войне, чтобы заставить человека вылезти из окопа, идти под пули, под мины, на смерть, действенна только угроза смертью. Сверху — команда, снизу — план любой ценой, а за спиной генералы и полковники с секундомерами фиксируют каждую команду и время ее исполнения, поэтому командиры отделений, чаще командиры взводов, бегали вдоль залегшей цепи с пистолетом, матюками и пинками поднимали солдат. У этих командиров была горькая участь. Лейтенанты и младшие лейтенанты дольше двух-трех недель живыми не оставались. За два года я к этому привык. Единственное, что утешает, это то, что старшим офицерам, командирам батальонов и полков смертью и трибуналом угрожают еще чаще, чем нам — командирам рот и взводов.
Около большого начальства главное — не дело делать, а изображать! Тяжкая работенка — легче вагоны разгружать. Это даже мыши в окопах знают.
И я опять вспоминаю Кириллова. Начальство еще не приехало, а сколько вагонов я уже выгрузил…
3. Документы апреля 1945 г.
(Действующая армия)
Красноармеец! Будь бдителен!
Ты в логове врага!
Отравления, диверсии, заражения —
коварные методы издыхающего врага.
ШИФРОТЕЛЕГРАММА
ШТ из ШТАБА 71А.
Подана 12.04.45 г.
5 ч. 16 м.
11 апреля с. г. немецкое радио передало обращение германского руководства к населению занятых советскими войсками немецких территорий с призывом организовать подрывную работу в тылу Красной Армии — взрывать мосты и портить дороги, нарушать связь, поджигать дома, магазины, предприятия, склады, устраивать террористические диверсии, убивать из-за угла офицеров и солдат.
По данным разведки среди населения оставлены специально подготовленные люди-пиротехники, которые занимаются поджогами. Города Леобшютц, Дебель практически полностью выгорели.
Пленные солдаты сообщили, что гренадерский танковый батальон СС «Адольф Гитлер», дислоцирующийся в р-не Ратибора, хоть и называется танковым, однако ни одного танка, ни одного орудия не имеет, но состоит из 100–120 молокососов головорезов 14-15-летнего возраста, которым приказано осуществлять диверсионно-подрывную работу, убивать из-за угла, под видом гражданского населения переходить линию фронта и доставлять немецкому командованию сведения о расположении и силах наших частей.
Для нейтрализации пиротехников и предупреждения террористических действий усилить охрану войсковых частей, повысить бдительность всего личного состава к упреждению коварных происков врага, постоянно осуществлять разведку, выявляя среди оставшегося населения подозрительных лиц, в первую очередь подростков.
ИЗ ПРИКАЗАНИЯ КОМАНДИРА 136 СК
12 апреля с.г. передовой отряд механизированной бригады на развилке дорог в районе Вартенберг был встречен двумя старыми немцами с красными повязками на рукавах, которые, выдав себя за антифашистов, указали направление движения.
На расстоянии менее километра от развилки отряд попал в ловушку: шоссе оказалось минированным, головные танки, подорвавшись, закупорили дорогу, а сгрудившиеся за ними грузовые машины с пехотой были прямой наводкой расстреляны замаскированными самоходками немцев, большая часть личного состава передового отряда была уничтожена огнем расположенных поблизости на местности немецких станковых пулеметов.
ПРИКАЗЫВАЮ:
1. Всему личному составу частей и соединений раз и навсегда покончить с благодушием и доверчивостью при контактах с немцами, круглосуточно соблюдать предельную бдительность, ни на минуту не забывая, что мы находимся на вражеской территории, и большинство населения относится к нам враждебно.
2. Ношение немцами на рукавах красных повязок запретить и впредь ни при каких обстоятельствах не допускать.
3. Ответственность за выполнение настоящего приказания возложить на командиров дивизий, полков, отдельных частей и комендантов населенных пунктов.
Генерал-лейтенант Лыков.
ПОЛИТДОНЕСЕНИЕ НАЧАЛЬНИКА ПОЛИТОТДЕЛА 163 СД
Доношу, что 13 апреля с.г. в 17.00 на зап. окраине нас. пункта Лихтенув (в 4,5 км восточнее гор. Фриденберг) в расположении 163-й стр. дивизии был совершен немцами террористический акт.
Вилли Кобус, 9 лет, бросил ручную немецкую гранату в группу военнослужащих. Взрывом были убиты красноармеец Пилипенко Степан Федорович и сержант Ефимов Иван Петрович, ранен в живот рядовой Вакулевич Авдей Яковлевич.
Отделом контрразведки «Смерш» дивизии были задержаны: сам террорист Вилли Кобус, 9 лет, его брат Гюнтер, 12 лет, который находился вблизи места взрыва и был ранен в ногу, и мать детей — Хейтвига Кобус, — которая приказала сыну бросить гранату.
Кобус Хейтвига, 1915 г. рожд., урож. г. Берлина, образование 8 классов, проживает в селе Лихтенув с 1938 г. после замужества, ее муж — обер-ефрейтор, в армии с 1939 г., последнее письмо от него получено в январе с.г. и о его судьбе она ничего не знает. При отступлении немецких войск пыталась эвакуироваться с детьми, но была вместе с группой местных жителей отрезана наступающими частями Красной Армии и возвратилась назад в Лихтенув.
Во время допросов было установлено, что организатором террористического акта против военнослужащих Красной Армии был старший брат — Гюнтер Кобус, 1933 г. рожд., образование 4 класса, с мая 1943 г. член «Юнгфольк».
Гюнтер Кобус рассказал, что организация «Юнгфольк» в селе Лихтенув насчитывала 24 человека, местным руководителем являлся немец Тиль Хайнс, руководство свыше осуществлял часто к ним приезжавший Керл.
Являясь членом организации «Юнгфольк», Кобус Гюнтер систематически занимался военной учебой: изучением материальной части оружия — винтовка, автомат, пулемет, граната, — правилами пользования им, а также и практическими стрельбами.
Когда части Красной Армии вступили на территорию Германии, состоялось собрание «Юнгфольк», на котором Керл поставил членам организации задачу — в местах сосредоточения частей Красной Армии совершать террористические акты против военнослужащих и дал указание привлекать к их совершению детей. Оба руководителя организации «Юнгфольк» — Тиль Ханс и Керл — при отступлении немецкой армии своевременно эвакуировались.