Меня провели на небольшой помост, на котором я увидела деревянные шесты. Рабынь ставили возле них и привязывали им за спиной руки, лишая возможности побега и давая покупателям оценить по достоинству живой товар. Та же участь постигла и меня. Когда мне завязали руки, я рискнула немного оглядеться по сторонам. Почти все шесты были заняты рабынями разных возрастов и назначений.
Из книг и рассказов отца, я в самых общих чертах знала, как устроены законы элькхе. Рабыни делились на гостевых, личных, детородных, поварих и служанок. Самые привлекательные, служили «гостевыми», то есть были призваны развлекать и выполнять прихоти гостей дома, а также «личными», предназначенными для всех мужчин дома или только для его главы. Для того, чтобы стать личной или гостевой, рабыня должна была обладать яркой внешностью, детородной – отменным здоровьем, поварихами брали только тех, кто хорошо готовил, а все остальные обычно становились простыми служанками. Я подходила под все категории, чему Корас определенно был рад – это увеличивало его шансы заработать на мне кучу золотых монет.
У торговли рабынями был свой заведенный порядок. Распорядитель торгов называл сначала самых ценных рабынь, тех, кто подходил на роль личных и детородных. Затем начинались торги и те, кто назначал самую высокую цену, забирали рабынь в свой дом. Главы самых бедных домов обычно ждали до последнего, забирая самых неказистых, старых или неумелых.
Несмотря на то, что Непримиримые Земли славились бесконечной враждой глав домов, а на площади находились многочисленные их представители, драк или тем более убийств во время их пребывания в Тскаване никогда не возникало. Объяснялось это несколько неоднозначным законом правителя Непримиримых Земель Парлута Гоцара, вполне лояльно относящегося к междоусобным войнам, но строго карающего тех, кто завязывал войны непосредственно в Тскаване или на несколько лиг вокруг нее.
Я осторожно посмотрела вдоль рядов стоящих на площади мужчин, ожидающих начала торгов. Мой взгляд не поднимался выше их шей, но этого и не требовалось - я чувствовала предвкушение и нетерпение, исходящее от них. Ощущала все те же мерзкие взгляды, от которых все внутри переворачивалось. Они ждали, когда можно будет приобрести живое существо, которое будет беспрекословно подчиняться любым их приказам.
И дождались - вышедший на помост распорядитель объявил начало торгов.
Меня объявили третьей. Двух рабынь передо мной продали в наверняка обеспеченные дома, если судить по деньгам, которые за них заплатили. Десять и пятнадцать золотых - довольно внушительная сумма.
Я пыталась думать обо всем угодно, только не о том, что в данный момент решалась моя судьба. Естественно, это у меня плохо получалось. Первым ко мне подошел мужчина в сером балахоне - очевидно, Слепой. Прикоснувшись ладонями к моему животу, он пробормотал себе под нос:
- Слишком слаба, еле выносит ребенка.
Видимо, ему, или тому, на кого он работал, была нужна именно детородная, поскольку Слепой быстро потерял ко мне интерес. Следующим подошел человек, облаченный в зеленый балахон с золотыми нитями, означающими принадлежность к довольно обеспеченному дому. Он, взяв меня за подбородок, стиснул пальцы так, что я поняла - синяков не избежать. Незнакомец вертел мое лицо, стараясь рассмотреть его со всех сторон, и мне приходилось каждый раз закрывать глаза, чтобы не встретиться с ним взглядом.
В конце концов, видимо, удовлетворенный осмотром, он озвучил свою цену:
- Даю за нее два золотых.
Я нервно сглотнула. Происходящее все еще тонуло в некоей дымке неверия. Осознать, что все это - явь, а не сон, я еще до конца не могла. Слишком быстро разрушился мой привычный мир, оставив после себя только жалкие руины. Слишком силен был шок от смерти отца и разлуки с Гвендолин. Но страх уже заползал ледяной змеей в мое сердце, сворачиваясь там в клубок, готовый в любое мгновение пролить на него свой жалящий яд.
