Рис сварился, и его откинули на сито, дав стечь воде. А точнее, белёсому клейкому отвару.
– Рис после варки лучше немного промыть, чтоб клейковину лишнюю убрать. Мы ж не кашу варим, а начинку делаем. Масла не жалей, чтоб каждое зёрнышко в нём купалось!
Белоснежный рисовый сугроб накрыл золотую морковно-луковую зажарку, перемешался с ней и тоже приобрёл золотистый оттенок. Карина попробовала – вкуснятина! Ещё б мясца сюда – и плов готов. Но вместо мяса у них была рыба – тоже недурно.
Наконец настало время для главного священнодействия. Тесто поднялось пухлой шапкой, доброе и мягкое, пальцы сами так и тянулись его мять. Волшебная туфелька кукольной Золушки, конечно, тоже внесла свой неоценимый вклад.
Тесто поделили на три части: две больших, для верхней и нижней корочки, и одну маленькую – для украшения пирога. Ох, как не хотело оно раскатываться! Так и норовило, эластичное, опять стянуться до своих прежних форм. Но Карина справилась. На смазанный маслом противень легла прямоугольная лепёшка.
– Ну, а теперь... Крибле-крабле-бумс! – сказала чародейка.
Взмах волшебной лопаточки – и на тесто лёг первый слой риса. Следом за ним, ровненьким розовым одеялом – слой рыбы без косточек, а потом рассыпалась стружка замороженного сливочного масла. Сверху всё это помощница укрыла остатками риса, и они водрузили на место верхнюю корочку, защипали. А дальше очень пригодились ловкие пальчики Лены – чтоб вырезать из теста звёздочки и плести косички. Косичка легла по периметру, а звёздочки рассыпались в художественном беспорядке.
– Обязательно прорезать дырочку сверху, чтоб пар выходил, – сказала наставница, вспоров ножом мягкое брюшко пирога.
Пока духовка прогревалась, пирог расстаивался, накрытый полотенцем. А самой юной помощнице не терпелось смазать его подсоленным яичным желтком, что ей вскоре и поручили сделать. С этим весьма ответственным заданием она справилась отлично, хотя и перемазалась яйцом сама – это уж как водится.
– Ох, тяжеленный! – прохрипела волшебница, поднимая противень с пирогом.
Захлопнулась дверца духовки, и осталось подождать минут пятьдесят, чтобы чудо испеклось.
Новогоднее колдовство было очень мощным. Оно порождало разные побочные продукты вроде салатов, которые крошились как бы между делом, с мурлыканьем под нос какой-нибудь песенки. А Лена вдруг загрустила, забравшись в кресло и прижав к груди новую куклу.
– Лен, ты чего? – спросила Карина, заглядывая в печальные глазки девочки. – Праздник же! Новый год. Это ж хорошо.
– Новый год – это хорошо, – вздохнула та. – Плохо, что папы нет...
Тоскливая струнка запела и в сердце Карины. Кухонное священнодействие увлекло её и закружило, но стоило вспомнить о Славе, как глаза сразу угодили на мокрое место. Впрочем, раскисать она не имела права, дабы не подавать дурной пример Лене. Она не могла заменить на празднике дядю Виталика, но старалась быть средоточием веселья. И это ей удавалось неплохо. Когда упавшая ваза сказала «бздынь», прильнувшая к дверному косяку Наташа вздохнула:
– Если слушать из кухни, кажется, будто наш папа дома.
И что-то у обеих волшебниц глаза подозрительно заблестели и увлажнились... Каждая из них думала о своём любимом человеке, а вкусное чудо тем временем покоилось под пищевой плёнкой, полотенцем и подушкой, дабы стать мягким, как добрый сон.
Телефоны зазвонили одновременно – в девять вечера. Карина с Наташей схватились за них и в один голос воскликнули:
– Слава!
– Виталик!
И рассмеялись. А бабушка с дедушкой по простоте душевной подумали, что Слава – это жених Карины.
– Привет, родная, – сквозь зимнее пространство донёсся до Карины голос любимой. – Звоню пораньше, потому что в новогоднюю ночь сеть точно будет перегружена – не прорваться. С праздником тебя, солнышко.
– И тебя с Новым годом, Слав. – Разноцветные переливы гирлянд плыли в тёплой, солёной пелене, а в груди сладко саднило. – Как ты там?
Что Слава могла ответить? «Стреляем, ловим террористов, дерёмся с бандитами, рискуем жизнью»?
– Нормально. Всё хорошо, принцесса. Ты где сейчас? Дома или затусовалась с кем-то?
