Да, подумала она в ту ночь, Оливер, пожалуй, не согласится на ее беременность, скажет, что это тоже приведет всех в отчаяние, не понимая, что они как раз того и заслуживают – ее слепые, бесчувственные, лицемерные родители: отец со своими вечными горничными и мать со своим давним любовником. Сестра Селии, Каролина, рассказала ей об этом любовнике год тому назад на своем прощальном балу в Эшингеме. Каролина тогда изрядно выпила шампанского. В перерыве между танцами она стояла рядом с Селией и наблюдала, как в противоположном конце зала их родители о чем-то оживленно беседуют друг с другом. У Селии вдруг непроизвольно вырвалось: как чудесно, что папа и мама до сих пор счастливы вместе, несмотря на этих горничных, а Каролина заметила, что если это и так, то во многом благодаря Джорджу Пейджету. Джордж Пейджет и его довольно бесцветная жена Вера были старинными друзьями семьи Бекенхем. Селия потребовала разъяснений, и Каролине пришлось открыть ей, что вот уже более десяти лет Джордж является любовником их матери. Испытывая шок пополам с восторгом, Селия стала умолять сестру рассказать об этом подробнее, но Каролина только посмеялась над ее наивностью и улизнула танцевать с лучшим другом своего мужа. Но на следующий день, мучимая угрызениями совести, что рассеяла иллюзии своей маленькой сестрички, Каролина уступила, попросила Селию не беспокоиться, поскольку это ровным счетом ничего не значит.
– Мама всегда играет по правилам, – сказала Каролина.
– По каким это правилам? – спросила Селия.
– По правилам общества, – терпеливо объяснила сестра. – Осмотрительность, манеры и все такое. Она никогда не оставит папочку. Брак для них – вещь незыблемая. Они так поступают – впрочем, как и все общество, – чтобы сделать брак приятнее, интереснее. Я даже сказала бы – крепче.
– А ты… ты сама… стала бы делать свой брак интереснее… подобным образом? – спросила Селия, но Каролина рассмеялась и заметила, что в настоящее время ее брак и так очень приятен.
– А впрочем, наверное, стала бы, – добавила она. – Если бы Артур мне наскучил или нашел какое-нибудь развлечение на стороне. Да не переживай ты так, Селия, ты что, и вправду так наивна? Я тут на днях слышала, миссис Кеппел, ну, ты знаешь, любовница короля, превратила адюльтер в нечто поистине артистическое. По-моему, в этом что-то есть.
Несмотря на заверения сестры, Селия никак не могла оправиться от шока. Она не сомневалась, что сама выйдет замуж только по любви и на всю жизнь.
Итак, Оливер не должен подозревать о конечной цели ее плана. Селия знала, как наступает беременность: мать проинструктировала ее в данном вопросе подробно и без всякой стеснительности, как только у Селии начались месячные. А кроме того, девушка выросла в деревне и видела, как спариваются овцы, лошади, присутствовала при рождении ягнят и однажды провела целую ночь в удушливом зловонии конюшни вместе с отцом и его грумом, когда у любимой кобылы отца случился выкидыш. Селия не сомневалась, что сумеет склонить Оливера к любовным отношениям. Несмотря на весь свой немного смешной романтизм – высокопарные стихи, цветы и длинные любовные послания, Оливер был страстно увлечен ею, его поцелуи были далеко не целомудренными и очень возбуждали обоих.
Селия пользовалась гораздо большей свободой, чем многие девушки ее возраста. Воспитав шестерых детей, мать утомилась от постоянных забот, к тому же она была всегда слишком занята, а потому Селия часто была предоставлена самой себе. Когда Оливер, в качестве гостя Селии приглашенный на один из домашних приемов Бекенхемов, приехал на уик-энд в Эшингем, они весь день бродили вдвоем по окрестностям. Оливер был совершенно не спортивный и не мог участвовать в состязаниях, поэтому после обеда они решили побеседовать наедине в библиотеке. И прогулка, и беседа закончились страстными поцелуями. Селия обнаружила, что не может насытиться ими и жаждет еще и еще, то же самое чувствовал и Оливер.
