- Брось свои шуточки, Лихачев, - оборвал его старший лейтенант. - Почему думаешь, что там спрятать танки можно?
- Потому что видел. Это, товарищ старший лейтенант, самому видеть надо. Если были бы бумага и карандаш, нарисовать можно. Сами и увидели бы.
- Как это, нарисовать?
- Он, товарищ старший лейтенант, на художника учился, - объяснил Ракитин. - Все, как увидел, точно нарисовать может.
- Попробуем, - заинтересовался Кречетов. Он раскрыл полевую сумку. - Вот тебе блокнот, вот карандаш. Изобрази все, что видел.
Лихачев стал изображать. Работал он быстро и легко. Карандаш скользил по бумаге, то выделяя что-то жирной черной линией, то оставляя едва заметный штрих. Лес на рисунке стоял сплошной стеной. Но был невысок, значит, и молод. Только в некоторых местах возвышались отдельные деревья. Эти, видно, были постарше. Слева лес уходил куда-то за обрез бумаги, справа виднелась заросшая редким подлеском опушка. Рядом с подлеском проходила дорога. На ней два танка. Первый сворачивал в рощу, второй следовал за ним. А дальше бензовоз. Немного впереди - мотоциклы.
Работал Лихачев с удовольствием. Время от времени замирал, окидывал взглядом свое творение, качал головой, потом что-то добавлял, заштриховывал... Наконец он закончил рисунок, еще раз внимательно осмотрел его и показал Опарину.
- Все точно, - одобрил Опарин. - Как в кино.
Лихачев передал рисунок старшему лейтенанту.
Кречетов стал разглядывать рисунок, пытаясь найти там что-нибудь новое, интересное для себя. Но ничего примечательного не увидел. Все было в точности, как рассказывали разведчики. Ясно: немцы подтягивали силы, размещали их в роще. А сколько их там - не поймешь.
- Это у тебя облака? - ткнул он пальцем в легкие штрихи, что легли в нескольких местах поверх деревьев.
- Это? - Лихачев задумался. - Да нет, не облака.
- А что?
- Понятия не имею.
- Зачем нарисовал?
- Зачем-то надо было.
- Соображай.
Не мог Лихачев сообразить. Все стали разглядывать рисунок. Одни говорили - "облака", другие - "просто так намазал, для красоты". Лихачев не соглашался ни с теми, ни с другими. Потом рисунок взял в руки Афонин.
- Костры жгут, - сказал он. - Дрова сухие, дыма нет, а воздух нагревается и поднимается кверху, колышется. Это, у кого зрение хорошее, вполне увидеть может. Вот Лихачев и нарисовал.
- Похоже на то, - согласился старший лейтенант. - Собирают они в этом лесу танки и пехоту. Бензовоз пригнали. Оттуда и пойдут... А ты, парень, рисуешь нормально. Даже воздух... Оставь себе блокнот и карандаш. Главное - хорошо машину водить. Но в свободное время можно и порисовать.
* * *
Соломина хоронили на левом берегу речушки, за мостом.
- Здесь бой будет, могилу могут испортить. На левом берегу похороним, - решил Кречетов.
Хаустов привел артиллеристов. У орудий остались только наводчики. Кречетов построил свою команду.
Одели шофера в кожаную куртку, положили на плащ-палатку. Старший лейтенант сказал короткую речь, и опустили солдата в могилу. Хотели укрыть шинелью, была у Соломина маломерка из английских. Кречетов не разрешил.
- Давайте нашу, серую, - велел он.
Кто-то из водителей отдал шинель. Укрыли своей родной, серой. Потом засыпали, зарыли. Вырос маленький холмик. Понимали, что потеряется эта могила в степи. Погибшего солдата надо на кладбище хоронить. Среди своих. Так где оно, это кладбище?
Друзья-водители дали салют из автоматов. И стреляные гильзы смешались с могильной землей.
Солдатам из мастерских Кречетов приказал сколотить что-то вроде памятника. И чтобы надпись на нем была такая: "Соломин Иван Кондратьевич. Погиб, выполняя свой долг перед Родиной".
Постоял недолго, посмотрел, как работают технари, и пошел к мосту. Только тогда надел фуражку.
- Как речушка называется? - спросил он у Хаустова, когда они перешли на правый берег.
- Не знаю. Не сказали мне.
- На карте не посмотрел?
