Империя превыше всего: череп на рукаве - Перумов Ник 4 стр.


– Осмелюсь доложить, господин штабс-вахмистр, старший мастер-наставник, не имею чести быть наследником неделимого майората, – отрапортовал я. – Мой уважаемый отец счёл за лучшее поставить во главе семейных предприятий моего брата.

– Гм… – прищурился вахмистр. – Уже теплее, рекрут. Уже лучше. Это мы проверим, не сомневайся, так что лучше тебе не врать. Перевод, разумеется, легально зафиксирован, должным образом оформлен в присутствии необходимых свидетелей и всё такое прочее?

– Так точно, господин штабс-вахмистр!

– А почему же твой почтенный батюшка такое учинил? Оставил старшего сына без гроша в кармане? Ты что, пил? Или в карты играл? Или за девками гонялся?..

– Никак нет, господин штабс-вахмистр!

– Тогда что же?

– Мой брат отличается большими способностями к ведению дел, господин штабс-вахмистр. Мне это скучно, господин штабс-вахмистр. Я не смог бы управлять семейной собственностью на должном уровне, господин вахмистр. А у меня много братьев и сестёр, господин штабс-вахмистр, девочкам нужно приданое, мальчишек надо определить в хороший университет…

– Во-во, – проворчал вахмистр. – В хороший университет… богатые, все вы одним миром мазаны. Спасибо его императорскому величеству, у меня о подобном голова не болит. Выслужил имперскую стипендию своим отпрыскам. Ладно, рекрут, будем считать, ты мне ответил. Когда рекруту некуда возвращаться, это хорошо. А что хорошо для «Танненберга», хорошо и для меня. Отбой, рекрут. Можешь сесть вольно. Скоро на месте будем.

…Не знаю, поверил он мне или нет, но расспросы прекратил. И молча курил, сигару за сигарой, всё то время, пока вертолёт молол винтами воздух, направляясь к тренировочному лагерю «Сибирь».

* * *

Тренировочный лагерь ничем не отличался от сотен и сотен других таких же, похожих на наш, словно однояйцевые близнецы. Стандартные бараки, крашенные камуфляжными разводами. Колючая проволока вокруг. Ну и так далее. Не стоит даже описывать. Любой, бывший в армии, с лёгкостью додумает всё остальное.

…После неизбежных душа и медосмотра меня погнали к каптенармусу. В этой должности состоял пожилой уже вольнонаёмный немец, которого все звали просто Михаэлем. Обмундирование мне, против моего ожидания, выдали новое, а не хб/бу, в дополнение к тому комплекту, что я получил ещё в вербовочном пункте.

– Не напасёшься на вас, – только и запомнил я ворчание каптенармуса. – Горит на вас всё, что ли?..

Старый Михаэль был совершенно прав. На нас всё горело. Точнее говоря, на нас всё старательно жгли.

* * *

– Раз-и-два-и-три-и-четыре, ногу ровней! Шаг твёрже! Зборовски, плечи! Ригланд, осанка! Келхау, брюхо втяни! Келхау, тебе говорю, втяни, урод, пока не схлопотал!.. Раз-и-два-и-три-и-четыре, чётче шаг! На пле-чо!.. Отставить!.. Стадо беременных макак, а не рекруты. Разве так выполняется команда «На плечо!» в движении?.. Раздвакряк, как, согласно уставу, должна выполняться вышесказанная команда?

– Осмелюсь доложить, господин штабс-вахмистр, моя фамилия Росдвокрак, господин старший мастер-наставник!

– А-а-атставить! Рекрут Раздвакряк, если я сказал, что твоя сраная фамилия, которую только на туалетной бумаге и печатать, Раздвакряк, значит, так оно и есть! Два наряда вне очереди. Чистить «очко». Что молчишь, рекрут?.. Забыл, как отвечать в таких случаях? Ещё нарядов подкинуть, память твою оживить?..

– Виноват, господин штабс-вахмистр, есть два наряда вне…

– Три. За непонятливость.

– Есть, господин старший мастер-наставник, три наряда вне очереди…

– Уже лучше. Ну, так что у нас там насчёт команды «На плечо!», Раздвакряк?

– Э-э-э… осмелюсь доложить, господин вахмистр, команда «На плечо!» в движении выполняется в три приёма. Приём первый…

* * *

– К построению, обезьяны, к построению! Ста-ановись! Ра-авняйсь! Смир-рна! Шагом… арш! Так, хорошо, уже лучше, лучше. Теперь – песню! Запевай!

