Он лишний раз убедился, как опасно заранее преисполниться самомнения, полагаясь лишь на прошлый опыт, – сиречь немалое число постелей, где доводилось пребывать в женском обществе. Ирина вычерпала его до донышка – но опустошенность тела вовсе не сопровождалась опустошенностью души, он с полным на то правом ощущал себя равноправным участником приятной обоим игры, он не зависел от нее ни в чем, и она осталась довольна. Есть от чего почувствовать себя настоящим мужиком – если откровенно, впервые за последний год. Хоть и по воле случая, но все-таки именно он оказался с потрясающей женщиной, безвольно лежащей сейчас в его объятиях. Он громко фыркнул.
– Что ты всхрапываешь? – спросила Ирина утомленно-счастливым голосом.
– Самая настоящая фраза из анекдота, – сказал он, нашаривая пачку сигарет посреди мягчайшего меха, в котором рука тонула чуть ли не по локоть. – Ты мне своей серьгой весь живот расцарапала…
– Серьезно?
– Ага.
– Ну, прости, очень уж вкусно было… Бедненький… – Ирина гибко извернулась, склонилась над ним и, едва уловимо прикасаясь, прошлась губами по царапинам. – Тебя супруга, когда вернешься, осматривать не будет?
– Да нет, что-то не помню за ней такого…
– Счастливчик… А меня порой осматривают, знаешь ли. Поставив голой под люстру.
– С-скот, – сказал он сквозь зубы с извечным благородством любовника, свободного от всяких бытовых обязательств и потому, как правило, невероятно нежного с женщиной, которую он ни разу не видел в старом халате или с поварешкой в руке.
– Не то слово.
– Нет, точно, осматривает?
– Еще как, скрупулезным образом, когда взбредет в голову, что на его безраздельную собственность покушались. Все бы ничего, если бы он параллельно с этим еще бы и как следует ублаготворял. Предлагала сходить к врачу – не хочет, невместно для самолюбия, понимаете ли. Шлюх в сауны таскать, конечно, проще – они ничуть не протестуют, если опадает достоинство уже через минутку, им работы меньше, а деньги те же…
– Подожди, – сказал Родион чуть растерянно. Оглядел валявшиеся там и сям клочки бархата, набухавшие на ее шее обширные засосы. – Как же ты завтра с такими украшениями…
– Как приятно, милый, что ты о моей репутации заботишься… – Ирина уютно умостила голову у него на животе, как на подушке. – Глупости. Сегодняшний ресторанный анабазис все спишет, я его использую на всю катушку, говорила уже… Завтра все эти клочки будут валяться по той квартире. – Она лениво вытянула ногу и показала большим пальцем на стену. – А грозный повелитель останется в убеждении, что вчера самым хамским образом меня изнасиловал, учинив многочисленные и отвратные непотребства. То он голым скакал, то он песни орал, то отец, говорил, у него генерал… Ручаться можно на сто процентов, что будет обычный алкогольный провал в памяти. И в результате столь изощренного коварства мне обеспечена пара недель относительной свободы, а также куча подарков…
Он усмехнулся:
– О женщины, вам имя – вероломство…
– Побывал бы на моем месте, еще не то выдумал бы… Тебе не нравится разве, что у меня будет пара недель относительной свободы, а? Боже мой, Родик, я в тебе разочарована, обольстил изголодавшуюся женщину и намерен порвать безжалостно?
– Значит… – сказал он радостно.
– Ну конечно, значит… – Ирина повернулась, легла с ним рядом, подложив ладони под левую щеку, и одарила таким взглядом, что об опустошенности, похоже, говорить было рано. – Прости меня за цинизм, но в моем положении удачный любовник – роскошь, которой не бросаются. У меня на тебя виды, дон Сезар. Тебя такая откровенность, часом, не коробит?
– Нет, – сказал он честно. – Лишь бы в дальнейшем возле нас твои денежки не маячили…
– Принято. Только рубашку я тебе непременно подарю – все пуговицы оборвала, свинюшка изголодавшаяся, неудобно даже. Тебе же дома что-то врать придется…
– Ерунда, – сказал он беззаботно. – Скажу, в драку попал, пуговицы по старому русскому обычаю и оборвали…
– Поверит?
– Должна.
