Империя превыше всего: череп на рукаве - Перумов Ник 9 стр.


А тут – лемуры.

«Дарю, как лемур лемуру́ эдакую муру…»

Впрочем, я не мог долго предаваться размышлениям. Под вой сирен и полыхание прожекторов мы бежали к транспортам. Они уже давно не поднимались в воздух вот так, все вместе, таща в брюхе полностью всю роту с положенным ей тяжёлым оружием.

Имперские корабли и транспорты вообще строились с размахом. Когда была возможность, солдат следовало перевозить в условиях, несколько, как говорится, приближённых к человеческим. Не набивая трюмы под завязку, как мы мелких креветок в вакуумные контейнеры. На отделение полагался вполне приличный кубрик.

Разумеется, все эти удобства были на самом пробивающем пространство корабле, который, как и положено, стартовать с планеты не мог. Для этого крейсера Глубокого Космоса были слишком огромны, так что никакие двигатели не подняли бы с поверхности этакую махину. К самым первым из них, что не покидали орбит, с планеты поднимались «челноки», разгоняемые примитивными жидкостно-реактивными двигателями. Потом появились движки атомные. Эти оказались получше, но зато каждый из них оставлял в атмосфере радиоактивный след как после небольшого ядерного взрыва в пять-семь килотонн.

Тем не менее они помогли – когда строились уже настоящие «покорители пространства», настоящие корабли, на которых человечество достигло звёзд. И обнаружило, что землеподобные планеты с кислородной атмосферой и белковой жизнью – не такая уж исключительная редкость, хотя, конечно, попадались они куда реже, чем бесполезные газовые гиганты, подобные Юпитеру, откуда мы пока ещё не научились извлекать ничего толкового. Может, со временем и научимся…

Да, мы по-прежнему ломились через пространство. Хотя уже смогли обосновать теоретически существование тех самых сакраментальных «кротовых нор Пространства», «природных гипертуннелей», соединявших друг с другом звёздные системы. Правда, влезать в эти «норы» мы до сих пор не научились.

Мало-помалу справились и с грязными, битком набитыми всевозможнейшими тяжёлыми изотопами выхлопами ядерных «челноков». На одном из таких, для чего-то размалёванном зелёными и коричневыми пятнами «летнего» камуфляжа, мы сейчас и поднимались на орбиту. Туда, где наматывала бесконечную спираль вокруг Нового Крыма изящная «Мерона», элитный скоростной клиппер, гордость «Танненберга» и всей достославной дивизии «Мёртвая голова». Небольшой, но быстрый – даже в под– и надпространстве, как выяснилось, имеет значение масса покоя.

Именно здесь, на «Мероне», я впервые увидел и услышал Иоахима фон Валленштейна, майора, командира «Танненберга». Он обратился к нам, когда стонущие от перенапряжения реакторы разорвали-таки неподатливую ткань пространства и клиппер ушёл в затяжной прыжок.

На экранах мелькали звёзды – компьютеры транслировали имитацию «полёта» со сверхсветовой скоростью через обычное пространство, как если бы мы ехали на сакраментальном поезде из пункта А в пункт Б. От Нового Крыма к Зете-пять.

Господин Иоахим фон Валленштейн говорил короткими энергичными фразами, и можно было представить, как он расхаживает сейчас по мостику, резко рубя воздух ребром ладони.

– Soldaten! Heute haben wir eine wichtige Pflicht zu verfüllen. Wir müssen unsere Reichgenossen vom Feindhüten…

Солдаты! Сегодня перед нами поставлена важнейшая задача. Защита добропорядочных и законопослушных граждан нашей великой Империи от наглых и кровавых посягательств Чужих. На планете Зета-пять имеет место мятеж. Лемуры осмелились пролить кровь наших собратьев по расе. Наш долг – спасти безоружных, вывести в безопасное место уцелевших и преподать аборигенам такой урок, чтобы они раз и навсегда запомнили – не связывайтесь с людьми, в этой войне вас ждут только муки и смерть. Наглый бунт должен быть подавлен в зародыше. Никому не позволено безнаказанно проливать человеческую кровь. Наша эмблема должна стать символом ужаса, непреодолимого и неотвратимого. И неважно, кто стоит за спиной лемурьей смуты, – именно их руки держали оружие, от которого гибли наши старики, женщины и дети. Поэтому мы покараем исполнителей. И, не сомневаюсь, в свой черёд мы не только узнаем, кто вдохновил этих несчастных дикарей, но и принесём наше возмездие к порогу вдохновителей. За фатерлянд! За Его Величество кайзера! За всю нашу расу! Хох-хох-хох-хайль! Зиг хайль!

