– А вот теперь я тебе скажу, капитан, что тех уголовников, которые могли бы это сделать, в области уже нет, а те, что остались, на такое не пойдут, и я это точно знаю! – уверенно сказал Гуров. – Они не дураки и очень хорошо себе представляют, что с городом будет, если меня здесь убьют, – его же в блин раскатают. А с теми, кого Сафонов мог на меня натравить, я бы и сам справился. И поверь мне, что это не бахвальство, потому что я служу в милиции дольше, чем ты на свете живешь! Но за то, что захотели меня подстраховать, спасибо.
– То есть вы изначально знали, кто может на вас напасть? – воскликнул Чернов, и Гуров кивнул. – Вы знаете, мне показалось, что это были…
– Стоп, капитан! – резко сказал Гуров. – Ты молчать умеешь?
– Так точно, господин полковник! – несколько растерянно ответил тот.
– Вот и молчите! – приказал Лев. – И ты, и остальные! И о том, кем вам нападавшие показались, и о самом нападении! Пока молчите! А то вы мне все дело испортите! Я с тобой и остальными здесь не встречался! Ясно? Так надо!
– Так точно! Понял! Есть молчать! – ответил Чернов, но, судя по его виду, не очень-то он и понял.
Тут зазвонил сотовый Гурова. Это оказался Кедров, который взволнованно спросил:
– Лев Иванович! У вас все в порядке? А то тут дежурному сообщение пришло, что в центре города стреляли.
– Не волнуйтесь, Афанасий Семенович! Я жив-здоров и стрелял тоже я, но в землю, так что никто не пострадал, – успокоил его Гуров. – Просто некоторые люди захотели излишне близко со мной познакомиться, а мне это не понравилось.
– Так, может… – начал было Кедров.
Но Гуров не дал ему продолжить:
– Мне ничего не надо, – отключил телефон, а потом обратился к Чернову: – Ну, раз вы уже здесь, то отвезите меня к Леше.
Как оказалось, он не дошел до ателье всего несколько домов. Не так уж много времени прошло с момента их встречи, так что Леша его сразу же узнал, и напоминать ему ничего не пришлось – на Востоке люди долго помнят добро, которое для них сделали. А вот разговор у них получился с большим трудом, потому что портной, привыкший к тому, что ему всегда переводит дочь, по-русски почти не говорил, да и его подмастерья знали его с пятого на десятое. Так что ничего нового Лев не узнал, а только еще раз услышал о том, что Леша собирается через несколько месяцев уезжать в связи с окончанием срока контракта.
Выйдя из ателье, Гуров увидел, что Чернов и остальные так и ждут его в машине, хотя он и сказал, что они могут возвращаться в управление. Сначала он хотел возмутиться, а потом подумал, что второй раз на него сегодня уже вряд ли нападут, так что нечего из себя больше приманку изображать, а лучше с комфортом доехать до больницы. Но вот там он уже серьезно сказал, что они ему больше не нужны, потому что помочь ничем не смогут, а вот помешать – запросто. Офицеры покорно уехали, а он вошел в больницу.
Сменив куртку с шапкой на медицинский халат и бахилы, он пошел в отделение травматологии, где в двенадцатой палате лежал Зайцев. Поскольку в деле имелась фотография, Гуров его сразу же узнал, да даже не будь снимка, он не ошибся бы, потому что вторым больным в палате был седой старик очень преклонного возраста, который сейчас спал. Анатолию Борисовичу было на вид лет сорок, и он принадлежал к тому типу мужчин, которых принято называть «мачо». Обе его ноги были загипсованы и находились на вытяжке, а вот синяки со ссадинами уже прошли, и выглядел он неплохо. Гуров прошел и сел на стул рядом с его кроватью. Услышав шум, тот открыл глаза и посмотрел на посетителя.
– Здравствуйте! Я полковник полиции Гуров Лев Иванович, прибыл из Москвы, чтобы расследовать совершенные в городе преступления, в том числе и нападение на вас. Я понимаю, что вы неважно себя чувствуете, но мне крайне необходимо задать вам несколько вопросов.
– Спрашивайте, – ответил тот слабым голосом. – Но я ведь уже все рассказал.
– И все-таки постарайтесь максимально подробно вспомнить все, что предшествовало нападению, – попросил Лев. – Может быть, вам кто-то угрожал, были какие-то странные звонки или встречи. Словом, меня интересует все, что может иметь к преступлению хоть какое-то отношение.