Иные женщины после долгой и бурной близости теряют все обаяние, оборачиваясь раскосмаченными ведьмами. Ирина к таковым, безусловно, не относилась, выглядела все также свежо и очаровательно. Давненько уже он не чувствовал себя таким спокойным и уверенным в себе…
– Хоть бы пристукнул кто-нибудь мое пьяное сокровище… – мечтательно сказала Ирина.
– Шутишь?
– Ни капельки. – Она повернула к Родиону решительное, чуть злое лицо. Видно было, что хмель почти выветрился. – Знаешь, бывает такое: сначала в голову лезут мысли, которые ты стараешься прогнать и в панике называешь идиотскими, но чем дальше, тем больше привыкаешь, а там и начинаешь находить резон… Вот ты обмолвился про свою деловую стервочку… Скажи честно – никогда не хотелось ее пристукнуть? Хотя бы разочек посещали вздорные мысли? Только честно.
– Было, – неохотно признался он.
– Вот видишь, – торжествующе сказала Ирина. – И это при том, что она тебя сроду не терроризировала. Судя по тому, что я от тебя услышала, вполне нормальная баба. И все равно порой на тебя накатывает… Что уж обо мне-то говорить? Если отвлечься от всего этого, – она дернула бриллиантовое ожерелье, и оно тут же отозвалось острым сверканьем, – и отрешиться от «мерседесов» и шлянья по Канарским островам – право слово, жизнь моя ничем не отличается от бытия замотанной ткачихи с запойным муженьком.
– А развестись?
– Родик… – сказала она с мягкой укоризной. – Ничего ты, я смотрю, не понимаешь. Сама не догадалась, ждала, когда ты в моей жизни возникнешь и подкинешь идею… Не в деньгах дело. Он же меня пристукнет, скот. Чужими руками. Для него это будет так выглядеть, словно итальянская «стенка» вдруг свихнулась и из дома сбежать собралась. Ты бы стерпел, вздумай твои джинсы без спросу из дому сбежать? Вот, а по его разумению – это будет то же самое. Да и потом, жалко – я ведь в фирму тоже вложила определенное количество серого вещества, вот только отсудить свою долю законным образом не смогу, мы же не в цивилизованной стране, в самом-то деле. Бандитов нанимать – чревато, нет у меня таких знакомств. Дай сигаретку… Спасибо. Так вот, взвесь и оцени сам… – Ее голос звучал невероятно серьезно. – Он с определенного момента форменным образом деградирует. Пьет больше, чем работает, уже несколько раз срывались великолепные сделки – из-за того, что мотался в непотребнейшем состоянии вместо того, чтобы явиться трезвым и максимально собранным. Если так и дальше будет продолжаться, дай бог нажитое уберечь, не говоря уж о приумножении, – партнеры недовольны, конкуренты не дремлют, сотруднички поневоле разболтались. Это о чисто деловых аспектах. А дома, где приват лайф – давно уже сущий ад. Могу тебя заверить с полным знанием предмета: когда набирают полную горсть свежайшей черной икры и от души размазывают тебе по физиономии, это ничем не отличается от вонючего кирзового сапога, которым охаживает жену по загривку пьяный слесарь… С точки зрения жены. Что стебать подтаскивать, что стебаных оттаскивать… – В голосе появился нешуточный надрыв. – На той неделе, скотина, когда ничего не смог, спьяну начал мне вибратор пихать, да еще на видео заснять собирался… Еле отбилась.
Ее передернуло. Родион прижал ее к себе, искренне жалел, но в то же время в глубине сознания поганым червячком ворохнулась радость от того, что не он в этой жизни самый затюканный…
– Словом, никчемнейшая тварь, и это во мне не оскорбленная гордость говорит, все так и есть, если рассудить логично. Ты же сам наблюдал исход из кабака. Черт, да меня десять раз могли в машину затянуть, попались бы серьезные ребятки, и за револьвер не успела б схватиться… И вытаскивали бы потом из Шантары. А он на скамеечке дрых… Думаешь, горевал бы потом? Налакался бы, благо повод вроде бы респектабельный, и быстренько повел бы под венец какую-нибудь телушку с ножками от ушей…
– А это трудно – его прихлопнуть? – спросил Родион неожиданно для себя.
