— Ты выглядишь таким дурнем, когда говоришь так. И это я тоже не забуду.
Лоуренс натянуто улыбнулся.
— Ну прости.
Хоро с улыбкой почесала нос, потом улыбнулась уже по-другому — и вновь стала прежней Хоро.
— Итак, похоже, я вправду была когда-то в этом городе.
— Значит, тут должны остаться легенды о тебе.
Он не стал добавлять «в каких-нибудь книгах», но Хоро, конечно же, это заметила и оценила его деликатность.
С другой стороны, если он не будет проявлять должную осмотрительность, когда-нибудь обязательно случайно наступит ей на хвост.
— Ладно, так какие новости тебе удалось раскопать? — спросила Хоро тоном матери, которая приглашает своего ребенка похвастаться новыми знаниями.
Хрупкой и ранимой она никогда не оставалась надолго.
— Скоро здесь будет весело, — начал свой рассказ Лоуренс. Хоро внимательно прислушивалась, уписывая мясо.
Короче говоря, у Лоуренса и Хоро было две причины встретиться с Риголо, городским летописцем и делопроизводителем Совета Пятидесяти.
Во-первых, они собирались спросить, не осталось ли здесь легенд о Хоро, и попросить его показать книги, где эти легенды могли бы храниться. Во-вторых, они хотели разузнать в подробностях, как город дошел до такого состояния, в каком пребывал.
Вторая причина проистекала из профессиональной болезни Лоуренса, и, с учетом предыдущего опыта их совместных странствий, Хоро выслушала объяснение Лоуренса без особого восторга.
По правде сказать, если бы Лоуренса спросили, так ли уж необходимо рисковать применять алхимию торговца в попытке высосать деньги из трещинок в здешнем конфликте, он бы ответил — нет, совершенно не обязательно. С той прибылью, что он получил в языческом городе Кумерсоне, он мог просто продолжать тихонько делать свои торговые дела, и тот день, когда он обзаведется наконец собственной лавкой, придет довольно скоро. И время ему сейчас лучше бы тратить с осторожностью, перевозя грузы и получая спокойный доход, а вовсе не рисковать собственной шеей, суя нос в опасные махинации. Если думать о будущих доходах — тихо сидеть в городе и налаживать торговые связи окажется для Лоуренса куда более полезным.
Не будучи торговцем, Хоро не пользовалась словами вроде «будущих доходов», но говорила в таком же смысле: тебе сейчас хватает денег, так что расслабься.
Просто стоять посреди комнаты было холодно, так что, пока они разговаривали, Хоро залезла в кровать, а потом постепенно начала погружаться в сон. Лоуренс сидел на ее кровати, и Хоро — без каких-то особенных намерений — медленно обхватила его ладонь обеими своими.
Сидя на кровати и убивая время в тихой беседе, Лоуренс постепенно вынужден был признать, что Хоро абсолютно права. Только вот не существовало такого бродячего торговца, который бы сидел в городе бездельно, особенно — в середине путешествия.
Он хотел, чтобы Хоро это поняла, но, по-видимому, это было невозможно.
Однако, быть может, им обоим повезло, что сделать что бы то ни было прямо сейчас Лоуренс все равно не мог.
При том положении, которое сложилось в Ренозе, едва ли кто-либо из Совета Пятидесяти, включая Риголо, стал бы так вот запросто встречаться с иностранным торговцем.
Поскольку весь комок проблем был завязан на торговле мехами, иными словами, на самОй жизни города, встреча с непонятно откуда взявшимся торговцем вызвала бы серьезные подозрения — это было равноценно политическому самоубийству. Нет, Лоуренс не сможет встретиться с членом Совета.
А это означало: если он все-таки хочет с ним встретиться, ему будет нужен посредник.
И все же, когда Лоуренс снова и снова обдумывал, действительно ли это так уж необходимо, он убеждал самого себя с трудом. А если он будет чересчур настойчив и тем испортит впечатление, легенд про Хоро им вообще не видать.
