Спрашивается, на каком основании ребёнок пользовался бы моим добром, если бы он был от мужа? Разве не в силу того, что он рождён мной? Именно по этой причине он и унаследует свою долю. Из-за того, что ребёнок принадлежит мне, я должна отдать ему часть своих богатств.
В чём вы можете меня упрекнуть? О ребёнке позаботились. Но вы обманываете вашего мужа, а обманывать - жестоко. Нет, я лишь возвращаю долг, - отвечу я, - он обманул первым, набросив на меня цепи брака. А я мщу, что может быть проще? Но ведь честь вашего мужа ужасно оскорблена. Что за смехотворное утверждение! Мой разврат абсолютно не касается моего мужа, это моё личное дело. Так называемое бесчестье играло какую-то роль сто лет назад, а сегодня мы избавились от этой химеры и мой муж не более замаран моим распутством, чем я - его. Да, ебись я со всеми подряд, это никак не заденет моего мужа. Этим я не нанесу ему никакого вреда, который сам по себе является в данном случае чистой выдумкой.
Одно из двух: либо мой муж жестокий и ревнивый человек, либо он добр и нежен. В первом случае, самое лучшее, что я могу сделать - это отомстить за его поведение, во втором - мои измены не смогут его огорчить. Если он благороден, то он будет только счастлив оттого, что я вкушаю наслаждения, поскольку всякий утончённый человек будет получать удовольствие от зрелища счастья, вкушаемого любимым существом. А если вы его любите, захотите ли вы, чтобы он поступал так же? О, горе женщине, которая вздумает ревновать мужа! Если она его любит, пусть удовлетворяется тем, что он ей даёт но пусть не принуждает его ни к чему, ибо она не только не преуспеет в этом, но вскоре лишь вызовет у мужа ненависть. До тех пор, пока я сохраняю благоразумие, меня никогда не огорчат похождения моего мужа. Лишь бы он оставался со мной, и тогда в доме будет царить мир.
Подведём итоги: каковы бы ни были последствия адюльтера, даже если в доме появятся дети не от мужа, раз это дети его жены, они имеют определённые права на часть её приданого. Супруг, если он неглуп, должен относиться к ним, как будто они дети от её предыдущего брака. Если же он ничего не знает, то это для него самое лучшее, поскольку нельзя мучиться тем, что тебе неизвестно. Если адюльтер не имеет никаких последствий и муж о нём не знает, ни один юрист не сможет доказать существование преступления: в этом случае адюльтер оказывается действием, к которому муж не имеет абсолютно никакого отношения, поскольку не знает о нём, а для жены - действием восхитительным, поскольку она им наслаждается. Если муж узнаёт об адюльтере, то от этого адюльтер не становится злом - ведь только что он не был таковым, и суть его не изменилась. Если уж говорить о зле, то его можно отыскать только в самом открытии мужем измены. Что ж, тогда вина падает исключительно на него, а к жене это не имеет никакого отношения.
Те, кто в давние времена наказывали за адюльтер, были настоящими палачами, жестокими и ревнивыми, которые, исходя из своего субъективного мнения, бесчестно полагали, что достаточно их оскорбить, чтобы стать преступником, будто бы личная обида всегда должна расцениваться как преступление и будто можно по справедливости назвать преступлением действие, которое не оскорбляет ни Природу, ни общество, а лишь служит, очевидно, им обоим.
Однако есть случаи, когда легко доказуемый адюльтер, не будучи оттого более преступным, ставит женщину в затруднительное положение. Представь, что муж, например - импотент или обладает вкусами, противоречащими размножению.
Так как жена стремится к наслаждению, которое мужу недоступно, её поведение неизбежно становится более раскрепощённым. Но должно ли это её беспокоить?
Нет, разумеется. Единственная предосторожность, которую ей нужно предпринять - это не рожать детей, а если меры предосторожности не помогли сделать аборт. Если же противоестественные склонности мужа вынуждают жену искать компенсации за его пренебрежение ею, то прежде всего она должна без всякого отвращения удовлетворить его желания, каковы бы они ни были. Затем пусть она даст ему понять, что подобные любезности дают ей право на ответные уступки: пусть она потребует полной свободы в обмен на ту, что она предоставляет. При такой ситуации муж либо отказывается, либо соглашается.