До сих пор Селия не переживала настоящей страсти, и молодые люди, с которыми она встречалась, по всей видимости, тоже. Теперь же она поняла, как легко распознать страсть. Так же легко, как любовь. Оливер глубоко уважал целомудрие Селии, но она была абсолютно уверена, что без особого труда сумеет склонить его к более близким отношениям. Конечно, он будет волноваться, и не только потому, что их связь может открыться, но и потому, что она может забеременеть. Однако она сумеет успокоить его, что-нибудь солжет – она пока не придумала, что именно. Селия знала о существовании опасных и безопасных для зачатия периодов – прочла в какой-то книжке, найденной у матери в комнате. И решила действовать, рассудив, что, когда все задуманное ею случится, окружающим уже не о чем будет беспокоиться.
Селия была очень щепетильна в исполнении своих планов. Она притворилась, что уступила воле родителей, якобы осознав, что Оливер не тот, кто ей нужен, хотя сделала это не сразу, дабы не возбудить их подозрений, и покорно просидела дома несколько недель, ежедневно посылая письма Оливеру. Затем она на пару дней отправилась к Каролине в Лондон якобы за покупками, и все удалось до смешного просто. Каролина вдруг и сама обнаружила, что беременна. Ее одолевала постоянная тошнота, и потому ей было глубоко безразлично, чем занята сестра, а сопровождать Селию у Каролины не было ни сил, ни желания. Отлучки Селии на два-три часа, когда она якобы ходила по магазинам и посещала портных, готовя наряды к новому сезону, а на самом деле познавала восторги пребывания в постели с любимым, прошли никем не замеченные.
Селия оказалась права: поначалу Оливер противился рискованной любовной игре, но смесь эмоционального шантажа и решительного наступления на его чувства очень быстро сделала свое дело. Селия встречалась с Оливером в полдень в большом доме в Хэмпстеде, где он жил со своим отцом. Тот проводил целые дни в издательстве, и Оливеру легко было притвориться, что у него ланч с писателями или встреча в мастерской художника. Любовники поднимались наверх, в комнату Оливера, большую, светлую, с рядами книжных полок, огромными окнами во весь этаж, откуда открывался вид на Хит, и проводили час или около того в довольно узкой, с буграми кровати, ставшей для Селии настоящим раем. От физической близости они почти сразу испытали необычайный восторг. У Оливера практически не было опыта: все познания он приобрел в объятиях одной-двух хористок, с которыми познакомился через своего друга по Оксфорду. Однако и этого опыта оказалось достаточно, чтобы состоялось посвящение Селии. В первый раз она лежала, скованная страхом в ожидании дискомфорта, даже боли, глядя в лицо Оливеру, когда тот обнял ее и пообещал быть очень осторожным, но вслед за тем Селия сразу же открыла в себе острую способность наслаждаться этой близостью.
– Все было прекрасно, так прекрасно, – сказала она, откинувшись и тяжело дыша, вся в струйках пота, улыбаясь Оливеру. – Кажется, будто внутри меня наконец распутался какой-то клубок.
Оливер поцеловал ее, подивившись ее удовольствию и своей способности ей его доставлять, затем налил им по бокалу шампанского из довольно теплой бутылки, которую умыкнул из отцовского погреба. Так они лежали рядышком, еще целый час рассказывая о том, как сильно они любят друг друга, прежде чем пора было собираться: ему – назад в издательство «Литтонс» на Патерностер-роу, ей – к сестре в Кенсингтон. По пути она задержалась в магазинах Найтсбриджа, чтобы набить сумку образцами шерстяных тканей. Два дня спустя состоялось новое свидание, а через два дня – еще одно. А потом Селия вернулась домой. Голова ее была переполнена счастливыми воспоминаниями, а сердце – еще большей любовью, чем прежде.
Она подсчитала, что в течение той недели вполне могла забеременеть, но, увы, ей пришлось еще два раза наведаться в Лондон, прежде чем месячные в очередной раз так и не пришли, а через какое-то время ее начало подташнивать.
А потом, несмотря на ее счастье, наступило страшное возмездие. Селия предстала перед родителями, храбрая и решительная, а перед ней предстал Оливер, потрясенный и перепуганный. Это было куда хуже: он столкнулся не только с фактом ее положения, но и с демонстрацией ее пугающей воли и, кроме того, с явлением, в котором был вынужден признать склонность к обману. После их первого любовного свидания Оливер хотел предохраняться, но Селия отказалась, заявив, что ей больно и в этом нет никакой нужды, так как она следует проверенным рекомендациям, со знанием дела рассуждала она о спринцовке, которой у нее в помине не было. Оливер удивился, но уступил.