Незнакомец сошел с помоста, уступая место другому. Когда я увидела его одеяние, то похолодела. Черный балахон с низко надвинутым капюшоном и - я не видела, но знала - черная повязка, закрывающее лицо до самых глаз. Немой. Его народ - один из самых жестоких людей в Эйосе.
И причина для этой жестокости была не одна. Немые считали унизительным объяснение с другими с помощью жестов, а не собственного языка. Они часто вымещали свою злобу на тех, кто этот язык не сумел выучить, ведь это ставило Немых в неловкое положение, делая невозможным нормальное общение. Второй причиной был дар, данный Немым Дорейном - богом, которому поклонялись жители Земель Лишенных. Телепатия. Она позволяла им читать мысли других жителей Эйоса, зачастую не самых лестных. Тогда за свои мысли они расплачивались сполна.
Боги, я боялась даже представить, что делают Немые с неугодными им рабынями. Только не плакать, умоляла я себя. Одна слезинка все-таки скатилась по щеке, скрытой от глаз мужчин. Никто ничего не заметил.
Немой долго стоял возле меня, то ли осматривая, то ли читая мысли. Я же изо всех сил старалась думать о чем угодно, только не допускать мыслей о том, как я ненавижу Немых. Возможно, у меня получилось. Мужчина в черном балахоне отошел от меня, и боковым зрением я увидела его взметнувшиеся вверх руки. Он рисовал пальцами в воздухе, объясняя что-то советнику императора.
Наконец тот провозгласил:
- За эту рабыню только что было предложено восемь золотых монет.
Повисла тишина. Желающих выложить за меня такую внушительную сумму не было. Восемь монет в копилку Кораса, и я буду принадлежать Немому. Накатила сильная слабость, граничащая с дурнотой. Только не это, пожалуйста, только не это.
В тот момент, когда я услышала громкий крик со стороны площади, я подумала, что светлые силы услышали мои молитвы и ринулись на помощь мне.
Боги, как же я тогда ошибалась.
- Подождите, - громко заявил властный голос, - я хочу на нее посмотреть.
Позабыв о правилах, я вперила взгляд в образовавшийся проход, стремясь разглядеть говорившего. На губах смуглокожего элькхе застыла холодная усмешка, в глазах - сама тьма. Незнакомец проводил по моему телу руками, заставляя меня сжимать челюсти от страха, ненависти и отвращения.
- Слишком худа, - недовольно заметил черноволосый.
Не успела я вздохнуть с облегчением, как он добавил с усмешкой:
- Но красива.
Его сильные пальцы развернули мое лицо на него. Я привычно опустила глаза вниз.
- Посмотри на меня, - внезапно приказал ледяной голос.
Я похолодела - не от тона элькхе, а от его слов. В Непримиримых Землях женщинам строго запрещено смотреть на мужчин, а любое неповиновение карается очень жестоко.
- Я сказал - посмотри на меня. Я хочу увидеть твои глаза.
Закусив губу, я пыталась собраться с силами. Я знала, что не могу ослушаться приказа, как и знала то, что последует за его выполнением. Резко вскинув глаза, я встретилась взглядом со взглядом элькхе, ужаснувшись тому, какими черными, словно сама бездна, были его глаза. И тут же правую щеку обожгло резкой болью - нет, элькхе стал применять ко мне магию боли, он просто ударил меня изо всех сил.
Почувствовав во рту металлический привкус крови, я поняла, что от удара прикусила язык. Не выдержав, сплюнула кровь прямо на площадь, ожидая нового удара. Странно, но его не последовало. Вдруг элькхе наклонился к моему уху и издевательски прошептал:
- Считаешь себя сильной? Я это исправлю.
Он ошибался. Сейчас я чувствовала себя слабой как никогда. Гвендолин... Старшая сестра, Искра, магесса - она всегда защищала меня от любых бед - или порывалась защищать, даже если в этом не было необходимости. Она считала меня слабой, неспособной постоять за себя... и была совершенно права.
Отец... Он защищал меня до последнего вздоха, до последнего биения сердца в груди. Сердца, которое потом безжалостно пронзил Арес Светорожденный.
Краем глаза я увидела, как элькхе, отодвигаясь от меня, поворачивается к распорядителю.
- Я даю за нее десять золотых.