Запевай… Петь эту погань… ничуть не изменившуюся за все долгие годы…

– А тебе особое приглашение требуется, Фатеев?! – гаркает штабс-вахмистр. И я подхватываю вместе с остальными…

Die Fahne hoch die Reihen fest geschlossen
S. A. marschiert mit ruhig festem Schritt
Kam’raden die Rotfront und Reaktion erschossen
Marschier’n im Geist in unsern Reihen mit…

Хочется как следует прополоскать рот. Чем-нибудь обеззараживающим. Пять десятков здоровых глоток немузыкально орут во всю мощь, компенсируя тем самым полное отсутствие как слуха, так и голоса. Другое дело, что во всём взводе, наверное, один я понимаю, что это за песня… И почему ни один порядочный человек вообще-то петь её не станет, находясь в здравом уме и трезвой памяти.

Die Strasse frei den braunen Batallionen,
Die Strasse frei dem Sturmabteilungsmann.
Es schau’n auf’s Hackenkreuz voll Hoffung schon Millionen.
Der Tag für Freiheit und fur Brot bricht an.

Ну и так далее и тому подобное. Уже не столь интересно.

…Уж лучше эта:

Es braust ein Ruf wie Donnerhall,
wie Schwertgeklirr und Wogenprall:
«Zum Rhein, zum Rhein, zum deutschen Rhein!
wer will des Stromes Hüter sein?»
Lieb Vaterland sollst ruhig sein,
fest steht und treu die Wacht, die Wacht am Rhein.

Конечно, официальный имперский не тождествен тогдашнему немецкому. Нас заставляли учить три языка. «Классический немецкий», против него я ничего не имел. Шиллера, Гёте и Гейне надо читать в оригинале. Общеимперский, без него не обойдёшься. Новокрымский университет наперекор всем эдиктам и приказам продолжал учить на русском, а вот если выберешься со своей планеты… Эсперанто так и не прижился как универсальный язык, хотя мы его тоже учили. Несколько планет использовали его в качестве официального.

…Я повалился на койку. Мутило невыносимо, голова кружилась, и казалось – подняться на ноги я не смогу уже никогда. Вот уж не думал, что окажусь таким слабаком. Всегда тренировался, всегда считал, что уж имперские нормативы выполню с лёгкостью – они ведь должны были быть рассчитаны на совсем ни к чему не готовых новобранцев, которые в жизни своей ничего тяжелее вилки в руках не держали.

Куда там. Похоже, нормативы специально сделали невыполнимыми. Ну скажите мне, кто способен с ходу отжаться от пола сто раз или подтянуться на турнике пятьдесят раз?..

Но телесные боль и немочь – это ерунда. Пока ты веришь в своё дело.

А я верю. Верил и верю.

…Разумеется, имперские нормативы не мог выполнить никто. Наверное, они такими и были задуманы – показать новобранцам, что никто из них ни на что не пригоден, и внушить уважение к старослужащим, с лёгкостью выполнявшим те же ужасавшие нас нормативы.

* * *

…Скоро я начал привыкать. Человек привыкает ко всему, особенно если ему некуда возвращаться. Мне было некуда. Само собой, я не получал никаких писем. Друзья отвернулись, Далька… само собой. Я не ходил в увольнительные. Добровольно записался на дополнительные занятия рукопашным боем по воскресеньям – у того самого господина штабс-вахмистра, сиречь старшего мастер-наставника Клауса-Марии Пферцегентакля. Остальные рекруты наслаждались воскресной свободой или, во всяком случае, её иллюзией. Вокруг тренировочной базы возник небольшой военный городок, где можно было найти все те нехитрые удовольствия, что Империя считала допустимыми для своих солдат. Разумеется, все виды виртуальных развлечений, старое доброе казино и, конечно же, ну, конечно же, – девочки. С чувством известной гордости я узнал, что шлюх сюда пришлось завозить с других, куда более бедных планет. Ни одна уроженка Нового Крыма не соблазнилась длинной имперской маркой. Что, конечно, делало нам честь…

Девушек было много и на все вкусы. Высокие и низкие, стройные и «приятной полноты», молчуньи и хохотушки, блондинки, брюнетки, шатенки и рыжие; говорили, даже есть пара лысых, на особо утончённых любителей. Самое смешное, что от солдат девушки не получали ничего – только расписку «об оказании услуг», каковая расписка впоследствии предоставлялась в канцелярию базы для получения «соответствующего вознаграждения согласно действующему законодательству». Что, в свою очередь, не позволяло «подружкам» уклоняться от уплаты подоходного налога (хоть и срезанного втрое по сравнению с остальными гражданами Империи).