Как бы то ни было, вопреки скандалам, ярости, угрозам лишить ее наследства, выгнать из дома, прибегнуть к хирургическому вмешательству, что, как она прекрасно понимала, не стоило принимать всерьез, вопреки условиям, которые родители выставили, согласившись все же на свадьбу – «скромную, очень скромную, чем меньше людей будет знать, тем лучше», – вопреки отчаянию Оливера и сомнению в его взгляде, почти недоверию, вопреки собственному все возраставшему физическому недомоганию, вопреки всему Селия была счастлива. На всю жизнь запомнятся ей эти первые послеполуденные свидания на маленькой неудобной кровати в большой и холодной комнате, от пола до потолка набитой книгами, где она взмывала на волнах оргазма, а затем лежала в объятиях Оливера, слушая его. Он говорил о своей любви к ней и об их совместной жизни, о собственных надеждах и планах на будущее издательского дома «Литтонс». Он поведал ей о прекрасном, новом для нее царстве, поистине волшебном месте, где создавались книги, о том, как всевозможные истории и неожиданные идеи постепенно превращались в целые страницы под обложками и как их авторы обретали славу. Селия мгновенно схватила суть дела и почувствовала какую-то тягу ко всему этому. Вот так любовь и работа неразрывно слились в ее сердце и остались там на всю жизнь.
На церемонии венчания отец держался очень мило. Дав в конце концов согласие на брак и признав себя побежденным, он принялся со всей душевной щедростью за подготовку праздника: распорядился приготовить роскошный свадебный завтрак, произнес блистательную речь, выпил неимоверное количество шампанского и под конец исчез – якобы пошел спать, а скорее всего, как Селии шепнула Каролина, отправился на рандеву с недавно принятой на службу горничной.
Леди Бекенхем вела себя не в пример хуже: она была холодно-учтива с Литтонами и с каменным выражением лица выслушивала все поздравительные речи, особенно ту, что произнес шафер и старший брат Оливера Роберт, который недавно перебрался в Нью-Йорк в надежде сделать карьеру на Уолл-стрит. Свистящим шепотом леди Бекенхем прокомментировала Каролине, что и сам Роберт, и его речь совершенно заурядны. Джека она вообще проигнорировала, несмотря на все его попытки быть с ней приветливым и дружелюбным, и холодно наблюдала его неустанный флирт с каждой хорошенькой девушкой в зале. Она с оскорбительной краткостью поговорила со старым мистером Эдгаром Литтоном, изо всех сил пытавшимся сгладить эту болезненную и сложную ситуацию, а Оливеру и двух слов не сказала. Наконец она демонстративно и надолго устроилась среди своих старших сыновей и их жен, всем своим видом давая понять, где ее истинное место.
Но большинству гостей, особенно из тех, кто впоследствии разглядывал свадебные фотографии, где Селия в изысканном кружевном платье – отец не смог ей в нем отказать – с фамильной диадемой в блестящих темных волосах стояла рука об руку с Оливером, который был невероятно хорош собой, трудно было усомниться в том, что день этот оказался необыкновенно счастливым.
Медовый месяц получился очень коротким – насколько позволяли денежные средства молодоженов и состояние здоровья Селии. На третьем месяце ей приходилось особенно скверно, ее постоянно мучили тошнота и головные боли. Она так страдала, что не в состоянии была порадоваться даже брачной ночи. На недельку они поехали в Бат, и там Селия неожиданно стала поправляться, а когда они вернулись в Лондон, то чувствовала себя уже хорошо: исчезла бледность, вернулась энергия. Все было прекрасно. И снова надо сказать к чести лорда Бекенхема: в качестве свадебного подарка он купил молодой чете дом на Чейни-уок – отец Селии настоял на том, что это ни в коем случае не должен быть Хэмпстед, – очень большой, но в ужасном состоянии.