– Затусовалась, – засмеялась Карина. – С Наташей и Леной, а также с бабулей и дедулей. У меня достижение: я научилась печь пирог с рыбой! Да, и передай дяде Виталику, что мы с Леной успешно выполнили план по разрушениям в квартире. И получили втык от мамы Наташи.
– Передам, он будет рад, – усмехнулась Слава. – Молодцы, девочки, так держать. Не грустите там.
– Стараемся. Целую тебя, Слав... Много, много раз...
– И я тебя, солнышко моё.
Этот голос исцелял собственные шрамы Карины. Совсем они не изглаживались, но боль притуплялась, сменяясь светом – горьковатым, выстраданным, но так уж получалось в её жизни. Свет и боль шли рука об руку.
*
Но шрамы Славы болели, несмотря на всё июльское липовое колдовство.
Они с дядей Виталиком укатили на рыбалку, а Карина с Наташей перерабатывали урожай с бабушкиной дачи – закручивали первые банки с огурцами. У старшей подруги Карина понемногу перенимала хозяйственные навыки, бессознательно тянулась к ней, тёплой и уютной, по-матерински мудрой.
– Ох, чую я, набухались они там нынче, – вздохнула Наташа, бросая чёрные горошинки перца по банкам.
Карина, ни разу не видевшая Славу пьяной, недоверчиво усмехнулась.
– Почему ты так думаешь?
Из груди Наташи снова вырвался тяжёлый вздох.
– Думаешь, весело им там было? Уж как водится – стресс снять...
Пупырчатые огурчики укладывались в банки плотно, один к одному – хрустящие, зелёные. Укроп с петрушкой плавали в рассоле, будто какие-то морские чудища.
– Не, Наташ, думаю, у них психика крепкая, если ты этого боишься, – проговорила Карина. – У Славы признаков посттравматического синдрома я не вижу. Усталость – да. Но чтобы психическое расстройство – вряд ли. Это тяжёлая штука, её сразу видно.
– Шесть месяцев в такой обстановке – у кого угодно крыша съедет, – покачала головой Наташа, доставая из кастрюльки с кипятком простерилизованные крышки.
– Ну, не у всех же съезжает, – вздохнула Карина.
Но зёрнышко беспокойства упало и проросло. Шрамик, от которого веяло холодом... Почему-то именно он настораживал её больше всего, но объяснить этого Карина себе не могла. Это было какое-то иррациональное, взявшееся ниоткуда знание.
– Слушай, давай тему сменим, а? – поморщилась Наташа, налегая на закаточную машинку. – Толку-то, что мы её перетираем... Спокойнее нам от этого не будет.
– Ну, давай. – Карина села к столу: начался завершающий процесс засолки, на котором её помощь заканчивалась. – А как ты с дядей Виталиком познакомилась?
Наташа хмыкнула, в её взгляде промелькнули искорки приятных воспоминаний.
– Смешно получилось. На свадьбе одной моей подружки, Катьки Рогозенко. Хех... А по мужу она теперь – Рогозина. Мы потом ржали на эту тему – типа, не очень-то и поменялась фамилия. Мол, в паспорте исправь немножко да и ходи с ним дальше.
– И ты поймала букет невесты? – нетерпеливо попыталась предугадать Карина.
– Ловила, а как же! – Наташа перевернула закатанную банку, поставила на крышку. – Все девчонки ловили. А поймал какой-то тип здоровенный. С таким лицом, будто вот-вот скажет: «Я пришёл из будущего. Мне нужна твоя одежда».
– Дядя Виталик? – со смехом догадалась Карина, узнав в этом кратком, но ёмком описании Славиного друга.
– Он самый, – усмехнулась Наташа. – Что он вообще среди девчонок делал – фиг его знает. Я на него тогда посмотрела и подумала: «Не, ну страшный же». Я б от такого убежала куда глаза глядят, если б он со мной заговорил! Ну, а потом жених бросал подвязку, как водится... Все парни, конечно, кинулись ловить с таким азартом, будто там не подвязка, а штука баксов летит. А жених то ли косорукий какой-то был, то ли я слишком близко стояла... Короче зафинтил он эту подвязку мне прямо на голову. Ну, все и давай ржать, подшучивать над нами: мол, это судьба.
– Но ведь и правда судьба! – Карина, смеясь до слёз, даже захлопала в ладоши.
– Судьба, – задумчиво улыбаясь, проговорила Наташа. – Но я его сначала реально испугалась! А потом пообщались – вроде не такой уж и страшный оказался. Если б не эти подвязка и букет, мы бы, наверно, друг мимо друга так и прошли.