Хотя вслух Хоро убеждала Лоуренса сидеть тихо и ни во что не вмешиваться, глубоко в душе, конечно, она знала, что если ей представится возможность посмотреть эти записи, она непременно захочет их посмотреть. И Лоуренс не мог позволить себе делать что-либо, что поставит под угрозу такую возможность. Вновь и вновь он обдумывал свои дальнейшие действия, пока вдруг не понял по звуку дыхания Хоро, что она спит.
Когда она была голодна, она ела; когда она уставала, она спала.
Да, она была свободна, как дикий зверь, и о такой жизни хоть раз мечтал всякий, кто изо дня в день отчаянно пытался свести концы с концами.
Невольно Лоуренс позавидовал чуть-чуть той жизни, которую Хоро воспринимала как нечто само собой разумеющееся. Он высвободил свою руку из ее рук и нежно провел тыльной стороной указательного пальца по гладкой, точно фарфор, щеке. Когда Хоро спит, даже постукивание ее не разбудит. При прикосновении Лоуренса по ее лицу пробежала недовольная гримаска, но глаза остались закрыты; затем Хоро зарылась лицом в одеяло.
Одна за другой шли тихие, счастливые минуты. Не происходило ничего, кроме самого течения времени, но именно это было одно из тех желаний, которые Лоуренс лелеял в те времена, когда вел свою повозку в одиночестве. Он знал это почти наверное — и все же в самой глубине души его ворочалось нетерпение, чувство впустую растрачиваемого времени.
Он не мог отогнать мысль, что если не займется зарабатыванием денег или сбором сведений, необходимых для торговли, то непременно понесет потери, которые не сможет потом возместить.
Дух торговца — пламя, которое не угасает никогда. Так говорил его учитель. Однако пламя это иногда превращается в огонь преисподней, пожирая саму плоть торговца.
Когда торговец был один, это пламя согревало, но для двоих… для двоих оно было слишком жарким.
А улыбка Хоро была такая теплая.
Мир крутится не так, как этого хотелось бы человеку.
Лоуренс встал с кровати и принялся мерить шагами комнату.
Даже если он не будет вмешиваться в происходящие в Ренозе события, он все равно хотел разобраться — для собственного просвещения.
Лучшим способом добиться этого было бы встретиться с членом Совета Пятидесяти, причем, чтобы получить объективные сведения — желательно, чтобы этот человек не представлял ни одну из заинтересованных сторон.
Летописец и делопроизводитель Риголо подходил лучше всего.
Но никто из Совета не проявит интереса к встрече с чужаком.
Задача стала казаться нерешаемой.
Видимо, придется подойти с другой стороны. Однако сейчас единственным источником сведений для Лоуренса была разносчица в таверне. Чтобы увеличить число источников за счет городских торговцев, потребуется немало усилий.
Можно быть уверенным: прямо сейчас множество людей собирают сведения, пользуясь теми или иными хитрыми способами, и Лоуренс сомневался, что его ум и способности дадут ему какое-либо преимущество перед остальными. И как сильно может вырасти цена этих сведений при таком большом спросе?
Будь они сейчас в городе, где у Лоуренса были старые знакомые, он смог бы приблизиться к сути вещей, он смог бы что-то сделать. Когда необходимо приобрести товар, деньги решают все; но когда речь идет о сведениях, на первое место выходит доверие.
В столь интригующей ситуации Лоуренсу оставалось лишь ждать и наблюдать.
Наконец Лоуренс горестно вздохнул; он чувствовал себя собакой, которая отчаянно носится по комнате, потому что видит сквозь щелочку в стене кусок мяса, но не может его достать.
И еще он чувствовал, что становится все меньше похож на того торговца, каким он хотел бы быть.
Хуже того, его логика и рассудительность, которые он выработал давным-давно, куда-то подевались. Он как будто вернулся в те годы, когда только-только повзрослел; в голове его роились нелепые схемы «как быстро разбогатеть».
Его ноги не знали покоя.
Он раз за разом повторял себе проблему, поглядывая на Хоро.
Не потому ли с ним это все происходило, что некая нахальная девчонка-волчица постоянно выбивала у него землю из-под ног?
Похоже на то.
Он слишком наслаждался разговорами с Хоро.
Вот почему он стал пренебрегать другими вещами.
— …
Лоуренс погладил бородку, бормоча себе под нос, что переложить вину на другого — не такая уж плохая мысль.
