Пермская обитель - Фридрих Незнанский 10 стр.


Зимой Олег был в Петербурге и брал у Прыжкова интервью, о котором договаривался через продюсера. После пресс-конференции он подошел к Шифману, чтобы поздороваться. Тот, увидев его, расплылся в улыбке, будто встретил отца родного:

— Ба-ба-ба! Я-то, грешным делом, думал, что у меня в Перми нет знакомых. Ведь я здесь впервые.

Запольский представил ему Андрея. В это время к Шифману подошел режиссер и сказал, что едет в телецентр:

— Встретимся вечером в гостинице. Пока.

— Ребят, а где тут можно выпить с устатку? — спросил Шифман.

Они втроем пошли в кафе «Погребок», где замечательно провели время. Шифман оказался донельзя свойским парнем. Он рассказал множество забавных историй из жизни эстрадников. Всех-то он знал, со многими работал. С Леонтьевым он был на «ты», с Винокуром ходил в сауну, Кобзону помогал выбирать парик, а Газманова однажды выручил, пожертвовав ему брюки: Олег так прыгал на сцене, что свои порвал.

К концу обеда ему самому надоела эта хлестаковщина, и Шифман стал расспрашивать новых знакомых, чем живут пермские музыканты. Вот тут Андрей и рассказал ему про Наташу Козельскую, какая это способная исполнительница. Стесняясь своего слабого голоса, напел пару мелодий из ее репертуара. И вот что значит профессионал высшей марки: услышав эти песни, Шифман из подвыпившего балагура мигом превратился в охотника, почувствовавшего крупную дичь.

— Познакомь меня с этой девушкой, — попросил он. — Чует мое сердце, такое знакомство будет для нас взаимно выгодно.

Наташа была совершенно не готова к тому, чтобы сейчас прослушиваться. На каникулах она, как говорится, расслабилась, отошла от музыки и занималась в основном тем, что помогала старшей сестре, у которой недавно родился ребенок. Да еще Ледовских с «пиратской» записью выбил из седла. С Андрея семь потов сошло, прежде чем он убедил подругу не пренебрегать возможностью показаться московскому продюсеру. И не просто продюсеру, а человеку, который работает с ее кумиром. Видимо, последнее обстоятельство и склонило чашу весов в пользу прослушивания.

Они собрались втроем в гостиничном номере. Наташа пела под аккомпанемент гитары, на которой играл Андрей. Шифман был наповал сражен ее исполнением, он не скрывал свой неподдельный восторг. В считанные минуты продюсер осыпал ее сотней комплиментов.

— Наташа, давайте обменяемся телефонами, — предложил он в завершение. — Если вы согласитесь, я включу вас в какой-нибудь престижный концерт.

Такой, после которого про вас заговорят все: и зрители, и коллеги. Это будет не раньше осени, в июле и августе у нас сплошняком гастроли. Но, поверьте, у меня потрясающая память, и при первой же возможности, если согласитесь, мы с вами станем работать.

Настроение у Наташи было приподнятое. Она чувствовала, что продюсер Прыжкова принесет ей удачу.

На следующий день Наташа собралась к сестре на дачу и случайно встретила на улице Стасика Ледовских. Тот шел, словно в воду опущенный. Насколько она лучилась от радости, настолько он являл собой воплощенное горе. Она же столь счастлива, что готова проявить великодушие и не укорять Ледовских за его некрасивый поступок.

— Что с тобой стряслось? — поинтересовалась Наташа. — У тебя неприятности?

— Да уж, — вздохнул Ледовских, — не маленькие. Студию мою разгромили. Живого места не оставили. Все замкнули, покорежили, вырвали. Ничего не вос-тамовить. Нет у меня больше студии. Накрылась медным тазом.

— Неужели милиция никого не нашла?

— Наивный ты человек, Наталья. Милиция одно долдонит: надо было первым делом, когда въехали, ставить сигнализацию. Будто я это без них не знаю. Да какая, к черту, сигнализация, если мы все деньги вбухали в аппаратуру! Хотели сначала окупить ее, потом оборудовать солидное помещение. Не можем же мы сидеть с микрофоном в сортире.

— Что же теперь делать?