– Да ничего не было, ни звонков, ни встреч. В тот день мы, как обычно, позанимались, а к десяти часам я ребят отправил обратно в интернат. Прибрался и направился к себе в общежитие – я же приезжий. Пришлый, – чуть усмехнулся он. – Шел, никого не трогая, и вдруг почувствовал удар сзади по голове, а потом темнота. Вот и все!
– Значит, как я понял, в Новоленске у вас ни с кем никаких конфликтов не было? – Тот осторожно помотал головой. – Вы мужчина интересный, может быть, отбили у кого-то девушку или что-то в этом духе?
– Лев Иванович, я еще после развода не отошел, мне не до женщин, – объяснил он. – Почему, вы думаете, я здесь в общежитии оказался? А выставила меня супруга с одним чемоданом. Куда мне было идти? Узнал, что здесь учитель физкультуры требуется, вот и приехал – не на вокзале же жить или к родителям в деревню ехать.
– Сочувствую, а раньше где жили и работали? – спросил Гуров.
– В Якутске, – ответил Зайцев. – Там и родился, и спортом занимался – вольной борьбой, хотя выше кмс не поднялся, и институт закончил, и женился, и развелся.
– А не может быть, что это кто-то из ваших тамошних знакомых решил вам за что-то отомстить? – предположил Лев.
– Да бросьте вы! Я человек неконфликтный, – покачал головой Зайцев и, взяв с тумбочки пол-литровую бутылку с минеральной водой, допил все, что в ней оставалось, объяснив при этом: – Мне тут ребята гостинцев принесли, соленья разные, вот и хочется пить.
– Понимаю, – кивнул Гуров и продолжил: – А ваша бывшая супруга? Кстати, причиной развода можно поинтересоваться?
– Почему нет? Нашла себе более перспективного и денежного. А с учителя физкультуры какой пожиток? – усмехнулся он. – Она у меня бывшая гимнастка, женщина стройная и интересная, ну да бог с ней.
– То есть с ее стороны никаких претензий к вам нет? – уточнил Лев.
– А какие могут быть? – удивился тот. – Квартира изначально ее была, детей у нас нет – у гимнасток частенько с этим проблемы бывают, особого добра не нажили, так что делить нечего было.
– Да, непонятно, кто же мог так на вас обозлиться. Хотя, знаете, у меня такая мысль возникла: а не перепутали ли вас с кем-нибудь? – помолчав, спросил Гуров.
– Знаете, а может быть, – подумав, сказал Зайцев. – Напали-то со спины, лица не видели. На мне куртка была, в которых полгорода ходит, так что да, могли и перепутать.
– Ладно, разберемся. Ну, поправляйтесь! – Гуров поднялся и вышел из палаты.
Но сразу из больницы он не ушел, задержался, потому что ему требовалось кое-что сделать, и, только закончив с этим, он пошел вниз. Из больничного холла он позвонил Романову. Гуров терпеть не мог просить кого-нибудь о помощи, но сейчас был тот случай, когда без нее было не обойтись. И не потому, что нападение могло повториться, а потому, что время поджимало, а дел еще было много, и все их нужно было завершить именно сегодня.
– Саша, мне нужна машина, а то я буду бродить в вашем городе, как ежик в тумане, – сказал Лев. – Прости за наглость, но мне бы хотелось, чтобы ты сейчас направил к областной больнице именно Кузьмича.
– Давно бы так! – воскликнул Романов. – Я и то удивился, когда ты отказался от машины, которую тебе Кедров предложил. Кстати, а что это ты стрелять вздумал? Кто это с тобой решил так тесно пообщаться?
– Потом расскажу, – пообещал Гуров.
– Ладно, подожду, – согласился Саша. – А Кузьмича я сейчас к тебе пришлю.
Этот водитель, возивший еще бывшего губернатора, которому был беззаветно предан, перешел к Романову как бы по наследству от тестя и пользовался полным доверием и того, и другого. Он прожил в Новоленске всю жизнь и мог быть очень полезен Гурову, во всяком случае, адрес Тихого ему было выяснить и легче, и быстрее, чем Льву. Он стоял, обдумывая то, что ему еще предстояло сделать, когда услышал звук автомобильного гудка. Он очнулся и пошел к машине. Когда он сел, Кузьмич спросил его:
– Ну, Иваныч, куда едем?