В первые месяцы замужества, вплоть до рождения ребенка в марте следующего года, Селия целиком была занята реставрацией и обустройством их нового жилища. Бесконечно счастливая, она превращала его в нечто совершенно оригинальное. В отличие от домов, где стены красили в густые, тяжелые тона, гардины вешали темные, а лампы тусклые, особняк Селии казался сияющим воплощением света, отблеском реки, которую она так любила. Здесь были белые стены, шторы ярко-голубых и золотистых оттенков, полы светлого дерева и несколько живописных полотен в новом стиле импрессионизма вместо столь модных в то время тяжелых портретов и пейзажей.
Занимаясь целыми днями обустройством дома, Селия с нетерпением ждала возвращения Оливера. Они часто ужинали в будуаре на втором этаже с чудесным видом на реку, и Селия расспрашивала мужа о мельчайших подробностях его рабочего дня.
Оливер мог позволить себе нанять только самую скромную прислугу – женщину, которая приходила к ним на несколько часов и выполняла работу кухарки и горничной. Няню он обещал взять, когда родится ребенок. Поэтому Селия нередко сама готовила ужин и накрывала на стол, что доставляло ей большое удовольствие. Она часто просила, чтобы Оливер пригласил на ужин своего отца. Селия обожала Эдгара Литтона: он был столь же мягок и вежлив, как Оливер, столь же обаятелен и имел такой же глубокий, поэтический голос. И несомненно, когда-то обладал таким же лучистым взором. Он был уже стар, семидесяти пяти лет, Оливер и Джек были его поздними детьми от второго брака. Жена умерла через год после рождения Джека. Но несмотря на свой почтенный возраст, Эдгар по-прежнему целыми днями работал в издательстве Литтонов, вместе с Оливером и своевольной Маргарет, и все еще сохранял чутье и деловую хватку, которые, по общему мнению, принесли издательству настоящий успех. Эдгар Литтон часто говорил, что хотел бы умереть на своем рабочем месте.
– Надеюсь, что тело мое найдут у меня в кабинете, заваленное моими книгами, – не раз повторял он Селии, и она ласково целовала его и уверяла, что этого не случится еще долго-долго.
По настоянию Селии Эдгар как-то взял ее с собой в издательство и был приятно удивлен ее неподдельным интересом ко всему, что там происходило, а также к его рассказам о том, как он создавал компанию. Теперь Литтоны входили в перечень довольно известных издательских домов Лондона, но начиналось все весьма скромно, и достичь успеха удалось лишь благодаря деловым способностям и прозорливости Эдгара.
В 1856 году Эдгар женился на мисс Маргарет Джексон, и их брак оказался счастливым. Джордж, отец Маргарет, владел переплетной мастерской, которая также служила небольшой типографией. Когда его честолюбивый молодой зять проявил интерес к изданию серии поэтических сборников, помимо образовательных брошюр, с которыми он уже прекрасно справлялся, Джордж поддержал и ободрил Эдгара. Затем последовало издание книг по истории Англии, и к моменту смерти Джорджа в 1860 году был основан издательский дом «Литтон-Джексон». Наибольший успех принесло предложение Маргарет издавать книги сериями с продолжением публикаций – в стиле Чарльза Диккенса. Был приглашен один молодой талантливый автор, которому поручили написать серию под названием «Хроники вересковых холмов». В них излагалась история маленького городка на западе Англии, и они чем-то напоминали «Барсетширские хроники» мистера Троллопа. Этот проект – пятьдесят две книжки, которые публиковались еженедельно, – принес издательству солидный капитал. Вдохновленные успехом, издатели приступили к публикации учебников для начальной школы, а затем появилась серия книг «Мифы и легенды Древней Греции и Рима» в изысканном оформлении. Три из пяти томов первого издания до сих пор хранились в сейфе компании.
В 1875 году Маргарет умерла, оставив Эдгару сына Роберта и маленькую дочь Маргарет. Страдая от одиночества, Эдгар неожиданно в 1879 году снова женился, но на этот раз крайне неудачно, на Генриетте Джеймс. Это была глупая, легкомысленная особа, спустя пять лет она сбежала с каким-то актером, бросив маленьких сыновей – Оливера и Джека. Ее побег в каком-то смысле стал для Эдгара облегчением, и это сильно заинтриговало Селию.
– Какая печальная история, – заметила она, когда Оливер рассказал ей об этом, – но я все же рада, что твой отец женился на ней, иначе у меня не было бы тебя.