Конечно, жаль утраченной возможности, но проблему мехов придется отложить.
А значит, сейчас первоочередная задача — найти кого-то, кто покажет путь на Ньоххиру, дальше на север от Реноза.
Если им повезет, дорогу еще не успеет замести снегом, и они смогут проехать.
«А сведения о мехах… соберу потом», — сказал себе Лоуренс, выходя из комнаты.
Когда Лоуренс спустился на первый этаж, он услышал какой-то шорох, идущий из угла заставленной вещами комнаты.
Ни замка, ни сторожа здесь не было, однако, похоже, немало торговцев все-таки хранили здесь свои товары.
Брали с них за это не очень много, и потому одни использовали комнату как промежуточный склад для своей мелкой торговли, другие — хранили здесь товары, пережидая сезонные колебания цен. Лоуренс не удивился бы, если бы узнал, что какие-нибудь воры или контрабандисты тоже пользуются этой комнатой как складом.
Он слышал, что кто-то возится в вещах, но человека этого скрывала тень, и кто он, Лоуренс разглядеть не мог. Но Арольд, владелец заведения, и на секунду не заподозрил, что кто-то из его постояльцев копается в чужих товарах. Он лишь плеснул воды в чересчур разгоревшийся огонь.
— Путь на север?
Сегодня утром, когда Лоуренс спросил Арольда о летописце, он отреагировал так, словно ребенок вдруг задал ему сложный теологический вопрос; ну а к такого сорта вопросам он, похоже, был куда более привычен.
Чуть кивнув, словно говоря «ну что ж, коли так…», и не обращая более внимания на пламя, Арольд прокашлялся и сказал:
— Снега в этом году немного. Не знаю, куда ты собираешься, но не думаю, что это будет очень уж трудно.
— Я в Ньоххиру.
Левая бровь Арольда изогнулась, синие глаза, прячущиеся в складках морщин, сверкнули.
Лоуренс под своей деловой улыбкой поежился; Арольд помахал рукой, отгоняя пепел, который поднялся, когда он вылил воду на угли, и продолжил.
— Значит, собираешься в самую языческую глушь, да?.. Что ж, думаю, торговцы на то и торговцы, чтобы расхаживать повсюду со своими кошелями.
— О да, и бросаем мы их лишь на смертном одре, — кивнул Лоуренс, стараясь расположить к себе ревностного верующего Арольда; однако владелец постоялого двора лишь иронично усмехнулся.
— Зачем тогда трудиться, их зарабатывая? Получить лишь для того, чтобы выбросить…
Над этим вопросом многие торговцы размышляли.
Но Лоуренс знал довольно интересный ответ.
— Ты ведь не задаешь этот же вопрос, когда прибираешься в комнате, не так ли?
Если деньги — мусор, то получение прибыли — собирание мусора.
Один известный торговец с юга, умирая, раскаялся и сказал, что самая большая добродетель в том, чтобы собрать и выбросить все деньги, которыми человек испачкал этот подаренный ему Единым богом мир.
Служители Церкви, услышавшие эти слова, были тронуты, торговцы же спрятали улыбки за винными кубками — ибо чем более успешным был торговец, тем меньшую долю его имущества составляли конкретные вещи, а бОльшую — числа на долговых расписках и записи в гроссбухах.
И если эти записи и числа пачкали мир, то письменное учение Единого бога пачкало его точно так же. Так что ирония состояла в том, что и эти манускрипты следовало выбросить ради исправления мира — а этот взгляд разделяло большинство торговцев.
Лоуренс считал так же. Ему было жаль Хоро, но сделки успешного торговца он ставил выше, чем молитвы, возносимые к богам, которые никогда на них не отвечают.
— Хех, — усмехнулся Арольд. — Справедливо.
Голос Арольда звучал на удивление весело. Его настроение явно улучшилось.
Похоже, порадовала его больше ирония в словах Лоуренса, нежели эти слова сами по себе.
— Скоро съезжаешь? Я помню, ты дал немало денег за постой…
— Нет, я хочу дождаться, пока Совет Пятидесяти кончит заседать.
