– Нет-нет, так нельзя. Уж лучше поставить их сюда. – Рихтер освободил на одной из полок место, переложи часть книг оттуда на столик. – Представляешь, а вдруг Кларк или кто-то другой зайдут сюда без нас, увидят лиги на кресле, и что они сделают?..
– Возьмут их, чтобы посмотреть или убрать с кресла.
– Вот именно, – кивнул Рихтер, – возьмут голыми руками, без перчаток.
– Хм, действительно. Однозначно мне нужен отдых. Поспать немного, привести мысли в порядок, а то что-то совсем плохо соображать стал. Очевидную истину оставляю без внимания.
Хранители поставили проклятые книги отдельно от остальных. Ходили упорные слухи, что они могут заражать другие тома, соприкасаясь с ними. При всем при том, что эти слухи не были никем проверены, Дарий не хотел лишний раз рисковать.
Выражая свой протест, старая кровать негодующе скрипнула. Некромант лег на нее поверх одеяла. Он решил не раздеваться, снял только сапоги и плащ. Свет он тоже решил не зажигать, предпочитая мягкость темноты резким огненным бликам. До утра оставалось всего несколько часов…
Удобно вытянувшись во весь рост и положив руки под голову, Рихтер размышлял. Ночь, облаченная в покрывало темноты и тишины, располагает к раздумьям.
Ах, как близка его цель! Все остальное теперь неважно. Совершенно не существенно… Жаль подставлять Дария, но что поделать? Нужно выбирать между дружбой, чувством долга и жизненной необходимостью. И, как всегда, выбор будет не в пользу долга…
Да, это предательство – нужно быть честным, хотя бы с самим собой, – ну и что же? Имеет он право распоряжаться собственной жизнью или нет? Нельзя жертвовать своей выгодой ради чужих интересов. А смерть – это и есть прямая выгода, его утешительный приз, венец всего бессмысленного существования. Только бы все получилось, потому что иначе…
Рихтер не хотел думать о том, что произойдет в случае провала его затеи. Он как можно дальше гнал прочь все мысли об этом. Ведь это была последняя надежда, на которой покоилось все его зыбкое существование. Чего только ему стоило сдержаться и не открыть книгу прямо там, в подвале! Вот она – рядом, манящая, такая доступная, остается лишь сделать одно движение и раскрыть ее! И все!
От этого отчаянного поступка Рихтер удержался по двум причинам. Во-первых, он не хотел, чтобы из-за него погиб Дарий, который стоял слишком близко. Все-таки он, сам того не замечая, успел, насколько это вообще возможно в его положении, привязаться к гному. Во-вторых, его останавливал страх, страх возможной неудачи. Жизнь приучила Рихтера не ждать милости от богов.
«Если хочешь чего-то добиться, сделай это сам», – не раз говорил он, но иногда приходилось уповать только на провидение. И почему-то это всегда были самые важные и поворотные моменты жизни. Точки отсчета, из которых берет свое начало новая линия судьбы. Так и сейчас: он сделал все от него зависящее, и теперь оставалось только ждать дальнейшего развития событий. Утром Дарий отправится за повозкой и оставит его присматривать за книгами. Отставит одного. Более благоприятного случая трудно желать.
В душе Рихтера шевельнулось сомнение: а все ли он сделал правильно? Мысли беспокойно перескакивали с одного на другое, мешая сосредоточиться.
Впрочем, какая теперь разница? Ему страшно надоело неизменно контролировать ситуацию, что-то подстраивать, направлять. Необходимо отдохнуть от всего этого, и пускай его отдых будет вечным. Как там сегодня сказал призрак? «Прискорбно, но я никогда не верил в богов. По-моему, сейчас самое время изменить эту точку зрения…» О да! Рихтер тоже в них не верил, то есть не верил в богов, которым есть хоть какое-нибудь дело до такого ничтожества, как человек, но сейчас было бы нелишним хорошенько помолиться за успех дела.