- Забирайте, - немедленно отозвался советник, зная, что больше за меня никто не даст.
Я почувствовала, что от моего самообладания не осталось ни капли, силы тоже меня покинули. Скользнув по шесту вниз, я упала на колени.
- Поднимись, - приказал голос, по холодности сравнимый лишь с ужасающими ветрами Северных Земель.
Я продолжала сидеть на деревянных досках помоста. Внезапно стало так все равно... Упоительное ощущение безразличия, пришедшее на смену страху.
- Я сказал, поднимайся!
С трудом, но я послушалась - ноги дрожали, отказываясь меня держать. Мне пришлось подчиниться - теперь я принадлежала ему. Элькхе. Варвару. Устремив взгляд в пространство, я ожидала заслуженного наказания за свое промедление.
И тут пришла боль.
Казалось, чьи-то темные руки, неся страдание, проникают в самую душу и переворачивают, кромсают ее. Мучительная боль распространялась по телу, но, что хуже всего - она была внутри. Собственное биение сердца, ток крови и прерывистое дыхание - все приносило страдание и было окрашено в черный цвет.
Я закричала, падая на пол. Мой крик все не затихал, пока моему новому хозяину не надоело мучить меня. Магия боли и темноты ушла из меня, а элькхе презрительно произнес:
- Запомни - отныне ты моя рабыня, и вести себя ты должна соответствующе, иначе... - ухмылка исказила его и без того отталкивающее лицо, - думаю, не стоит продолжать.
Он был прав - не стоило. Боль была лучшим объяснением того, что будет со мной при неповиновении. Униженная прилюдно, не имеющая возможности даже взглянуть в глаза своему мучителю, чтобы не получить новое наказание, я стиснула зубы так, что они заскрипели. Стояла, невидяще глядя перед собой. Обжигающие слезы, стекающие по лицу, будто забирали с собой частичку моих страданий, принося желанное облегчение.
Боли больше не было, внутри меня осталась лишь пустота.
Глава третья. Гвендолин
И вот, спустя сутки пути, я прибыла во дворец Ареса Светорожденного, где лорд Рэйст, был желанным гостем.
Внутреннее убранство дворца меня поразило. Белый камень в идеально-роскошном сочетании с золотом, крученые мраморные лестницы с золотыми перилами, мраморные же колонны и золотые рамы зеркал и картин. Золотисто-белое великолепие ослепляло, но отзывалось в моей душе лишь глухой тоской. Мой маленький домик, в которым детьми мы бесновались с Лили, был мне куда милей и роднее.
Как только мы вошли перешагнули порог обители Ареса, он тут же исчез в глубине кажущегося бесконечным коридора. Его люди, которые под руки заводили меня во дворец, отступили назад. Казалось, они совершенно не боялись того, что я могу попытаться сбежать. Что это – уверенность, что они поймают меня в ту же секунду, как только я предприму попытку побега или понимание, что дворец мне не покинуть вовсе?
А затем я увидела его. Моего будущего хозяина, моего кукловода. Граф Рэйст оказался высоким темноволосым мужчиной с достаточно привлекательными чертами лица: чуть крупноватый нос с горбинкой, широкая челюсть и высокие скулы. Но было в нем нечто отталкивающее, нечто, от чего меня пробирала дрожь. То ли дело было в глазах цвета ночи, то ли в том, что скрывалось за ними.
Граф Рэйст был не просто магом, которому нужна была Искра. Он был правой рукой нынешнего правителя Даневии Ареса и… некромагом. Поговаривали, именно благодаря Рэйсту Арес смог победить Ингвара. А если точнее – благодаря его дару, которым Арес – пускай и сильный боевой маг – не обладал.
Солдаты Рэйста, поднятые им для войны Ареса и Ингвара, были почти непобедимы, они не ведали боли и усталости. Уже умершие однажды, смерти они не боялись. Просто шли в бой, шли напролом. И это помогло Аресу выиграть войну. Теперь же он наверняка боялся того, что Ингвар, накопив сил, ринется в новую битву – отвоевывать трон Даневии – если, конечно, слухи о том, что Игнвар был жив, были не просто слухами. Поэтому и держал при себе Рэйста. Поэтому и решил найти для него Искру. Ведь некромагия требует уйму сил, и, случись новая война, Рэйсту постоянно будет требоваться подпитка.