- Не дали карту. Объяснили, куда ехать, и все. А карту не дали.
- И мне не дали. Ну и начальничков нам бог подбросил... Который год воем, а никак не поймут, что командир без карты всего на пару километров вперед и видит. Ладно, вернемся в корпус - спрошу. Надо матери написать, где ее сын похоронен.
- Вы сами о каждом убитом домой пишете?
- О каждом.
- Тяжело писать такое.
- Тяжело.
- Поручите кому-нибудь. Воробейчику вашему.
- Мои люди. Я не уберег, я и казниться должен.
* * *
Появление старшего лейтенанта Кречетова на позициях артиллеристов оказалось для Хаустова полной неожиданностью. В штабе, когда направляли сюда батарею, и речи не было о том, что пришлют кого-то, старшего по званию. Хаустов считал, что полностью отвечает за мост и плацдарм и за все, что будет происходить на этом участке. Ему поручено. Был уверен, что управиться: не зря его учили. Он, лейтенант Хаустов, сумеет оправдать доверие. А тут - старший лейтенант, и с ним две машины пехоты. Людей в два раза больше, чем у Хаустова. Когда ставили перед лейтенантом задачу, он о пехоте и не подумал. Только здесь, после того как осмотрелся, с Ракитиным поговорил, понял, что без пехоты им не удержаться. Прислали. Хорошо, что прислали. Есть прикрытие для орудий, и можно заниматься своими делами. Но Кречетов - старший по званию и общевойсковой командир. Получается, что это Кречетов теперь командует обороной плацдарма. Лейтенант со своей батареей переходит в подчинение и распоряжение Кречетова. Это было обидно.
Хаустову хотелось провести этот бой самому. Когда еще такой случай представится? Не ради славы, конечно. Но должен же он показать, чего стоит, чему его научили. И что батареей командовать он может. Немецких танков он не боялся. Всего два месяца тому назад, на учениях, Хаустов командовал огневым взводом, отражал танковую атаку. Все шесть макетов уничтожил еще на дальних рубежах и заслужил благодарность от генерала, командира училища. Особой разницы в стрельбе на полигоне и здесь он не видел. Просто надо уметь организовать плотный прицельный огонь. И взаимодействие орудий. Это он умел. Закончил училище на одни пятерки, значит умел и получше других. И готовился сейчас к предстоящему бою обстоятельно. Участок обороны осмотрел, с личным составом ознакомился, все проверил, все указания отдал. И тут, здрасьте, прислают старшего лейтенанта, который имеет право вмешиваться в дела Хаустова и отдавать ему приказы.
Если совсем откровенно, то с прибытием Кречетова, вместе с раздражением, почувствовал он, в чем сам себе не хотел признаться, и облегчение. Теперь вся ответственность с его плеч перекладывалась на плечи старшего лейтенанта. Не то чтобы Хаустов боялся ответственности. Но это был его первый бой, и хорошо, что рядом находится опытный, повоевавший уже офицер. А что касается самого главного, отражения танковой атаки, то командовать огнем будет все-таки он, командир батареи, а не пехотный старший лейтенант.
За орудие Ракитина Хаустов был спокоен. Зарылись, как следует, подготовились основательно, сделали все как положено. И расчет ему понравился. Сейчас лейтенант челноком мотался между двумя другими орудиями: проверял, подсказывал, приглядывался к бойцам и младшим командирам, прикидывал, какими они окажутся в бою, насколько можно на них надеяться.
Солдаты копали споро, привычно, основные земляные работы подходили к концу, и Хаустов отправился к КП, где расположился старший лейтенант.
- Садись, отдохни, - встретил его Кречетов. - Народ у тебя опытный, дело свое знает. Ты не суетись.
Хаустов присел и только сейчас почувствовал, как он устал. Набегался досыта. И ноги болели и спина ныла. А сверху давили затянувшие небо облака...
- Надоели мне эти тучи, - пожаловался он. - Третий день солнца не видно.
- Тебя что, давно не бомбили?
Кречетов сказал и вспомнил, что лейтенант только что из училища. Его, видно, вообще не бомбили ни разу. И даже немного удивился, что есть еще люди, ни разу не попадавшие под бомбежку.
- Ты из каких краев? - спросил он.
- Из Свердловска.
- Урал. К вам фрицы не долетают. У вас там, наверно, и светомаскировки нет. Ночью в городе светло.