Переборки клиппера содрогнулись от согласного рёва сотен и сотен глоток, в упоении оравших «Зиг хайль!».

Я тоже кричал. Хотя было донельзя противно.

«Мерона» ломилась сквозь пространство на самом пределе возможностей своих реакторов. Звёзды так и мелькали в компьютерных «окнах». Такого вот безумного бега нам оставалось почти полных сорок часов.

Моё отделение валялось на койках. Кто в буквальном смысле плевал в потолок, кто пялился на красоток из раздела «Отдых» журнала «Императорский Десантник», кто резался в «морской бой» на деньги. Карты на борту были строжайше запрещены.

И все в равной степени мандражили.

Старавшийся казаться невозмутимым Микки шёпотом молился, и притом – по-немецки. Индусы сели в свои позы лотоса и уставились друг другу в глаза. Фатих метался по кубрику, словно лисица по клетке.

– Сядь, турок, не мелькай, – раздражённо бросил Мумба. Он как раз и сражался в «морской бой» с Раздвакряком. – Без тебя то…

Мумба осёкся. Недостойно императорского десантника проявлять столь неподобающие настроения прямо перед боем.

Я сделал вид, что не расслышал, будучи поглощён чтением. Собственно говоря, читать мне как раз сейчас не полагалось, а полагалось беседовать с личным составом, поднимая его, состава, боевой дух и готовность немедленно умереть за обожаемого монарха.

– Муторно-то как, – вздохнул Кеос, отбрасывая в сторону «Десантника». Полуобнажённая красотка застыла, обиженно глядя с подогнувшейся страницы одним глазом. – Прям блевать хочется. Господин ефрейтор! А господин ефрейтор! Что в уставе говорится по поводу неодолимого желания рядового блевать перед боем? Во сколько марок штрафа мне это обойдётся?

– В пятьдесят, – сказал я, не отрываясь от книжки. – Выписать тебе квитанцию?

– Так я же ещё не блюю…

– Тогда умолкни, Кеос. Не баба чай.

– Не баба, не баба… – зло проворчал румын. – Посмотрим ещё, кто из нас бабой окажется, когда под отравленные дротики полезем…

– Угомонись, – сказал я, глядя на Кеоса поверх раскрытой страницы. – Никто тебя в заросли не погонит. Пока не пройдутся артиллерией, а летуны напалмом зелёнку не прочистят.

– Я слышал – макаки эти и под землёй могут… – проронил Мумба. – Из туннелей вылезают – и ну горла резать…

Я поднялся. Отделение и в самом деле нуждалось в беседе. И подъёме морального духа. С такими нытиками в бой идти – только сам погибнешь и их всех положишь. А мне надо, до чёрта надо выполнить этот первый боевой приказ. И не просто выполнить, а выполнить на «отлично», чтобы меня заметили…

– Откуда бы ни вылезли – обратно уже не залезут, – меланхолично резюмировал Хань. Этот проделывал какие-то пассы руками – нет, не ушу, что-то иное, вроде дыхательной гимнастики. Пожалуй, он был лучшим солдатом в отделении – и уже успел дослужиться до своего первого «обера» и полоски на погонах. – На что тебе, Мумба, винтовка дана? Девочек удовлетворять, если длины своего не хватит?

Мумба немедленно взбеленился, поскольку за отсутствием каких-либо иных внятных достоинств очень гордился как раз длиной соответствующего своего органа. Как-то раз он поставил этим даже в тупик наших снабженцев – никак не могли отыскать подходящих по размеру защитно-профилактических средств. Поиски эти сопровождались обильной перепиской, донельзя казённой, что делало всякое серьёзное её чтение невозможным – у всех начинались колики от хохота.

– Тихо! – гаркнул я, приподнимаясь с койки. – Мумба, успокойся. Хань, заткнись. Не хватало мне только вас, уродов, от трибунала отмазывать. Помните, что бывает за драку в боевой обстановке?

– Сваарг, – мрачно бросил Назариан. – Не хотел бы я там очутиться…

– А что, уже бывать приходилось? – немедленно поддел его Глинка.