Я. Подпитка.
Но выигранная Аресом война оказалась еще не самым страшным. Чары Рэйста, позволившие ему раз за разом воскрешать павших солдат на поле боя – и создавать новых, раскурочивая чужие могилы и тревожа духов предков, породили черную лихорадку – отголосок магии мертвых, сказавшийся на здоровье живых. Живых, у которых недоставало магии, чтобы защититься от агрессивного воздействия некромагии, у кого недоставало денег, чтобы приобрести защитные чары у колдуний провинции.
И эта была еще одна причина для моей ненависти к нему.
Граф Рэйст окинул меня изучающим взглядом – с ног до головы. От этого взгляда хотелось немедленно отмыться – облить себя кипятком и тереть жесткой щеткой до тех пор, пока не покраснеет кожа. Я физически ощущала на себе липкость взгляда будущего Хозяина – как называют обычные люди тех, к кому магическим сплетением привязаны Искры. Разумеется, самим Искрам это обращение кажется невероятно унизительным, но… они обречены быть теми, с чьим мнением считаются редко, и чей жизненный путь предопределен с самого их рождения.
Рэйст подошел ближе, восхищенно поцокал языком, не сводя с меня взгляда. Я едва удержалась от того, чтобы не скривиться в ответ. Пользы от этого никакой – только повод для графа припомнить мне это в будущем, когда он получит надо мной абсолютную власть.
– Так ты и есть моя будущая Искра? – осведомился он, ухмыляясь.
«Нет. Скаковая лошадь», – мрачно подумала я, а вслух, не желая быть обезличенным подарком герцога своему адгеренту, сказала:
– Гвендолин Меарк.
Я умела говорить совершенно бесстрастно, пряча эмоции глубоко внутри, хоть и давалось это мне непросто. Это умение отличало нас с Лили: она была как открытая книга. Хотела плакать – плакала, хотела смеяться безудержно, в голос – смеялась. Иногда это раздражало меня, но чаще… восхищало. Лили – такая искренняя, такая чистая и непосредственная, как дитя… и такая далекая сейчас.
– Гвендолин, – протянул лорд Рэйст.
Тратить время понапрасну он, очевидно, не привык – стоило ему оказаться от меня на расстоянии ладони, как я почувствовала слабость и дурноту.
«Привязка» или сплетение – чары непростые и требующие непосредственной близости Хозяина и его Искры. Жизненные нити Искры, видимые лишь сильным магам, Хозяин переплетал со своими – точнее, вплетал их в свой собственный узор. Таким образом, Искра не могла повлиять на Хозяина, каким-то образом причинив ему вред. Зато сама она отныне находилась в его власти. Так, Искра больше не могла ослушаться приказа Хозяина – одного лишь его мысленного приказа было достаточно, чтобы магическая энергия «живого сосуда» передалась ему.
Пока «привязка» не произошла, во мне еще теплилась слабая надежда, что уготованное мне не случится. Думать так не было ни малейших оснований – я на чужой земле, меня окружает стража, а ослушаться приказа Ареса, нынешнего правителя Эйоса – все равно, что собственноручно подписать себе смертный приговор. И все-таки... надежда оказалась невероятно живучей.
Глупая, сказок не бывает.
Когда Рэйст колдовал надо мной, я чувствовала лишь слабое вмешательство - и в мой разум, и тело. Не самое приятное ощущение, должна сказать. Будто я вдруг стала податливой подобно глине, а чужие руки грубо проникали в мое нутро. Чем дольше лорд Рэйст плел свой узор из чар, тем хуже мне становилось.
В конце концов я уже едва держалась на ногах. Если бы в графе была бы хотя бы толика сочувствия, он бы отложил сплетение до утра, чтобы я могла немного отдохнуть с дороги. Но о каком сочувствии могла идти речь, когда дело всей его жизни - тревожить покой мертвых и использовать их как пушечное мясо, воскрешая и убивая их без конца?