Некромант представил себя входящим в храм и смиренно преклоняющим колени перед алтарем. Вот его руки протягивают подношения, голова опущена, глаза закрыты, а губы шепчут слова раскаяния. Порыв ветра распахивает окно и шевелит складки его плаща. Служитель подходит к нему и предлагает свою помощь. Он может выслушать его, дать совет. Или, если он окажется в храме, принадлежащем гномам, к нему подойдет Танцующий в Пламени. У него короткие ярко-красные волосы и в отличие от остальных гномов нет бороды. Да, довольно забавная картина получается…
Но нет, нет и еще раз нет! Этому не бывать! Никакого смирения, никаких храмов, никаких молитв. Он слишком хорошо знал, как возникают новые религии и из чего сделаны старые, чтобы продать свою душу какому-нибудь богу, как бы его ни называли.
Рихтер всегда удивлялся, как люди умудрились придумать такое количество богов, Всех и не упомнишь, тут даже его память не поможет. Он не видел в религиях никакого смысла, особенно если учесть, что все боги походили друг на друга, как куклы в масках. Такие же неживые и холодные, такие же беспомощные и такие же пугающе одинаковые – что в масках, что без них. Все религии мира – это монотонный маскарад. Когда становишься достаточно взрослым, то срываешь маски с богов, и что видишь? Ты видишь за ней одно и то же лицо. Лицо марионетки, которую дергают за ниточки сами люди.
Рихтер прекрасно понимал, что, будь он глубоко верующим человеком, ему бы жилось легче, но для него подобное было невозможно. Он не мог переступить через самого себя. Не последнюю роль в этом сыграл его дар некроманта. Оживление мертвых не способствует дальнему развитию религиозности. Скорее оно содействует обожествлению собственной персоны, тем более что окружающие так падки на всевозможные чудеса. Не раз случалось, что талантливых некромантов обожествляли. И чем глуше была местность и невежественнее люди, ее населявшие, тем это происходило быстрее.
Рихтер посмотрел в окно – небо было безоблачным иссиня-черным, с крупными россыпями звезд. Красивое небо. Ему всегда нравилось ночное небо, его глубина и безупречность. Днем оно не так красиво – слишком пустое, безликое, однообразное. Только в сумерках, когда солнце почти скрылось за горизонтом, а редкие, разбросанные ветром облака окрасились в красный цвет и уже высыпали звезды, – оно становится достойным всех тех восторженных слов, которыми его награждают поэты.
Почему же он все-таки спас эту девочку? Отчего нарушил данное самому себе обещание никогда больше не возвращаться к некромантии? Маг тщательно проанализировал свои мысли, и на ум ему пришел только один ответ: Дарий.
Из-за чувства вины перед Дарием? Чувства вины?! О, это что-то новенькое! Раньше Рихтеру казалось, что с его чувствами покончено навсегда – ведь у него есть только боль, что заполняет всю его душу. Она вытеснила все остальное – и любовь, и сострадание, и желание жить, А теперь выходит, что кое-что все-таки осталось. Рихтер прислушался – Главный Хранитель безмятежно спал за стеной и не подозревал, что стал причиной нарушения клятвы.
Некромант был уверен, что, если бы не настойчивость Дария, он бы просто прошел мимо, ни во что не вмешиваясь. И не потому, что он как-то особенно бессердечен. Просто Рихтеру было все равно, его это не касалось, и человеческая жизнь не имела для него никакого значения. Во всяком случае, так было до сих пор. Что же с ним случилось? Что такое в словах Дария заставило его изменить свое решение?
Рихтера не раз уговаривали, умоляли применить свой талант, но всегда безрезультатно. Он просто пожимал плечами и отходил в сторону. Ведь Смерть никогда не ошибается в выборе. Он всегда приходит к нужному человеку в нужное время и дарует свою милость.
– Интересно, а когда я убиваю, я орудие Смерти или нет? Я действую по своей воле или все было предначертано до моего рождения? Если все предрешено, то боги изрядно повеселись, глядя на мои мучения. Очевидно, они хотели посмеяться, и, судя по всему, им это вполне удалось. – Губы Рихтера скривились в усмешке. – Ну что ж, я тоже посмеюсь. Над собой, над этим жалким миром, над богами. Если боги могут смеяться надо мной, то почему бы и мне не посмеяться над ними? Смейтесь же! Серьезен только Смерть, ему не до шуток – он действительно занят важным делом. А я на славу для него потрудился, работал, можно сказать, до седьмого пота.
Рихтер часто разговаривал вслух сам с собой, спасаясь таким образом от одиночества. До тех пор пока звучит твой собственный голос, ты никогда не будешь один.