- Светло, - подтвердил Хаустов.
- Интересно. У вас там, на Урале, как будто и войны нет.
- Да вы что, товарищ старший лейтенант, - заступился за Урал Хаустов. - Там люди сутками работают. Я на Уралмаше жил. Если бывали, рядом с гостиницей "Мадрид". Госпиталь там сейчас. Так из окна видел: каждую ночь колонна танков и самоходок на вокзал уходила. На фронт отправляли.
- Ты не обижайся. Я о том, что светомаскировки нет и ночью в городе светло. Непривычно. А в горах, наверное, красиво?
- Красиво, - подтвердил Хаустов.
- Не бывал я ни разу в горах, - с сожалением сообщил Кречетов. - В степи бродил, в лесах блукал, в болотах вязнул, даже в море плавал. В Черном. А в горах не пришлось побывать. Я, лейтенант, горы только на пачке папирос видел. "Казбек". Джигит в бурке и папахе на лошади скачет, а за ним горы.
- В горах хорошо, - Хаустов совсем недавно был там, и года не прошло. - Внизу лесок, деревья, кустарники, травка. Мы любили выезжать в горы. А поднимешься выше - камень. Сплошной камень. Есть места, где и не пройдешь. Только альпинисты поднимаются. Но те с веревками, с какими-то крючьями. Они, как раз, выбирают места, где трудней идти. Есть совершенно отвесные скалы. Девяносто градусов, а они поднимаются. Весной, когда снег тает, с этих скал вода течет. Водопады, что твоя Ниагара. Я одно место знаю, так там, на отвесной скале, на карнизе, дерево выросло. Земли в трещину набило, ветром семечко занесло, или птица его на лапках притащила. Оно постепенно и выросло. Смотришь снизу - как будто дерево прямо из камня растет. Как оно там держится, никто не знает. Туда даже альпинисты забраться не могут. Метров тридцать отвесной скалы.
- Кончим войну, непременно в горах побываю. С детства мечтаю, забраться на высокую гору и смотреть, как подо мною облака проплывают. Тебе приходилось видеть?
- Нет, чтобы облака внизу, не приходилось, - признался Хаустов.
- Чего же ты? Красота ведь, должно быть, какая.
- У нас горы невысокие. До облаков не достают. Но все равно красиво. Приезжайте, сами увидите. Я вам удивительные места покажу.
- Нет, мне повыше хочется. Чтобы тучи внизу, а на вершине снег. На Кавказ махну. А может быть, на Памир. Вот там горы. Крыша мира.
- Вы сами откуда, товарищ старший лейтенант?
- Господин Великий Новгород!
- У вас там тоже, наверно, красиво. Старинный город.
- Старинный - не то слово. По нашим улицам еще Александр Невский ходил. Есть старые дома деревянные, им лет по двести, а возможно и больше. На окнах резные наличники - залюбуешься. Не город, а музей. Экскурсии - табунами. А за городом леса. Не умеешь ориентироваться - неделю плутать будешь. А выберешься - то не туда, куда надо. Ягодники шикарные. Чернику и бруснику граблями гребут. И грибы...
Подбежал солдат. Судя по кожаной курточке, из кречетовских водителей.
- Товарищ старший лейтенант, окоп вырыт. Смотреть будете?
- Хорошо, - кивнул Кречетов. - Займитесь оружием. Смазку снять, протереть насухо. Диски к автоматам проверить, чтобы все заряжены были. Скоро приду.
- Есть! - и солдат убежал.
- Жалко, что людей мало, - сказал Хаустов. - Могли бы по всей линии обороны траншеи вырыть.
- Зачем? - спросил Кречетов.
- Для обороны. По уставу положено.
- Да-а-а... - протянул Кречетов. - По уставу положено... Ты как думаешь, лейтенант, кто уставы составляет?
- Специалисты в области тактики и стратегии, - по этому вопросу лейтенант Хаустов имел достаточно четкое представление.
- Точно, специалисты, - согласился Кречетов. - А в каком они, скажем, звании?
- Генералы, наверно.
- И это верно. А когда эти генералы последний раз в окопах сидели, как ты думаешь?
Тут и думать было нечего. Если генералы и сидели в окопах, то это было очень давно: когда они были еще лейтенантами, или вовсе рядовыми. Так Хаустов и ответил.