– Самое смешное – не так уж и трудно. У него главный офис – в одиннадцатиэтажке на Кутеванова, знаешь, где магазин со штатовскими джинсами? Охраны там почти никогда и не бывает – мы ж крутые до полной невозможности, все схвачено, за все заплачено, и надо признать, что дорогу он пока никому не перебегал, никого не кидал, так что поводов для боязни за свою шкуру нет… Есть еще другой офис, на Маркса, вот там полный набор мордоворотов в камуфляже – но тот для представительства, иногородних партнеров туда возят, чтобы видели: все, как у людей, дверь титановая, секьюрити при каждом унитазе, чтобы оттуда Ихтиандр с бомбой не вынырнул… А на Кутеванова – проходной двор. Иногда так и подмывает – нацепить парик, алиби обеспечить – и нагрянуть в гости… Я не шучу, Родик, честное слово… Даже знаю, где пистолет с глушителем достать.
– Брось, – сказал он, чуть обеспокоившись. – Не женское это дело, Иринка…
– Сама знаю. Но так подмывает порой… У тебя, случайно, нет знакомых киллеров? – Она оторвала щеку от его груди, взглянула серьезными, сухими глазами, горевшими нехорошим дьявольским огоньком. – Если есть на примете решительный человек – сведи. Заплачу по полной ставке – пятьдесят штук зелеными.
Родион, стараясь перевести разговор, положил ей руку на бедро:
– Брось, может, сам от водки помрет…
– Черта с два. Родик, я серьезно. Веришь? Пятьдесят штук в президентах выложила бы без звука.
– Верю, – сказал он так же серьезно. – Вот только нет у меня ни одного знакомого киллера, даже обидно…
– Ну и ладно, – сказала Ирина тоном ниже. – Я с ножом к горлу не подступаю, ты мне, извини за хамство, для другого нужен. Но если найдется серьезный человек и захочет заработать пятерку с четырьмя нулями – веди ко мне, – и, по-кошачьи потянувшись, положила ему на бедро теплую узкую ладонь. – Родик, а ты такую песенку помнишь: «Снегопад, снегопад, если женщина просит…»?
Глава седьмая
Знамение в мягкой кобуре
Старательно застегнув куртку, чтобы не видно было рубахи без единой пуговицы, он спускался по чисто подметенной лестнице, испытывая самую приятную усталость, даже ноги слегка подгибались, но настроение было прекрасное. Приключение отнюдь не закончилось, и это форменным образом окрыляло. Он даже мысленно показал язык Лике.
А потом мысленно же помножил пятьдесят тысяч долларов на рубли по нынешнему курсу – и невольно приостановился на лестнице, чуть не споткнувшись. Сумма впечатляла. В голове вихрем пронеслись самые шальные, бредовые мысли – и еще дежурная фраза из газет и телепередач: «Киллеры бесследно скрылись»…
– Идиотство какое… – тихо пробормотал он себе под нос, возясь с железной дверью в подъезде.
Идиотство, конечно. Но грустно думать, что кто-то получит пятьдесят тысяч долларов только за то, что всадит парочку пуль в двуногого скота, дерьмо человеческое. Без всякого ущерба для пресловутой мировой гармонии, надо полагать. Грустно и завидно, что уж там. А риск, она говорила, минимальный…
Его белая «единичка» стояла на прежнем месте, не прельстив угонщиков. К ней за это время присоседились темный блестящий БМВ и темно-красная машина неизвестной ему марки. В этом соседстве «жигуль» казался Золушкой-замарашкой, даже обидно было за нее, но он – в голове еще бродили чуточку Иринины коктейли, – мысленно показав язык неизвестно кому, усмехнулся: вам, ребята, поспорить можно, бабам всякий раз платить приходится в той или иной форме, а у нас, плебеев, случается и иначе. В общем, он чувствовал себя витающим в эмпиреях: если подумать, совершил дерзкий рейд в расположение самого ненавистного противника, успешно выиграв сражение…
Сев за руль, зажигание включать не стал – отыскал в бардачке и старательно сжевал подсохший мускатный орешек. Потом закурил, откинулся на спинку сиденья, оттягивая возвращение к постылому домашнему очагу…
Что-то скрипнуло, сиденье словно бы застряло.