– Погоди. Вот ты, наверное, почти всех в городе знаешь, так не слышал ли о таком человеке – Захаров Кондрат Силантьевич? – спросил Лев.
– Кондрашка, что ли? Уголовник бывший? – уточнил шофер.
– Он самый, – подтвердил Гуров.
– А чего это он тебе понадобился? – удивился Кузьмич. – Он давно завязал, живет тихо. Ты думаешь, это он со своими ребятами к нападениям причастен?
– Да нет, не думаю. Проконсультироваться с ним хочу, – объяснил Лев.
– Ну, тогда поехали, – сказал шофер, заводя машину.
– Погоди, – остановил его Гуров. – Давай к сторожам, а потом уже к нему.
Сначала они подъехали к нотариальной конторе, возле которой произошло одно из нападений, и Гуров начал стучать сначала в дверь, а когда это не помогло, то в окно. Через некоторое время там показалось лицо пожилого мужчины. Гуров приложил к стеклу свое открытое удостоверение, но тот только покачал головой, давая понять, что не откроет. Но когда увидел рядом с Гуровым Кузьмича, дверь быстро открылась. Рассмотрев Льва как следует, мужчина сказал:
– Погодите, вы же у нас тут вроде уже были?
– Да был он здесь! Был! – подтвердил Кузьмич. – Героев надо в лицо знать!
– Брось, Кузьмич! При чем тут герои? – поморщился Лев и обратился к сторожу: – Я по поводу нападения на китайцев, которое здесь произошло. Вы извините, что я так поздно, когда вы уже на работе, но я это сделал специально, потому что мне нужно знать, как именно это случилось и что конкретно вы видели из окна.
– Так я уже все милиции рассказал, – удивился тот.
– Ты что, рассыплешься, если повторишь? – возмутился Кузьмич.
– Ну, тогда пошли, я вам все покажу, – согласился сторож.
Они вошли в помещение, он подвел их к окну и начал рассказывать.
– Дело было в ночь с 13 на 14 апреля – вот и не верь после этого в чертову дюжину! Ну, стоял я вот здесь и курил в форточку. Смотрю, два китайца вот так, – он ссутулился и свел руки на груди, – вон оттуда – вон туда, – он показал рукой, – просеменили. А тут на них эти налетели! Четыре человека их было. Одежку не разобрал, совсем обычная была, а вот то, что рожи черные, хорошо помню. Ну, думаю, сейчас они этих бедолаг отделают, как бог черепаху. Таких ведь случаев уже три штуки было, это четвертый. За телефон схватился, чтобы милицию вызвать, да так с трубкой в руке и застыл. Рот раззявил и глазам своим не верю. Мать честная! Эти китайцы как начали этих четверых метелить! Батюшки-светы! Минуты не прошло, а хулиганы вот так, – он скривился и раскинул руки, – на земле разлеглись и ни мур-мур! А это все их китайское ушу-шушу! Я телевизор смотрю, видел, как они там умеют драться! Один человек пятерых запросто уложить может, а здесь их целых два было! То-то они оторвались и за своих отомстили! А потом с хулиганов этих черные маски посдергивали, нагнулись над ними, посмотрели на рожи их и словно в воздухе растворились. Тут я очнулся и стал милицию вызывать. Да только к ее приезду хулиганов уже и близко здесь не было, кое-как поднялись и прочь пошкандыбали. Ну, я все, как было, наряду рассказал, да только, боюсь, мне не поверили, но вот пятна крови, что на земле остались, в карман не спрячешь! Это доказательство, что не приснилось мне все это! Не привиделось!
– Скажите, почему вы решили, что это были китайцы? – спросил Гуров.
– А кто же еще? – удивился сторож. – Их одежонка! У нас так только они одеваются. Борис Львович где-то ее закупил в большом количестве, вот им и выдали ее, как спецовку на заводе. Куртка защитного цвета на ватине с серым овчинным воротником, а под ним пуговица, чтобы его при ветре можно было поднять и застегнуть. Штаны такие же утепленные. Валенки с резиновым низом. Да шапки тоже из серой овчины. Китайцы обычно уши у них опускают и тесемки под подбородком завязывают, чтобы теплее было. Да и походка их была, они так же семенят, когда холодно.
– То есть вы решили, что это были китайцы исключительно из-за одежды и манеры ходить? – уточнил Гуров.
– Ну да! – кивнул мужчина, а потом, уставившись в стену взглядом, задумался.