— …Понятно. Ну да, ты хотел встретиться с Риголо. Ты спрашивал про летописца сегодня утром, если я правильно помню. Давненько я не слыхал этого слова. Мало кто в нынешнее время смотрит в прошлое… — Арольд уставился в пространство, глаза его прищурились.
Возможно, старик оглядывался на собственную прожитую жизнь.
Впрочем, совсем скоро его взор вновь обратился на Лоуренса.
— Ну, если ты едешь на север, лучше бы тебе выехать поскорее. Часть пути твоя лошадь тебя провезет, но дальше… тебе понадобятся длинношерстник и сани. Если ты торопишься, конечно.
— В стойле стоит один длинношерстник, верно?
— Да, его хозяин с севера. Думаю, он хорошо знает дорогу.
— А как его зовут? — поинтересовался Лоуренс.
Впервые за время разговора Арольд принял удивленный вид. Это придало ему некое странное очарование.
— Хм. Он уже довольно давно сюда приходит, но я ни разу не спросил его имени. А он с каждым годом все толще. Это я совершенно точно помню. Странно… Ну, думаю, такое бывает…
Что за постоялый двор, в котором нет даже книги записи постояльцев?
— Он торговец мехами с севера, — продолжил Арольд. — Сейчас он где-то в городе… но если я его увижу, то передам тебе его вопрос.
— Я буду очень признателен.
— Хорошо. Но если ты будешь ждать, пока кончится заседание Совета Пятидесяти, то рискуешь просидеть тут до весны, — и Арольд впервые с начала разговора поднес к губам чашку с подогретым вином.
Никогда раньше Лоуренс не видел Арольда таким многословным. Видимо, старик в отличном настроении, решил он.
— Что, оно так долго продлится? — переспросил он, надеясь извлечь что-то полезное.
Лицо Арольда мгновенно стало непроницаемым, и он погрузился в молчание. Несомненно, подумал Лоуренс, это самый правильный ответ, если он хочет дожить оставшиеся годы в покое.
Лоуренс собрался было поблагодарить старика и тем подвести черту под беседой, но тут Арольд внезапно заговорил, прервав его мысли.
— Жизнь человека идет то в гору, то под гору, и точно так же идет и жизнь города. В конце концов, город — лишь скопление людей.
Слова человека, отошедшего от активной жизни.
Лоуренс, однако, был еще молод.
— Но у человека в крови стремление противостоять судьбе, мне кажется. Точно так же как мы ищем прощения, когда допускаем ошибку.
Арольд молча сверлил Лоуренса взглядом своих синих глаз.
В этих глазах виднелся гнев и укор.
Но Лоуренсу нравился старик именно в таком состоянии, так что он не отступал.
Наконец Арольд издал смешок.
— С этим трудно спорить… С тобой приятно было поговорить. Ты ведь уже третий раз на моем постоялом дворе, верно? Как твое имя?
Арольд, ни разу не поинтересовавшийся именем торговца мехами, который пользовался его заведением уже очень долго, сейчас спросил имя Лоуренса.
Он спрашивал не как владелец постоялого двора, но скорее как ремесленник.
Когда ремесленник интересуется именем заказчика работы, это знак доверия — знак того, что он выполнит заказ, каким бы сложным он ни был.
Очевидно, старому владельцу бывшей кожевенной мастерской Лоуренс почему-то пришелся по душе.
— Крафт Лоуренс, — ответил Лоуренс, протягивая руку.
— Крафт Лоуренс, э? Я Арольд Эклунд. В прежние дни я бы сделал тебе превосходную кожаную упряжь, но сейчас все, что могу предложить, — тихая ночь.
— Этого более чем достаточно, — заверил Лоуренс, и Арольд впервые за все время улыбнулся, показав сломанный зуб.
Лоуренс собрался было уходить, когда взгляд Арольда вдруг переместился на что-то за спиной постояльца. Обернувшись, Лоуренс увидел человека, которого увидеть совершенно не ожидал.
Это был тот самый торговец, про которого раньше Хоро заявила, что он женщина. Женщина была все в том же одеянии и с мешком за спиной. Скорее всего, это она рылась в вещах на складе, когда Лоуренс услышал шум.