— Да я сам теряюсь в непонятках. — Станислав пожал плечами. — Наверное, мы кому-то из конкурентов перебежали дорогу и нам сделали серьезное предупреждение. В следующий раз нас прибить могут. Придется улепетывать в другой бизнес, пока цел.

Глава 22

ПОВТОРЕНИЕ ПРОЙДЕННОГО

Во вторник, во второй половине дня, следственно-оперативная группа в полном составе собралась в кабинете Турецкого, чтобы выслушать отчет Леши Величко, которому было поручено изучить материалы по нераскрытому убийству певца Прыжкова. Оно произошло ровно за пять лет до репинского, день в день, при схожих обстоятельствах. В том смысле, что певец был застрелен за кулисами Дворца государственных торжеств и тоже 10 ноября — во время праздничного концерта, посвященного Дню милиции.

— Все свидетели утверждали, что Прыжков находился во взвинченном состоянии. Для психоза у него имелись две причины. Во-первых, он собачился со своим продюсером, — рассказывал Величко. — Тот пригласил участвовать в концерте Наталью Козельскую, самобытную певицу из Перми…

— О! Опять ниточка тянется из Перми, — перебил его Вячеслав Иванович и обратился к Яковлеву: — Ты же был там только что. Выяснил что-нибудь интересное?

— Я же летал по репинскому делу, — оправдывающимся тоном сказал Володя.

— Жаль.

— Ничего страшного, — успокоил присутствующих Курбатов. — Туда еще не раз придется ездить.

— Давайте слушать, — призвал всех к порядку Турецкий. — Мы не знаем, чем юное дарование помешало Прыжкову.

— У молодой певицы имелся свой оригинальный репертуар, в основном на слова и музыку пермских авторов. Пела она безупречно. Достаточно сказать, что сейчас Козельская работает в Большом театре. Можно представить, какой это голос. Но тогда должно было состояться ее первое выступление в Москве.

— Каким образом она попала на тот концерт?

— В конце июля того же года Прыжков гастролировал в Перми, и там его продюсер Шифман познакомился с Натальей. Она ему до того понравилась, что он пообещал пригласить ее при первой возможности в Москву. Слово свое продюсер сдержал, включил Козельскую в концерт, посвященный Дню милиции. Но дело в том, что Прыжков, никого не предупредив, включил в свой репертуар ее песню «Серебряный полет», которую услышал на какой-то пиратской кассете и хотел исполнить в тот вечер. Наталья выступала перед ним, другую песню она не подготовила. Прыжков настаивал на том, чтобы она или пела другую, или совсем не выступала. Шифман резонно говорил, что его репертуар гораздо обширней и Игорю ничего не стоит обойтись без этой, чужой, песни. Но тот категорически настаивал на своем. Спор велся в открытую, его слышали десятки людей. В конце концов, Козельская выступать отказалась.

— Да ей, скорее всего, просто не дали выступить, — сказал Александр Борисович.

— Одновременно с этим разгорался второй конфликт — из-за программы, — продолжал Величко. — По неписаному закону, ближе к концу концерта «звездность» выступающих должна повышаться. Другими словами, тот, кто выступает последним, звезда первой величины. А у предпоследнего яркость на какую-то толику меньше. Естественно, каждый стремится выступать на самом почетном месте. Тем более что концерт показывали по телевидению. В тот день последней в программе стояла Галина Светлоярова. Это задело Прыжкова, так как он считал себя более знаменитым.

— Тут-то он, наверное, прав, — вставил Гряз-нов. — Его фамилия больше на слуху. Даже я слышал.

— Возможно. В своих показаниях Шифман говорит, что у Галины был новый продюсер, некто Хала-тин, который страшно волновался. Молодому человеку хотелось зарекомендовать себя с лучшей стороны, и он умолял режиссера, чтобы тот уступил последний номер Галине. Режиссер не выдержал его напора и сдался. А Прыжков, узнав об этом, взвился до потолка. Тем более что он терпеть не мог Светлоярову, даже фамилию ее не произносил, называл базарной торговкой. Все долгое время орали до хрипоты…

— «Все» — это кто? — спросил Турецкий.

— Прыжков, Шифман, Халатин и Светлоярова.

— Представляю праздничную закулисную атмосферу, — вздохнул Вячеслав Иванович.

— Каждый стоял на своем, ситуация становилась тупиковой. Вдруг Прыжков убежал в свою гримуборную и тут же появился с пистолетом в руках.

— В кого же он целился?

— Как ни странно, в Светлоярову. Тогда Халатин и Шифман бросились на него, пытаясь отобрать пистолет. Началась свалка. Кто-то еще бросился их разнимать. Когда раздался выстрел, все словно пришли в себя и замерли. Даже не сразу поняли, что Прыжков убит. Думали, просто лежит обессиленный.

— Пистолет был у него в руках?

— Нет, рядом валялся.

Потом Величко рассказал о ходе следствия.

— По документам получается, что и следователь, и оперативник угро, и эксперт-криминалист, и судмедэксперт в конце концов пришли к выводу, что в той чудовищной суматохе Прыжков был убит пулей, выпущенной из собственного «Макарова». Но была одна закавыка, которая привела следователя Егорова в недоумение: баллистическая экспертиза не может утверждать с полной уверенностью, будто пуля выпущена именно из этого пистолета. Она «макаровская», но теоретически возможно, что там действовал и другой ствол. То есть за кулисами оказался еще один «Макаров». Это была очень «неудобная» версия, и тогда Егоров провел повторную экспертизу на оружейном заводе. Вы же знаете, как там проверяется: поставил кому-то бутылку, и тот написал, что нужно.

— Да, с методами работы Егорова придется окончательно разобраться, — сказал Александр Борисович, и после паузы Турецкий сформулировал ближайшие задания:

— Сейчас придется сделать повторную экспертизу. Главное — нужно сравнить две пули: ту, которой был убит Прыжков, и ту, которой убита Репина. И главное, нужно сейчас выяснить как можно больше про убитых певцов. Были ли у них общие знакомые? Чем больше будем знать про них, тем быстрее найдем убийц.

Часть третья

ЗВЕЗДА ПЕРВОЙ ВЕЛИЧИНЫ

Глава 23

МАРТ 1999-го

Первыми в милицию обратились врачи больницы, куда два случайных прохожих доставили избитого Андрея. Стражи порядка только разводили руками: свидетелей нет, пострадавший ничего сказать не в состоянии. Что мы тут можем поделать?!

Кто потом только не тормошил милиционеров! Однокурсники Андрея, студенты музыкального училища, его преподаватель Кизилов ходили на прием в отделение милиции, потом в УВД, писали заявления. Требовалось заявление от пострадавшего — они и Сереброва уговорили написать его. Все тщетно. Иван Иванович растерянно говорил коллегам: «У меня даже язык не повернется упрекать милиционеров. Как можно разыскать хулиганов, которые избили случайного прохожего. Ведь этого никто не видел». — «Можно, — слышалось в ответ. — У них есть свои способы. Просто не хотят этим заниматься. Для милиции это — мелкое дело».

До конца марта Андрей не выходил от врачей. Надеялся на чудо. Думал, в один прекрасный день кто-нибудь из них обрадованно воскликнет: «А вы знаете, голубчик, наш диагноз-то оказался ошибочным! Все восстановится, сможете петь, как прежде».

Чуда не произошло. Не услышал он долгожданных слов. Приговор оказался верным. Отчаяние, которое Андрей испытал, невозможно передать словами. У него было уникальное дарование, таким голосом впору покорить мир. Преподаватели восхищались его вокальными данными. Опытный Иван Иванович считал самым большим счастьем для себя, что ему попался такой ученик. Знатоки прочили ему блестящее будущее.

И вот все пошло прахом. Почему так получилось? Какая зловещая сила возникла вдруг на его пути? Ведь он-то никому не причинил зла. Он знать не знает этих людей. Просто проходил мимо. И вдруг ни с того ни с сего они жестоко избили его. Грешно так думать, но ограбь и избей бандиты другого человека, возможно, для того не было бы подобных последствий. Для него же это катастрофа. Жизнь кончена. Почему какие-то негодяи перечеркнули его судьбу?! Неужели они будут ходить безнаказанными?! Милиция их не поймала? Так он сам их найдет!

Андрей решил купить пистолет. Даже при разгуле нынешнего криминала это оказалось не так-то просто. Во всяком случае, в Перми ему это не удалось. Тогда он поехал к родителям в Чусовой. Рассудил, мол, знакомых у него там побольше, значит, найдется больше советчиков и помощников, на которых можно положиться.

Они конечно же быстро нашлись, но проблему его решили далеко не сразу. По длинной цепочке вышли на бывшего спецназовца, у которого в Нижнем Тагиле жили сослуживцы по Афгану. И вот, когда он ездил по делам в Тагил, заодно и привез новенький «Макаров».

Покупка оказалась дороже, чем рассчитывал Андрей. До катастрофы — а то избиение он иначе не называл — у него были солидные, на его взгляд, сбережения. В свое время он подрабатывал торговлей по электричкам. Сначала продавал мороженое, зимой перешел на журналы и книги. Это был трудный период. Книги — груз тяжелый, покупали их редко. Андрей очень уставал. Вдобавок его беспокоило горло: ходишь потный по вагонам, сквозняки, холод. Застудить его проще пареной репы. А уж ему, певцу, горло нужно беречь больше, чем кому-либо другому. Благо, ближе к Новому году подвернулся случай торговать турецкими электрокофеварками, а затем он занялся индийскими благовониями. Трудно было придумать что-либо лучше — набьешь ими рюкзак и сумку, а все равно идешь налегке. Да и раскупают их, как всякую дешевую вещь, охотней. В упаковке пять палочек, стоит она десять рублей. А уж рекламировать товар Андрей умел.

Короче говоря, деньги в Сбербанке у него лежали. Однако в тот вечер он шел с казенными. Андрей и еще одна девочка из училища должны были ехать на конкурс уральских вокалистов в Екатеринбург. Ему выдали командировочные на два билета, туда и обратно. Эти деньги украли. Он потом возвращал их из своих. Стоило оформить в институте годовой академический отпуск, как место в общежитии отобрали. Пришлось снять однокомнатную квартирку. Хоть и скромное жилище, неказистое, незавидное по всем статьям, а все же требовало расходов. Когда же потратился на пистолет и патроны, вообще ничего не осталось.

Уже держа купленный «Макаров» в руке, он почувствовал растерянность и страх. Страх из-за того, что кого-то придется убить, что хранить оружие он не имеет права, что в любой момент его могут с ним задержать.

Андрей человек откровенный, ему было трудно что-то скрывать. Он обязательно должен с кем-нибудь поделиться своими думами, иначе измучается. Рассказал о своем замысле институтскому приятелю Игорю Монахову — добродушному незлобивому увальню. У него был цепкий природный ум, но эрудиции явно недоставало, из-за чего он часто попадал в анекдотические ситуации. Особенно Игорь прославился тем, что, отвечая как-то на вопрос преподавателя, который попросил его назвать пьесы Чехова, сказал: «Две сестры». Филолог тут же прогнал его со словами: «Идите и, пока не найдете третью, не возвращайтесь!»

Андрей лучше знаком с высказываниями Чехова. Став обладателем оружия, он сразу вспомнил хрестоматийное изречение классика о том, что если в первом действии на сцене висит ружье, в третьем оно обязательно выстрелит. Однако остановиться уже не мог. Услышав о замысле Сереброва, Игорь сразу изрек:

— Ты с ума сошел! Еще не хватало тебе загреметь в тюрьму. Выброси этот пистолет к чертовой бабушке и забудь о нем, как о кошмарном сне!

— По-твоему выходит, меня изувечили, считай, перечеркнули мою жизнь, и эти люди как ни в чем не бывало будут топтать землю?

— Пусть милиция их ищет.

— Они поискали для отвода глаз, не нашли и больше не будут этим заниматься. Тут даже трудно осуждать милиционеров. У них полным-полно дел поважнее, масштабнее. А это важно только мне.

— Они не нашли, а ты тем более ничего не сможешь сделать. Пристрелишь, чего доброго, кого-нибудь другого.

С этим доводом Монахова спорить трудно. Андрей и сам плохо представлял, как можно разыскать своих обидчиков.

Глядя на обескураженного товарища, Игорь сказал:

— Ты знаешь, что я живу в Балатове. Не самый спокойный район в Перми. У нас в доме такие соседи — закачаешься… Наверное, добрая половина из них в тюрьме сидела. Вот они-то как раз могут найти твоего обидчика.

Назад Дальше