Я к «феечкам», само собой, не заглядывал. И после пятого подряд воскресенья, проведённого в казарме и спортивном зале, получил приказ явиться к политпсихологу нашей роты. Гауптманну фон Шульце. Dame гауптманну.

Был понедельник – как известно, день тяжёлый. Я проверил, достаточно ли надраены ботинки и пуговицы, кокарда на берете, пряжка на ремне, и пошёл являться. Ничего хорошего, само собой, я от вызова к начальству не ждал, но с другой стороны – ко мне не так и просто подкопаться. Взысканий у меня нет, даже две благодарности за отличия в строевой и физической подготовке. Дисциплину не нарушаю. Со штабс-вахмистром господином Клаусом-Марией Пферц… не спорю, в отличие от рекрута Росдвокрака, не забывающего всякий раз напомнить господину вахмистру, что его фамилия никак не Раздвакряк, и потому непрерывно чистящему «очки» в туалете.

Бояться мне нечего.

Тем не менее предчувствия у меня были самые дурные.

Я постучался в дверь – по уставу, три стука умеренной силы, не больше, услышал уставное же «Входите!» и открыл дверь.

Dame гауптманн была воистину бой-бабой. С неё запросто можно было б ваять Валькирию для нового Имперского Театра имени Рихарда Вагнера. Высокая и широкоплечая, с монументальным, точно и впрямь из мрамора вырезанным лицом. Красивым, геометрически правильным лицом. В идеально пригнанном мундире с рядом орденских колодочек, причём не за выслугу лет, а так называемых «боевых», которые можно заслужить, только побывав под огнём. И я уже успел узнать, что такие колодочки по блату не заработаешь, будь ты любовницей хоть самого государя императора.

– Dame hauptmann, по вашему приказанию рекрут…

– Отставить! – скомандовала dame голосом, каким только возглашать наступление Рагнарёка. – Вольно, рекрут. Можешь сесть. Хотя вызов я тебе отправила по всей форме, разговор у нас неофициальный. Пока.

Я сел на краешек жёсткого стула, всем видом своим изображая полную и абсолютную готовность. Неважно к чему.

– С тобой всё в порядке, рекрут? – вперив в меня взгляд истинно арийских серо-голубых глаз, осведомилась валькирия. – Как идёт служба?

Мой стандартно-уставной рапорт о том, что служба идёт хорошо, жалоб у меня нет и я всем доволен, госпожа гауптманн прервала небрежным взмахом руки.

– Отставить, рекрут. Что у тебя за первый месяц службы ни одного взыскания и уже две благодарности, я знаю. У меня к тебе вопрос как у политпсихолога, офицера, лично ответственного за морально-психологическое состояние личного состава. Почему не ходишь к девочкам, рекрут? Почему отказываешься от положенных уставом увольнительных? Это необычно, рекрут, и это меня тревожит. Вижу, ты удивлён. Ладно. Поскольку ты парень явно неглупый, скажу тебе вот что. Исследования императорских военных психологов показали неопровержимую отрицательную зависимость всех показателей солдата от его, солдата, физиологической удовлетворённости. Выражусь проще, рекрут: солдат, не трахающий девок, – плохой солдат. Солдат с проблемами. Солдат, у которого возрастает психофизическое напряжение. Которое затем приведёт к срыву. А нам, «Танненбергу», этого не надо. Я посмотрела твои анкеты, рекрут, – ты охарактеризовал себя как гетеросексуального индивида, имеющего стандартные гендерные предпочтения. Выражаясь простыми словами, тебе, согласно твоим утверждениям, не нужны ни малолетки, ни старушки, ни мальчики. Так в чём проблема, рекрут? Я решительно не желаю, чтобы в один прекрасный день у тебя зашли бы шарики за ролики и на практических стрельбах ты бы открыл огонь по своим товарищам. Всё понятно, рекрут? Жду ответа. И не вздумай ссылаться на то, что, мол, это твоё личное дело. В батальоне «Танненберг» у рекрутов личных дел нет и быть не может. Вот дослужишься хотя бы до фельдфебеля, тогда и личные дела появятся. А пока – отвечай!