– И когда вы после этого поженились? – полюбопытствовала Карина.
– Завязалось-то у нас всё быстро, а вот встречались потом года два. Моя мама не в восторге от него была, отговаривала. – Наташа закатала последнюю банку и победоносно окинула взглядом ровный рядок огуречных заготовок на подоконнике. – Мол, не связывай с ним свою судьбу, овдовеешь рано... А я что сделаю, если любовь уже под сердцем на четвёртом месяце? Виталик тогда сказал: «Всё, хватит канителиться. Пошли в загс». Ну, в загс так в загс. Вот такая история.
– Хорошая история, Наташ, – улыбнулась Карина. – За неё стоит выпить. – И добавила со смехом: – Чаю.
– Это можно.
Пока Наташа ставила чайник, у Карины созрел ещё один вопрос:
– А как давно дядя Виталик со Славой дружит?
– Да вроде, как пришла она в отряд – с тех пор и дружат они, – припомнила Наташа. И улыбнулась: – Я вижу, к чему ты клонишь... Нет, я Виталика к Славе не ревную. Потому что это – Виталик и Славик. Друзья. Даже мыслей не возникает. Ну... дружба у них вот такая. Мужская. Хоть Славик и не мужик. – И Наташа издала грудной, квохчущий смешок.
А Карине показалось, что жена дяди Виталика видела даже больше, чем хотела показать. Её проницательность касалась лопаток лёгкой кошачьей лапкой, вызывая бег мурашек, и июльским колдовством вплеталась в канву душного вечера. Всё-таки было в ней что-то от чародейки, хоть и казалась она простой, как круглая сдобная булочка – с её щёчками и ямочками, сочным смехом, шедшим из сердечной глубины, и мягкой, но не занудной домовитостью. Уже в который раз Карина ловила себя на мысли, что ей хотелось назвать Наташу мамой. И глаза начинало предательски и солоновато пощипывать.
Однако дядя Виталик со Славой пропадали на рыбалке уже неделю, а последние три дня совсем не подходили к телефонам. Впору было начинать волноваться. Лена гостила на даче у бабушки и была под присмотром, и Наташа решила, что пора что-то предпринимать.
Набрав ещё раз на всякий случай номер мужа, она слушала гудки.
– Не-а, глухо, как в танке. – Наташа нажала кнопку отбоя. – Они дня на три-четыре ездят, максимум. Неделя – это уже перебор. Я знаю примерно, где они обычно рыбачат, туда можно на маршрутке доехать. Берег реки прочёсывать придётся, но не думаю, что они куда-то далеко забрались.
Трястись в душном микроавтобусе пришлось остановок двенадцать. За окнами уже мелькали частные домики и сосновые стволы. Вышли они в какой-то почти лесной глухомани, где только придорожное кафе и магазинчик напоминали о цивилизации. Местечко было чудесное, сосновая тишина манила отрешиться от хлопот и суеты... как-нибудь в другой раз, когда не будет тревоги.
Они зашли в магазинчик. Скучающая тётенька за прилавком уткнулась в телефон и даже не обратила на посетительниц внимания. Её расплывшееся круглое лицо выражало полнейшую отрешённость от мира реального и погружённость в мир виртуальный. А Наташа решительно достала свой смартфон и показала на его экране фотографию Виталика:
– Здравствуйте, скажите, пожалуйста, вот этот... гм, товарищ к вам не заходил?
– А вы чё, из милиции? – вскинув равнодушный взгляд из-под припухших, подмазанных тенями век, хмыкнула продавщица.
– Почти, – не сбавляя решительного тона, ответила Наташа. – Муж мой оттуда. Так вы видели этого человека?
– Да я чё, обязана всех помнить, кто сюда заходит? – небрежно фыркнула тётка. – Не-а, не видела.
Наташа достала из бумажника пятьсот рублей и положила на прилавок.
– А вот так? Припоминаете?
Тётя прикарманила «пятихатку» и присмотрелась к фотографии повнимательнее.
– Ну чё... Припоминаю. Он тут с одним корешем водярой затарился. Ну, и продуктов всяких, хлеба, консервов и прочей закуси прикупил.
– Корешем? – Теперь и Карина достала смартфон с фотографией Славы.
Продавщица глянула, кивнула.