– Скольких человек я убил? Скольких вернул к жизни? Первых, конечно, значительно больше. Сначала я убивал в бешеном приступе гнева, сметая всех на своем пути без разбора. Мне это нравилось… Да-да, зачем отрицать очевидные вещи? Мне нравилось видеть, как навеки гаснут глаза и вместе с этим уходит жизнь. Почему так вышло, что на смену гениальному магу пришло кровожадное чудовище? Нелепая случайность? Для чего боги исковеркали мою жизнь? Хотя при чем тут они! Я сам во всем виноват. Только я один, и никто другой, и нечего перекладывать собственные ошибки на хрупкие плечи высших сил. В этом мире за все нужно платить, а за глупость платить стократно… Да, потом я пытался убить себя. Сколько способов я испробовал? Лезвие, яд, петля, огонь… Десятки способов, десятки мучительных попыток расстаться с жизнью, и всегда с одним и тем же результатом. Умирать не умирая – это УЖАСНО. Но еще страшнее открыть глаза после очередной попытки и осознать, что она тоже оказалась неудачной и что все мучения, все твои страдания были напрасны. – Говоря об этом, Рихтер заново переживал все эти чувства. – О, я знаю, что такое БОЛЬ. Знаю лучше, чем кто-либо другой. Боль, одиночество и непонимание – мои вечные спутники, а это означает, что я не так уж и одинок. Я ничего не мог сделать с собственной жизнью и потому стал равнодушен к чужой. Теперь бесцельно хожу по земле, устраняя только тех, кто мне мешает. Больше нет ненависти и жажды убийства. Нет ничего… Но если я больше ничего не чувствую, то почему мне так плохо?! – Рихтер в негодовании стукнул кулаком по одеялу. – Решено! Я открою книгу, и будь что будет. Ну а если ничего не получится, то я даже не знаю, что делать дальше. Продолжать работать Хранителем? Какой в этом смысл? – Рихтер закрыл лицо руками и умоляюще прошептал: – Боги, если вы все-таки существуете, если вы меня слышите – помогите мне… Пускай я умру, пускай навсегда исчезну, пускай меня не станет… Ведь я давно мертв, я – ничто, и это ничто устало от игры в живого человека. Отпустите меня… – По его щекам текли слезы, оставляя неровные мокрые дорожки. – Ничего больше не прошу…
Маг повернулся лицом к стене и провел по ней рукой. Она была гладкой и отрезвляюще холодной. Внезапно Рихтер вспомнил фразу, которую часто любил повторять один его бывший знакомый: «Неважно, веришь ли ты в богов, важно, что боги верят в тебя». Вспомнил и отрешенно вытер слезы – минутную слабость отчаявшегося человека, балансирующего на грани безумия. К чему все эти эмоции, если неоткуда ждать помощи?
Рихтер тяжело вздохнул и попытался расслабиться – мускул за мускулом, нерв за нервом, – возвращая былое спокойствие своему измученному телу.
– К чему все это приведет, мне неведомо… Может так лучше – ничего не знать наверняка?
Некромант проследил взглядом за изрезанным полетом зимней бабочки.
Странное, загадочное насекомое. Очень редкое, оно старается не попадаться на глаза человеку. Продолжительность его жизни точно неизвестна, питается оно неведомо чем, а летает исключительно по ночам. В засушенном состоянии служит дорогостоящим украшением дамского платья. Желанный гость во многих коллекциях.
Рихтер осторожно поймал бабочку, стараясь не повредить крылья. Их покрывал изящный черный узор, причудливо лежащий поверх серебристой пыльцы. Линии изгибались и, переплетаясь друг с другом, составляли сложный рисунок. Насекомое блеснуло желтыми глазами, пошевелило усиками и бесстрашно поползло по его пальцам. Когда ползти дальше было некуда, оно бестолково взлетело, часто махая крыльями.
Что здесь делает эта бабочка? Это редкое создание не от мира сего, как и он сам. Что он здесь делает?
Секунды к секундам, минуты к минутам, часы к часам… Все же хорошо, что у нас нет власти над временем и не в наших силах ускорить или замедлить его ход. Что бы ни происходило в нашей жизни, что бы ни случилось, а утро всегда наступает в положенный срок.