- И это правильно понимаешь. Дивизиями эти генералы, скажем, хорошо командуют. А откуда они знают, в каком окопе солдату удобней?
- Изучают.
- Нет, лейтенант, это мы с тобой изучаем, Опарин изучает, Воробейчик. А генералы, когда пишут уставы, они ни меня, ни тебя, ни Воробейчика не спрашивают. Ты представь себе, сидит ночью солдат в окопе. А ближайший товарищ метрах в десяти. Не видно его и не слышно. Страшно им?
- Наверное, страшно.
- Еще как страшно. А не страшно, так дурак. И пользы от него мало. Но если рядом товарищ, то солдат этот совсем другим становится. И не побежит, если туго придется, совесть не позволит. У него другой страх появляется: как бы перед товарищами не оплошать, как бы не оказаться хуже других, как бы о нем товарищи плохого не подумали. Хороший страх. И еще он знает: если что - товарищ поддержит. Поэтому ночью солдат по окопу растягивать нельзя. Их в боевые группы собирать надо. Мы так и сделаем. А открытое пространство между траншеями огнем перекроем. Это ночью. Днем другое дело. Но и то, лучше, если не по одному сидеть будут, а парами. И ни в одном уставе этого нет.
В училище по уставам гоняли сурово. И дотошливо, экзаменовали с придирками. Это чтобы курсант, когда станет командиром, знал, как надо действовать, по всем правилам военной науки. Хаустов хорошо знал "Боевой устав пехоты". Про то, как размещаться солдатам в окопе, там ни слова не было.
- Это так, - согласился Хаустов. - Но как же такое может быть - мы понимаем, а генералы не понимают? Они боевой опыт имеют, академии заканчивали, умные все...
- Ну, не все, наверно. Тоже всякие бывают. Но главное не в этом. Их учат, как дивизиями командовать, армиями. Тактика, стратегия... Они это умеют. Кто лучше, кто уже. Но умеют. А как солдату в окопе сидеть - это наша с тобой забота. Это мы должны соображать. Хорошо воевать, лейтенант, - это не просто приказы выполнять. Это, прежде всего и самое главное - думать. И к солдатам прислушиваться. Под пули им идти, а умирать никому не хочется. Поэтому они, как раз, все время думают.
Хаустов и вспомнил разговор с Ракитиным.
- Мы утром с сержантом Ракитиным выходили к дороге, по которой танки пойдут, у него интересная мысль появилась, - сообщил он. - Это командир первого орудия.
- Знаю. Длинный и серьезный. Голова перевязана.
- Он говорит, что хорошо бы там минное поле немцам расстелить.
- Это сообразить не трудно. Да что толку. Мин у нас нет.
- Он другое предлагает. Фугас заложить и взорвать его под первым танком, - и Хаустов рассказал об идее Ракитина.
- Они подумают, что на минное поле напоролись, - подхватил Кречетов. - Разведка видела, что мы здесь окапываемся, и доложит все, как положено. Раз мы готовимся встретить танки, то минное поле соорудить - самое для нас разумное. Рванет фугас - и поверят. Нормально. Молодец Ракитин. А что, лейтенант, устроим им детский крик на лужайке!
- Гранат у нас нет, - пожаловался Хаустов. - Мы во всех расчетах проверили, нет гранат.
- У вас, артиллеристов, вечно ничего нет, - как выговор с занесением в личное дело всем артиллеристам заявил Кречетов. - На машинах ведь, вот и вози с собой все, что пригодиться может. А у них гранат нет... Воробейчик!
Возник Воробейчик.
- Воробейчик, нужны четыре противотанковые гранаты, две "лимонки" и два куска телефонного провода, метров по шестьдесят. Крепкого, чтобы не порвался.
- Будет сделано, - не удивился необычному приказу Воробейчик.
- И волоки все это сюда.
- Слушаюсь, - и Воробейчик исчез.
- У вас все это есть? - спросил Хаустов.
- Откуда мне знать, что у нас есть, чего у нас нет. Раз нужно для хорошего дела, значит, должны достать.
- Кто он у вас, Воробейчик? Кем числится?
- Кем числится? Знаешь, лейтенант, я ведь не помню, кем он числится. Он у меня за личного водителя, за старшину, за командира разведки и первого заместителя. Кроме того, чуткий отзывчивый товарищ и пользуется авторитетом в коллективе. А главное - доверяю я ему на все сто процентов.