– Он самый. Крепкие такие ребятки, видные из себя. Рыбачить приехали. Вот этот, – тётка с ухмылкой кивнула на изображение Славы, – ничего так. Симпотный. К ним, похоже, наш старик Ромуальдыч присоседился, бухает с ними, потому как приходил вчера с пятитысячной купюрой. Он таких денег сроду в руках не держал.
– А Ромуальдыч – это кто? – насторожилась Наташа, выкладывая ещё двести рублей.
«Инда взопрели озимые...»*
– Бывший интеллигентный человек, профессор, – охотно пояснила продавщица, вороватым движением смахнув с прилавка деньги. – Как овдовел, так и начал с зелёным змием общаться. До пенсии доработал, а дальше держать не стали. Квартиру потерял, обретается теперь тут в домишке заброшенном. Он тут к рыбакам пристаёт, халявщик. Бывает, и угостят его.
Больше ничего из тётки выудить не удалось. Карина с Наташей вышли из магазина на свежий сосновый воздух, собираясь направиться на берег реки; однако навстречу им брёл, слегка пошатываясь, тщедушный, испитой мужичонка с многодневной щетиной, в старой матерчатой кепочке и треснутых очках. Пиджак с заплатками на локтях красовался на нём поверх нательной майки, а в просвечивающих, как марля, и порванных на коленях тренировочных штанах ему было, вероятно, не так уж трудно переносить летнюю жару. О таких говорили – «соплёй перешибёшь» и «непонятно, в чём душа держится». У него душа, видно, цеплялась за очки.
– На ловца и зверь бежит, – шепнула Наташа. – Похоже, мы имеем честь лицезреть самого профессора. Мда... Мастер спорта по литрболу в суперлёгком весе.
Они не стали сразу припирать бывшего интеллигентного человека к стенке, а решили за ним сначала понаблюдать, стоя у входа. Подойдя к прилавку, алконавт достал из кармана бумажник и бросил на пластиковое блюдце тысячу рублей.
– Любезная Зинаида, будьте так добры, снабдите меня водкой и колбасой на всю сумму, – обратился он к продавщице. – В равных пропорциях.
Из бумажника выпала маленькая фотография, и Карина незаметно подобрала её. Личико девочки на снимке она сразу узнала.
– Это ж Виталькин кошелёк! – возмущённо прошептала Наташа. – Он что, его грабанул? Вот алкаш старый! Ну, сейчас он у меня огребёт...
Наблюдение было окончено, начался допрос с пристрастием. Наташа взяла выпивоху за один локоть, а Карина – за другой.
– Пройдёмте-ка, уважаемый профессор, – прошипела Наташа, грозно сверкая глазами. – К вам есть пара вопросов.
– Э... Любезные дамы, позвольте! – начал было он упираться, дыша застарелым перегаром. – Куда вы меня тащите? Какие вопросы?
С таким дохляком справился бы и ребёнок, и они без труда вывели его из магазина. Тысяча, конечно, досталась тётеньке за прилавком: им было не до неё. Да, удачный у продавщицы сегодня выдался денёк. Прибыльный.
– Для начала разрешите представиться, – нервно поправляя съехавшую набок кепочку и перекошенные очки, сказал мужичонка. – Рафаил Ромуальдович Аврасенков, доктор исторических наук... А вы, позвольте спросить, кто?
Наташа тряхнула перед его лицом отнятым бумажником мужа.
– Вот это, – сказала она негромко, но безжалостно, – тянет на неплохой такой срок. Если не хочешь очутиться на нарах, будь любезен проводить нас к хозяину этого кошелька.
– Гм, гм, гостеприимство нашей пенитенциарной системы – весьма сомнительное удовольствие, – покривил иссохшие губы профессор. И добавил с печальным вздохом: – Признаю, бес попутал. Алкогольная деградация личности, увы, вещь реальная и страшная...
Даже будучи под ощутимым градусом, он изъяснялся интеллигентно, отчётливо выговаривая слова.
– Так, меньше слов – больше дела, – оборвала его Наташа. – Веди нас, щипач несчастный!
– Что ж, не имею причин вам отказать, любезные дамы, – шатко поклонился этот тощий субъект.
Вскоре взглядам Карины и Наташи предстала идиллическая картина: сосны, сверкающая на солнце речная гладь, палатка и два спящих богатырским сном рыбака. Запертая машина Славы стояла неподалёку в тени деревьев. Пристроенные на рогатках удочки были забыты, наживку с крючков рыба уже наверняка давно объела и смеялась над незадачливыми ловцами. На расстеленной газете валялись консервные банки, а рядом в траве – пустые водочные бутылки. Наташа присвистнула.