Кузьмич собрался было что-то сказать, но Лев строго посмотрел на него, и тот смолчал, хотя видно было, что недоволен. А мужчина, помолчав, медленно сказал:
– Вот вы сейчас спросили, и я вспомнил. Понимаете, а ветер-то был! И неслабый! А вот воротники у этих китайцев были опущены и уши у шапок сами по себе болтались. Может, просто уже притерпелись к нашим холодам?
– Человек ко всему привыкает, – заметил Лев и, поблагодарив сторожа за рассказ, ушел вместе с Кузьмичом.
Когда они сели в машину, водитель, забыв свое былое недовольство, удивленно сказал:
– Иваныч! Что же получается? Это вовсе не китайцы были? Или среди них действительно мастера восточных единоборств есть, которые по ночам ходят и этих хулиганов наказывают?
– Не торопись судить, Кузьмич, посмотрим и послушаем, что остальные скажут, – задумчиво ответил ему Гуров.
Как вскоре оказалось, остальные случаи – первое нападение и попытка похищения Люси не в счет – прошли по аналогичному сценарию.
– Ну, вот теперь и к Кондрашке, как ты его зовешь, ехать можно, – предложил Лев.
Дом Тихого находился почти в центре города в одном из переулков и выглядел основательно и добротно. Гуров постучал в калитку и был тут же беспощадно облаян собакой. На ее голос откликнулась и хозяйка, крикнувшая с крыльца:
– Чего надо?
– Кондрат Силантьевич дома? – спросил Лев.
– А кто это к нему на ночь глядя? По голосу, так чужой кто-то, – настороженно сказала она.
– Ты мне еще поспрашивай! Побухти! – раздался за спиной у Гурова голос Кузьмича. – К хозяину пришли! Не к тебе! Твое дело дверь открыть да стол накрыть!
– Кузьмич? Ты, что ли? – крикнула она. – А это кто с тобой?
– Нет, Клавдя! Ты у меня сейчас точно словишь! – пригрозил шофер. – Кто надо, тот и пришел!
– Ну, проходите, коли так. Цыть, Дружок! – прикрикнула она на собаку.
Пока они шли через двор, Гуров спросил:
– Ты откуда ее знаешь?
– Так наши дворы задами граничат – мой дом в соседнем переулке стоит. Я ее всю жизнь знаю, – объяснил тот. – Красивая девка в молодости была, но беспутная! И детей непонятно от кого нарожала, и на зоне не раз отметилась. И ведь попадала туда по собственной дурости, а детей бабка воспитывала. Это хорошо, что Кондрашка ее к рукам прибрал, он ее в строгости держит. А как иначе? Клавде крепкая узда нужна, а то она опять сорвется и таких дел натворит, что сама рада не будет.
Они вошли в дом и, вытерев ноги о половик возле двери, направились в комнату, причем Кузьмич впереди.
– Плифет, Кусьмить! – радостно приветствовал гостя Тихий.
Понять этого бывшего уголовника неподготовленному собеседнику было очень сложно – он не выговаривал половину алфавита, но был при этом человеком разговорчивым и по поводу дефекта речи не комплексовал. Сейчас он сидел на диване, на коленях у него примостилась девочка в колготках и кофточке – в доме было очень тепло, а он сам приговаривал:
– Сейтяс тепе тетушка манталинтик потистит, – и действительно снимал с мандарина шкурку.
– Ты тиво длазнисся? – обиженно надула губы девчушка и даже собралась слезть с его колен.
– Солнышко! – бросилась к ней Клавдия и посадила ее на место. – Дедушка не дразнится! Дедушка у нас так разговаривает!
– Добрый вечер, Тихий, – сказал Лев, выходя из-за спины водителя.
– Кулоф! Мы с топой, сто, по колесам? Ты тефо в кости плисол, несфанный, несданный?
– Остынь, Кондрашка! Со мной он, дело у нас к тебе, так что ты, Клавдя, с угощением не затевайся, мы ненадолго, – веско сказал Кузьмич, садясь к старомодному круглому столу, покрытому бархатной скатертью, каких в Центральной России уже не встретишь.
– Снаю я это тело, Кулоф! – не унимался Тихий, вручив девочке очищенный мандарин и спуская ее на пол. Она побежала в другой угол комнаты, забралась с ногами на стул и принялась с интересом наблюдать за происходящим. – Непось, хотесь уснать, не насых ли лук тело эти напатения? Так это не мы!