Назариан метнул на чеха гневный взгляд, но ничего не сказал. Поднял отброшенный Кеосом журнал и зашуршал страницами.

Я-то знал, что Назариан как раз бывал на Сваарге. Правда, не в качестве заключённого – иначе его бы просто не взяли в армию, – а посетителя. Приезжал на свидание к сестре. Девчонка умудрилась вляпаться в какой-то «студенческий заговор» и получила десять лет по статье «за недонесение», поскольку щепетильная имперская Фемида не отыскала никаких доказательств её участия в подготовке покушения на местного гауляйтера, сиречь генерал-губернатора.

– Тихо, ребята, – уже нормальным голосом сказал я. – Ничего не сделаешь. Взялся за гуж – не говори, что своя рубашка ближе к телу. Там сейчас на самом деле умирают. Дети, девчонки, старухи беспомощные. Или мы не мужики? Или мы не люди?

– И боевые приличные к тому ж… – громким шёпотом сказал Раздвакряк.

– И боевые приличные к тому ж, – согласился я. – Так чего ж не сделать дело, которое и правильное, и моральное, да за которое ещё и платят? Что нам эти лемуры? Неужели нас хитрее? Мы же не идиоты – дуром лезть в заросли, верно?

* * *

За пять часов до высадки с нами начали проводить последний инструктаж. Каждый взвод собрался вокруг рельефной, на компьютере смоделированной карты – место высадки с показанной ближайшей задачей.

С нами был наш лейтенант и ещё один офицер, в кожаной тужурке без погон, в простом чёрном берете, как у танкистов, и без всяких эмблем на рукаве. Человек из ниоткуда. Лицо – истинно арийское. Волевой подбородок с заметным до сих пор шрамом, холодные серые глаза, из-под берета видны короткие светлые волосы. Лейтенанта пришелец не перебивал, сел в сторонку и слушал себе, не особенно отсвечивая.

Мне он не понравился сразу. Было в нём что-то от родной и незабвенной Geheime Staatspolizei. И смотрел он отчего-то на меня. Только на одного меня.

– Ставлю задачу, – спокойно и холодно сказал лейтенант. – Взвод высаживается у деревни Кримменсхольм. Отделения с максимально возможной быстротой занимают посёлок, ни на что не отвлекаясь. Лемуров игнорировать до тех пор, пока они игнорируют нас. Есть данные, что они не станут связываться с десантом. Мы не судьи и не палачи. Наше дело – безопасность штатских. Гражданское население должно покинуть Кримменсхольм и эвакуироваться. Мы обеспечиваем прикрытие. В случае атаки аборигенов занимаем круговую оборону и отстреливаемся, пока погрузка гражданских лиц не будет закончена. Разведка не предполагает массированного наступления лемуров на нашем участке. Действуем спокойно и внимательно, парни, помним, что на орбите наши крейсеры и что у лемуров нет не только тяжёлого оружия, но и вообще огнестрельного. Они берут только массой. А что может быть лучше для пулемётов, чем противник, атакующий густыми цепями?

Он старался нас ободрить. Вчерашние рекруты шли в свой первый настоящий рейд и донельзя трусили. Что вполне понятно и объяснимо. Но легче от этого лейтенанту наверняка не становилось. С такими солдатами непонятно куда глядеть – не то на противника, не то на Раздвакряка, чтобы чего не учудил.

– Занятие Кримменсхольма проводим по схеме «два-бэ», – лейтенант вытянул руку. – Отделения входят в деревню с четырёх сторон, здесь, здесь, здесь и здесь. Продвигаемся к кирхе. Сильные очаги сопротивления обходить, мелкие подавлять своими силами. Даю дефиницию: сильным считается очаг, на подавление которого требуется более трёх минут.

Схема «два-бэ» предусматривала наличие дружественно настроенного мирного населения. Нет нужды бояться, что из-за приоткрывшейся на миг ставни симпатичная веснушчатая девчушка с косичками всадит тебе в спину железный бельт из натянутого руками взрослых арбалета.

– Продвижение и первичный осмотр осуществлять, ни на что постороннее не отвлекаясь, – продолжал тем временем лейтенант. – Убедившись, что в деревне нет неподавленных очагов сопротивления, приступаем ко второй фазе операции – эвакуации имперских граждан, оказавшихся в зоне мятежа. Тут уже будем тщательно осматривать каждый дом и каждый погреб. Особое внимание детям – они могли испугаться, убежать, спрятаться… Всё ясно, десант? Надеюсь, вы меня сегодня не подведёте. Всё, инструктажи окончены. Готт мит унс!