Дарий с кряхтеньем уселся в седло и, повернувшись, помахал Рихтеру. Тот помахал ему в ответ. Некромант стоял на крыльце, опираясь спиной на дверной косяк. Он подождал, пока Главный Хранитель скроется из виду, и только тогда зашел в дом. Кларк удалился к себе, попросив Рихтера сообщить ему, когда вернется Дарий. Лихтер пообещал. Судя по всему, старик собирался проконтролировать, чтобы Хранители не положили в повозку ничего лишнего. Этим утром некромант был способен дать любые обещания, ведь он надеялся, что ему никогда не придется их исполнить.
Рихтер неспешным, твердым шагом спустился в подвал. Открыл дверь.
Каждое его движение несло на себе тяжелую печать достоинства. Не человек, а ожившая статуя владыки, привыкшего получать почести при жизни и не перестающего принимать их и после смерти. Все выверено – движение рук, поворот головы, вздох, глухие удары сердца. Ничего лишнего. В голове пусто, Рихтер подчинил тело своей воле, и теперь оно может действовать, не нуждаясь в дополнительном контроле.
Он медленно, словно растягивая окружающую его реальность, снял перчатки. Он у цели. Книга совсем близко, он сейчас протянет руку, и будь что будет… Его тонкие длинные, прекрасные, как ему сказали когда-то, пальцы сомкнутся на обложке, и он потеряет контроль над жизнью и смертью, потеряет себя навсегда.
Рихтер крепко зажмурился, пытаясь справиться с нахлынувшим волнением. Ему было очень страшно. Животный страх переполнял его, мешая дышать. Рука, протянутая к заветной книге, предательски задрожала. Маг, сжав губы в тонкую линию, крепко стиснул зубы. Труднее всего побороть самого себя – остальное пустяки. Побороть собственный страх перед возможной неудачей. Второго шанса у него не будет. У него никогда не бывает второго шанса. Что ж, остается только надеяться на лучшее…
Некромант рывком схватил книгу. Это была «Синева» Харатхи. Книга оказалась мягкой и теплой на ощупь. На мага внезапно нахлынула такая волна спокойствия и умиротворения, что у него подкосились ноги. Рихтер тяжело опустился в кресло, не выпуская книгу из рук. Он чувствовал себя так хорошо, как никогда в жизни. Он обрел, наконец, душевный покой, которого страстно желал.
– Так вот на что это похоже… Это действительно чудесно… – прошептал некромант.
Книга манила его, обещая навсегда сделать счастливым, освободить от иллюзий. Она предлагала ему все на свете, стоило только захотеть. И он захотел. Он раскрыл проклятую книгу, желая, чтобы она уничтожила его душу.
Рихтеру показалось, что он держит в руках само солнце – до того обжигала и слепила его книга. Но он не мог разжать руки. Не мог отвести взгляд. Маг замер, всматриваясь в слепящее сияние на своих коленях. Оно становилось все ярче, хотя кажется, что быть еще ярче просто невозможно.
Вот его тело пронзает острая боль, и он слышит торжествующий смех множества демонов. Сейчас они получат свою награду. У Рихтера горят и обугливаются руки, его со всех сторон обступает пламя, и он горит в нем. Смех демонов, тварей с самой изнанки мира, звучит все громче. Рихтер не знает, слышит ли он его на самом деле или это всего лишь наваждение. Он горит, горит, горит… Он создан для этого. Теперь он знает, что в этом заключался весь смысл его жизни. Он не может и не хочет бороться. Никакого сопротивления… Нужно раствориться, исчезнуть… Пусть он станет пеплом, который развеется, смешается с землей – и все, ему настанет конец.
Окружающие его стены плывут, очертания бесконечно множатся и смазываются. В глазах темнеет. Странное чувство разочарования, смешанное с болью, горем и надеждой, захлестывает Рихтера… Но почему же больше ничего не происходит? Рихтер хочет закричать, но не может издать и звука. Он горит, но не сгорает. Его жалкая душа все еще здесь! Он жив! Все бесполезно!..
И в тот самый момент, когда Рихтер осознал эту ужасную правду, перед ним возник Дарий. Гном в ярости вырвал книгу у него из рук и отвесил магу такую оплеуху, что у того в голове зазвенела целая сотня колоколов. Главный Хранитель был в страшном гневе. Он и сам не догадывался, что может настолько рассвирепеть.