Сунув горящую сигарету в пепельницу, перегнулся назад, на ощупь пошарил там. Пальцы ощутили что-то твердое, заклинившееся меж сиденьем и полом. Подумав, Родион вылез, распахнул заднюю дверцу, нагнулся, пытаясь разглядеть в тусклом свете крохотной лампочки под потолком, что там такое мог обронить чертов муженек.
И не поверил сначала глазам – но мигом позже, когда вытащил застрявший под сиденьем предмет, уверился окончательно. Быстро, воровато оглядевшись – ни души, – шмыгнул на переднее сиденье, захлопнул дверцу, опустив находку ниже приборной панели, стал рассматривать.
Мягкая коричневая кобура, словно перчатка дамскую ручку, обтягивала довольно большой пистолет, немного превосходивший по габаритам «Макаров», – и курок иной формы, и рукоятка с двумя винтиками, державшими черную рифленую накладку…
Осторожно отстегнув ремешок с черной металлической кнопкой, Родион вытянул тяжелый пистолет, взвесил на руке – чуть ли не кило, пожалуй… Повертел. Заглянул в дуло – там явственно просматривалась косая нарезка, а вот перемычки не было – ну да, крутой мэн не станет таскать при себе газовую игрушку… Вот и запасная обойма в кармашке, иной, непривычной формы, и сверху выглядывает красивый патрон с коричневой головкой…
Первым его побуждением было подняться в квартиру и отдать Ирине пропажу. Будь это деньги или какая-то драгоценная безделушка, он так и поступил бы, честное слово.
Но благое желание стать «благородным возвращателем» тут же улетучилось без следа. У него не хватило духу вернуть это…
Кто-то иной внутри него, холодный и расчетливый, тут же подсказал: никто на тебя и не подумает, решат, что пушка потерялась где-нибудь в ресторане или по пути к остановке, крутому муженьку будет не до раздумий, Ирина определенно устроит ему веселую жизнь, все утраты будут списаны на хмельной ресторанный поход…
Повернув пистолет другой стороной, всмотрелся. Ближе к мушке довольно большие буквы: «SIG SAUER»… Ага, ну, конечно, «Зауэр», значит, и «Сиг» читается как «Зиг». Пистолет по имени «Зиг-Зауэр», будем знакомы. Родион – это «Зауэр», «Зауэр» – это Родион…
На другой стороне затвора – буквы «Р-226» и мелкая надпись на английском, возвещавшая, что оружие сделано в Германии. Он нажал кнопку на рукоятке и угадал – на колени ему упала длинная тяжелая обойма. Патрона в стволе не было.
Сдвинув колени, он довольно ловко выщелкивал большим пальцем патрон за патроном – как-никак после института стал офицером запаса, бывал на сборах и к оружию привык. Набралось пятнадцать – не слабо…
Отведя большим пальцем курок до щелчка, прицелился в лоснящийся бок БМВ и плавно потянул спусковой крючок. Пистолет послушно щелкнул. Судя по всему, он был хорошо смазан, обихожен – алкаш там или нет, а за оружием следит…
Повозившись немного, он быстро разобрался, что к чему, благо ничего особенно сложного там и не было, предохранитель, кнопка выщелкивания обоймы да затворная задержка. Кобура крепилась к поясу удобной подпружиненной застежкой, но добротно сработанное импортное изделие вряд ли было рассчитано на вдребезину пьяных рашен суперменов. Видимо, так и оставшийся Родиону неизвестным по имени Иринин муженек, неловко барахтаясь, ухитрился отстегнуть скобу, и кобура свалилась на пол. Вот так подарок судьбы…
Он загнал обойму в рукоятку, застегнул ремешок и без малейших колебаний повесил кобуру на пояс. В нем что-то мгновенно изменилось самым непостижимым образом, он и сам бы не смог связно рассказать, в чем заключается метаморфоза, вспомнил лишь фразу из какого-то боевика: «Мужчины делятся на две категории – у одних есть оружие, а у других его нет…» Все точно. Человек без оружия в одночасье стал человеком с оружием. Он ощущал себя совершенно трезвым, голова была ясная, но тело чуть заметно трепетало в соблазнительном предвкушении плохо понятных ему самому перемен, что-то происходило с ним, принося сладкое ощущение полета над неведомыми просторами…
Он завел мотор, медленно проехал вдоль длинной девятиэтажки, свернул за угол, чтобы вырулить на улицу. И тут же нажал на тормоз.