– Готт мит унс! – рявкнул взвод.

* * *

Высадка. Нас уже сбрасывали трижды на транспортных ботах. Ничего особенного, только жуткая болтанка. Раздвакряка немедленно вырвало.

Мы сидели, вглухую затянувшись ремнями. Двигатели выли так, словно грозились вот-вот лопнуть. После посадки возле этого самого Кримменсхольма останется здоровенное выжженное пятно, да ещё и донельзя радиоактивное. Мы наглотались таблеток; о том, чтобы заблаговременно выдать эти самые таблетки гражданским, и речи, само собой, быть не могло.

…О землю нас шандарахнуло так, что мне показалось – многострадальный бот немедленно развалится на мелкие кусочки. Но ничего – имперская сталь выдержала, хотя все до единого сочленения жалобно заскрежетали.

– Взвод! – холодно скомандовал лейтенант, рассматривая собственные ногти, словно ожидая увидеть там нечто потрясающе интересное. – Встали, господа.

Пошли. Как говорится, женихами!

Широкие створки распахнулись, упали наружу. Хлынул солнечный свет – здешняя звезда относится к тому же спектральному классу, что и наше собственное «коренное» светило. Небо было голубым, трава – зелёной, стволы деревьев – коричневыми. Тут, вблизи от человеческого поселения, растительность была нашей, земной – колонисты не слишком жаждали очутиться среди чужих, враждебных зарослей. Тополя и вязы отлично прижились на жирных чернозёмах Зеты-пять. Лемуры тоже как будто бы не слишком возражали против их присутствия…

И вот на тебе такое.

Уже издалека было ясно, что в посёлок пришла беда. На высоком и тонком шпиле местной кирхи развевался, рвался по ветру чёрный флаг – такой в Средние века поднимали над зачумлёнными замками и городами. С окраин лениво тянулись в безмятежное небо три или четыре дымных столба – там что-то горело, но пламя пока ещё не охватило больших пространств. Этот момент нам следовало использовать.

Отделение быстро и довольно споро развернулось в цепь, и даже Раздвакряк ухитрился ни за кого не зацепиться и не заехать никому стволом по носу.

По диспозиции нам выпало заходить в Кримменсхольм с севера, а бот опустился на южной окраине. Так что теперь пришлось топать в обход, поскольку брони с нами вместе не сбросили – в первой волне шло максимальное количество солдат и минимальное – тяжёлой техники; её черед наступит позже, когда пехота займёт плацдарм.

– Бегом! – гаркнул господин штабс-вахмистр. Он пошёл с нами.

Хотел бы я знать зачем…

Честно говоря, смысла этого кругового обхода я не понял. Если нам надо как можно скорее спасти гражданских, то терять время на то, пока все отделения выйдут на обозначенные позиции, – просто глупость. Деревню следовало просто занять, без долгих рассуждений.

Так я думал в те минуты. Я ошибался.

Вокруг Кримменсхольма тянулись тщательно возделанные поля, перемежавшиеся геометрически правильными прямоугольниками цветущих садов. Здесь была в разгаре весна, или, что правильнее, сезон цветения.

Поля во многих местах носили следы потрав. Многие фруктовые деревья – ободраны, ветки безжалостно обломаны, на земле – целые покрывала сбитых нежно-розовых и снежно-белых лепестков. Аккуратные низкие заборчики повалены, разнесены в щепки.

Первого лемура мы нашли минут через пять. Он лежал лицом вверх – мордашку покрывала слипшаяся от крови шерсть. С левой стороны череп размозжён – громадная рана от удара чем-то тупым и тяжёлым, вроде дубины. В руках, в маленьких ловких пальчиках убитый сжимал оружие – примитивное копьецо с вырезанным из кости какого-то зверя наконечником.

Да, с таким оружием много не навоюешь…

Чуть спустя мы нашли второй лемурий труп. Прямо в груди торчали трёхзубые крестьянские вилы, полной замены которым так и не нашлось даже в «век покорения космоса». А шагах в пяти лежал и сам владелец вил – точнее, то, что от него осталось.

Назад Дальше