Если соглашается, как поступил мой, то ты даёшь себе полную волю, одновременно удваивая заботы о нём и потакая его капризам. Если же он отказывается, тогда ты доводишь свои хитрости до совершенства и преспокойно ебёшься под их прикрытием. А если он импотент? Тогда расстаёшься с ним, но всегда даёшь себе волю: при любых обстоятельствах не перестаёшь ебаться, моя козочка, потому что мы рождены для ебли, потому что, ебясь, мы повинуемся Природе и выполняем её предначертания, а все человеческие законы, противоречащие законам Природы, созданы лишь для того, чтобы мы их презирали.
Насколько глупа женщина, наклонностям которой мешают следовать абсурдные узы брака, которая боится забеременеть или нанести вред мужу, или - что ещё нелепее - подмочить свою репутацию! Ты убедилась, Эжени, да и прочувствовала тоже, насколько она безмозгла, если в жертву бессмысленным предрассудкам приносит собственное счастье и все радости жизни. Пусть же она безнаказанно ебётся! Разве немножечко тщеславия и необоснованные религиозные чаяния вознаградят её за такие жертвы? Нет, нет, в могиле смешаются и порок, и добродетель. Будет ли общество через несколько лет в большей степени прославлять одних, чем проклинать других? Нет и снова нет!
Несчастная, что жила, чураясь наслаждений, умрёт, увы, без всякого воздаяния.
ЭЖЕНИ. - Ты окончательно убеждаешь меня, мой ангел! Ты уничтожаешь мои предрассудки! Как легко ты расправляешься со всеми фальшивыми принципами, вложенными в меня моей матерью! Ах! Я бы завтра же вышла замуж, чтобы воплотить на практике твои мудрые советы. Как они соблазнительны, как верны, как они мне по душе! Одно лишь не вполне понятно мне в том, что ты говорила, моя дорогая умоляю, объясни мне. Ты заявляешь, что твой муж, наслаждаясь тобой, пренебрегает поведением, которое ведёт к появлению детей. Что же, скажи, прошу тебя, он такое делает?
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Мой муж был уже пожилым человеком, когда я вышла за него замуж. В первую брачную ночь он рассказал мне о своих причудах, уверяя, что, со своей стороны, он никогда не будет препятствовать моим. Я поклялась повиноваться ему, и с тех пор между нами полнейшее взаимопонимание, и мы упиваемся сладчайшей свободой. А прихоть моего мужа в том, чтоб я ему сосала, но к этому добавляется весьма причудливая деталь как заключение предыдущему:
в то время, как я склоняюсь над ним и бодро высасываю малафью из его яиц, мои ягодицы находятся над его лицом - и я должна насрать ему в рот!.. Он всё проглатывает!..
ЭЖЕНИ. - Вот это действительно из ряда вон выходящая прихоть!
ДОЛЬМАНСЕ. - Ни одна не может быть названа таковой, моя дорогая, все они - проявления Природы. Когда она создавала людей, ей захотелось внести разнообразие в их вкусы, как и во внешность, так что нам не следует удивляться разнообразию пристрастий, как мы не удивляемся различию черт наших лиц.
Прихоть, описанная вашей подругой - весьма в моде множество людей, в особенности определённого возраста, полностью находятся в её власти. А разве вы, Эжени, отказались бы сделать такую услугу, если бы кто-нибудь попросил вас о ней?
ЭЖЕНИ, краснея. - Согласно наставлениям, которые мне здесь внушаются, разве могу я отказать в чём-либо? Я лишь прошу извинить моё изумление ведь я впервые слышу о таких проявлениях похоти: сначала мне надо их себе представить однако между принятием решения и его выполнением существует расстояние, но позвольте мне заверить моих наставников, что оно будет лишь того размера, какой они сами установят. Как бы то ни было, моя дорогая, ты получила свободу, согласившись на выполнение этой обязанности?
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Абсолютную свободу, Эжени. Я, со своей стороны, делала всё, что хотела, и он не чинил мне никаких препятствий, но я не завела постоянного любовника - я слишком любила наслаждения для этого. Как несчастна женщина, которая привязалась к кому-то! Достаточно заиметь любовника - и она пропала, тогда как, если заниматься развратом ежедневно, да по десять раз, коль того захочется, то привязанность бесследно исчезнет в ночи безмолвия, как только разврат закончится.