Я сидел словно проглотив аршин и, согласно уставу, ел глазами начальство.

– Осмелюсь доложить, госпожа гауптманн, у меня была девушка, на гражданке.

– Знаю, – dame гауптманн не сводила с меня пристального взгляда. – Далия Дзамайте. Православная. Подданная Империи. Активный член интербригад. Криминальный файл чист. Политически неблагонадёжна, но в специальном надзоре не нуждается. Не выпучивай глаза, рекрут, ты отлично знаешь, что такую категорию имеют все граждане Империи новокрымского происхождения, за исключением тех, кто делом доказал свою преданность трону и его величеству. Ну, так и что?

– Осмелюсь доложить, госпожа гауптманн, мы поссорились. Но я не хочу изменять ей со… случайными знакомыми. Я надеюсь добиться примирения.

– Ага, – теперь уже госпожа гауптманн не то что «ела», а прямо-таки грызла меня глазами. – «Желаю добиться примирения»… И ты считаешь, что нормальная для всякого мужчины твоих лет полигамия не даст тебе это сделать?

– Так точно, госпожа гауптманн! – отчеканил я.

– Это вытекает из твоих религиозных предпочтений? – осведомилась она. – Я не нашла в православии ничего специально осуждающего «блуд», я имею в виду – нечто отличное от других конфессий.

– Никак нет, госпожа гауптманн! – гаркнул я, являя прямо-таки чудеса усердия в точном и скрупулёзнейшем следовании уставам. – Это вытекает из моего воспитания, госпожа гауптманн, так считают мои родители… Пока ты ещё надеешься помириться с… ты не должен… ну, вы понимаете.

– Я понимаю, – холодно кивнула она. – Ну так вот, рекрут, должна тебе сказать – мне это совершенно не нравится. Я не собираюсь ждать, когда у тебя семенная жидкость из ушей потечёт и ты окончательно взбесишься от воздержания. Необходимость твоего полноценного функционирования как боевой единицы в составе «Танненберга» требует уравновешенного психофизического состояния, каковое без регулярной и упорядоченной половой жизни достичь невозможно. Таковы официальные взгляды Академии Военной Психологии, и я намерена точно следовать изданным ею методичкам. Одним словом, чтобы в следующий понедельник в бухгалтерию поступил листок учёта соответствующих услуг за твоей подписью. Не поступит – пеняй на себя. Всё ясно, рекрут? Ты наш принцип знаешь – «не можешь – научим, не хочешь – заставим».

Я сидел, точно деревянный, выкатив глаза, и не шевелился.

Когда dame гауптманн закончила, я гаркнул что было мочи:

– Да, госпожа гауптманн, будет исполнено, госпожа гауптманн! Разрешите идти?

– Постой, – вдруг сказала она. – Ты вот тут гаркаешь, так что у меня аж уши закладывает. Ты меня не понял, рекрут. Придётся тебе прямым текстом всё объяснять. Проблемы свои на гражданке оставляй, рекрут. Не тащи их с собой. Армия на то армия, чтобы начать всё сначала. Это не в порядке приказания, а всего лишь доброго совета. Боюсь, ты ему не последуешь, но даю его всё равно. Чтобы самой спокойней было. Всё ясно, рекрут? Киваешь? Тогда нале-во, крру-гом, за дверь шагом марш! В следующий понедельник я бухгалтерию запрошу, так и знай.

* * *

Я привыкал. Всё-таки я был не заморышем-недокормышем, как большинство других рекрутов, привезённых в «Танненберг» с куда менее благополучных планет. В строю учебки я стоял на правом фланге. Высшее образование тоже сказывалось – университет наш маленький, не чета столичным имперским, но учат там на совесть. А я окончил его с отличием, получив диплом, по давней традиции именовавшийся «красным».

Большинство же моих товарищей по взводу не осилили даже средней школы. Так что невольно приходилось подпрягаться и помогать старшему мастеру-наставнику господину штабс-вахмистру Клаусу-Марии Пферц-как-его-там, потому что зачёт в армии, как известно, «по последнему».

Назад Дальше