Я была богата, я платила юношам, которые меня ебли инкогнито. Я окружила себя очаровательными слугами, которым было сказано, что им уготованы самые изощрённые наслаждения, при условии, что они будут держать язык за зубами, а чуть они откроют рот, как их вышвырнут за дверь. Ты даже не представляешь, моя милая, в какой поток наслаждений я окунулась таким образом! Именно такое поведение я всегда предписываю каждой женщине, которая хотела бы мне подражать. За двенадцать лет брака меня ебли десять-двенадцать тысяч мужчин, а может быть, и больше... Но в обществе, в котором я вращаюсь, меня считают весьма благонравной. А та, что завела бы любовников, была бы обречена, к моменту смены первого на второго.
ЭЖЕНИ. - Что ж, этот путь представляется самым надёжным. Я, разумеется, буду ему следовать. Я должна по твоему примеру выйти замуж за человека с деньгами и, кроме того, с необычными прихотями... Но, моя дорогая, разве твой муж полностью порабощён своими склонностями? Разве он никогда не требовал от тебя чего-нибудь ещё?
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Все двенадцать лет он он был верен себе ежедневно, за исключением тех случаев, когда я куда-нибудь уезжаю. Тогда меня заменяет прелестнейшая девушка, которую я взяла в дом по его просьбе. И всё у нас идёт замечательно.
ЭЖЕНИ. - Но неужели он на этом останавливается? Ведь должны же быть и другие объекты, вне дома, которые стараются разнообразить его удовольствия?
ДОЛЬМАНСЕ. - Будьте уверены, они имеются, Эжени: супруг мадам - один из величайших распутников нашего времени. Он тратит более ста тысяч экю в год, потакая своим непристойным вкусам, только что описанным вашей подругой.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - По правде сказать, я подозреваю, что эта цифра даже больше, но какое мне дело до его извращений, если их обилие санкционирует и покрывает мои собственные?
ЭЖЕНИ. - Продолжим, умоляю, не упуская никаких деталей, рассказ о способах, которыми женщина, замужняя или незамужняя, может предохранить себя от беременности. Я очень боюсь этой угрозы, исходит ли она от мужа, которому я должна принадлежать, или же от разврата, которому я принадлежать хочу. Ты уже указала мне один способ, поведав о вкусах твоего мужа, но то, что приятно для мужчины, может не являться таковым для женщины, а я хочу, чтобы ты рассказала мне о наших развлечениях, которые лишены риска, столь устрашающего меня.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Девушка подвергается риску заиметь ребёнка тем больше, чем чаще она позволяет мужчине вторгаться в её пизду. Пусть она старательно избегает такого способа наслаждения. Вместо этого она должна предлагать всё, что угодно: руку, рот, груди или зад. Последняя дорожка приведёт её к самому великому наслаждению, куда более острому, чем другие, тогда как прочие пути позволят ей наслаждение дарить.
В первом случае происходит, так сказать, использование руки, то, что ты сама недавно наблюдала, Эжени. Ты встряхиваешь член своего дружка так, будто накачиваешь, и после некоторого периода возбуждения выбрасывается сперма. А в это время мужчина целует тебя, ласкает и покрывает этой жидкостью ту часть твоего тела, которая ему больше всего по вкусу. Если ты хочешь, чтобы жидкость пролилась тебе на груди, надо лечь на кровать, поместить член между грудей и сжать его ими. После нескольких движений мужчина спускает, затопляя тебя часто с головой. Этот способ - наименее сладострастный из всех он подходит только женщинам, чьи груди, благодаря длительной тренировке, приобрели достаточную эластичность, необходимую для того, чтобы ими крепко сжимать член.
Удовольствие, получаемое во рту, гораздо более приемлемо как для мужчины, так и для женщины. Осуществить это лучше всего таким образом: ты ложишься валетом на своего ёбаря. Он вставляет хуй тебе в рот, а его голова располагается между твоих ляжек. Он платит тебе взаимностью вводит язык тебе в пизду или лижет клитор. Если ты избрала эту позу, то надо вести себя с огоньком: