Михаил Ходорковский
Руководитель проекта С. Турко
Корректоры С. Мозалёва, Е. Чудинова
Верстка и дизайн Аникст дизайн. Лондон
Фото на обложке Т. Макеева
Все эссе, за исключением «Наркоман», «Нацист», «Амнистия», были ранее опубликованы на русском языке в The New Times
Печатается с разрешения М. Ходорковского MBK IP Limited
Photograph taken by Tatiana Makeeva
Все имена и фамилии героев книги являются вымышленными, любые совпадения с реальными людьми случайны.
* * *
Как известно, тюрьма – место, где встречаются самые необычные люди. Множество типов и интереснейших человеческих судеб прошло перед глазами за эти годы.
Часто становится буквально жутко от ощущения бездарно растрачиваемых человеческих жизней. Судеб, сломанных своими руками или бездушной Системой. Я попытаюсь рассказать о некоторых людях и ситуациях, несколько изменив детали и имена, с учетом жизненных обстоятельств героев. Однако существо характеров и ситуаций оставляю в том виде, в котором услышал и воспринял сам.
От автора
или
Как я хотел написать о своем впечатлении от концерта классической музыки
Много раз в тюрьме, позже – в лагере, потом – снова в тюрьме, а потом – снова в лагере мне хотелось послушать классическую музыку вживую. Как-то не довелось до этого, какая-то сумасшедше-суматошная жизнь была. Еще очень хотелось совсем в другой обстановке читать и обсуждать прочитанное – в то время собеседника частенько заменял лист бумаги. А теперь вот совсем нет желания писать про «ту» мою внутритюремную жизнь.
Но настойчивый редактор попросила написать предисловие к книге, созданной в условиях, отличных от тех, в которых я сейчас нахожусь.
Задача не из легких, потому как, перечитывая то, что было написано за последние десять с лишним лет моей тюрьмы, невольно снова и снова переживаешь ту жизнь, которая казалась мне «навсегда».
25 октября 2003 года, в день моего ареста, мне даже и в голову не могло прийти, что запомнившиеся подробности, пусть даже и мелкого, бытового характера, кого-то еще заинтересуют. Пережил? И ладно. К тому же, будучи человеком глубоко технократичным и совсем не гуманитарного склада ума, всегда раньше относился к чтению, как к некоему обязательному набору получения необходимой информации или понуждения к мыслительному процессу. Да и сейчас, положа руку на сердце, могу честно сам себе признаться: ну какой из меня писатель?!☺
Помню ли я собственный арест в деталях? Скорее нет, чем да. Вернее, я помню, что думал о совсем другом, нежели о том, что описывается во всех замечательных книгах, которые нам дают читать в школе.
Помню, что не было злости от собственного упрямства. Да и упрямства-то не было. Растерянность и ощущение неопределенности мне вообще не свойственно.
Думал о родителях, жене, детях. Пытался понять, что и как будет с компанией. Точно думал о том, что могут быть допросы с использованием психотропных средств, как у моего коллеги Пичугина, – подсунут что-либо в пищу и проведут видеозапись. Поэтому старался первое время не есть и очень аккуратно пить, хотя страха не было, это точно…
Диковинно набирать сейчас буквы в слова на компьютере, оставив привычку писать урывками на листочках.
Часто спрашивали и продолжают спрашивать, сколько раз в день, в неделю, в месяц, в год у меня была возможность пользоваться Интернетом, компьютером и прочими благами технического прогресса. Отвечаю – за десять с лишним лет у меня такой возможности не было! Некоторые современные лидеры оппозиции даже удивлялись моей информированности в нашей переписке, не веря тому, что я в камере без компьютера и Интернета. Удивлялись ровно до той поры, пока сами не получали десять суток ареста – этого хватало сполна для понимания…☺
То, что читатель сейчас держит в руках, – это попытка показать мир, недоступный для понимания большинства обычных людей, мир прошлого, комфортного для одних и дискомфортного для других, соседствующий в моей стране с настоящим, как будто нет технического прогресса и достижений цивилизации. Но в России все, читавшие Солженицына и Шаламова, равно как и никогда не слышавшие имен этих великих писателей, генетически, на подкорке головного мозга держат пословицу, что от сумы да от тюрьмы зарекаться нельзя.
Подчиняясь внутренней дисциплине, привитой мне родителями с детства, и не думая о своем выходе в ближайшей перспективе, я загружал себя умственной работой, обширной перепиской и заочными спорами, писал тюремные рассказы о том, что видел сам, о том, что узнал и что может быть с каждым. О стране, в которой живет наш замечательный народ в бесправии и нищете, и о той России, которой можно будет гордиться без привкуса стыда и которая в конце концов пойдет дорогой европейской цивилизации. Нашей общей дорогой.
после стольких лет
в тюрьме я далек от
идеализации тех, с кем
довелось встречаться.
однако у многих
сидельцев есть принципы.
правильные с точки
зрения общества или нет?
по-разному. но это именно
принципы, за которые
люди готовы страдать.
и по-настоящему.
Коля
Как-то довелось мне провожать на свободу ничем не примечательного молодого человека Николая. Николай сидел по так называемой «народной статье» – за хранение наркотиков. Таких в тюрьмах почти половина.
Было ясно, что он вернется, поскольку за свою недолгую 23-летнюю жизнь успел пять лет провести «за колючкой». Не собирался он отказываться от такой жизни и дальше. Хотя парень откровенно неглупый, но с детства впитавший ощущение своей отверженности, ненужности и привыкший бороться с ним в коллективе таких же отверженных.
Проходит полгода, и я встречаю Колю снова, но уже с жутким шрамом на животе.
– Коля, что случилось?
– Да, опять прихватили с «химкой».
И здесь Коля мнется, но все же рассказывает историю, которую потом подтвердили те, кто был очевидцем. Прихватив многократно сидевшего человека, оперативники решили списать на него «до кучи» еще какое-нибудь дело. Разговоры такого рода происходят часто и бывают достаточно откровенными: тебе, мол, добавят только два года, мы судью попросим, но ты возьми на себя какой-нибудь грабеж – и получишь свидание или зону на выбор. Обычно речь идет о вырванном из чьих-нибудь рук мобильнике. Коля, недолго думая, согласился. Но на опознание привели пожилую пенсионерку, у которой какой-то подлец выхватил сумочку с двумя тысячами рублей. Бабка, конечно, ничего не запомнила и легко «опознала» того, на кого ей указали оперативники.
И здесь Коля вдруг уперся: «Я никогда старших не задевал, только ровесников. Отнимать последнее у старухи – нет, на это я не подписывался и не буду. Хоть убивайте!» Оперативники обалдели: «Коля, это по закону то же самое. И сумма та же, и срок. Чего ты упираешься? Мы же не можем все переигрывать из-за твоей блажи».
– Нет, – говорит Коля.
И его отправляют в камеру – «подумать», слегка избив «для порядка».
Через короткое время он стучит в дверь, а когда открывается «кормушка» – туда вылетают кишки. Коля «вскрылся», причем по-настоящему. Настоящее харакири. Шрам толщиной в палец и в полживота длиной.
Пока бежали врачи, камера пыталась затолкать выпавшие внутренности обратно…
Спасли его чудом. Теперь он – инвалид, но не жалеет: «Если бы старухину сумку на меня “повесили”, я бы так и так помер», – говорит Коля, имея в виду свое самоуважение, без которого жизни себе не мыслит.
Я смотрю на этого многократно судимого человека и с горечью думаю о многих людях на свободе, которые ценят свою честь гораздо дешевле, а отнять пару тысяч у старика или старухи вообще особым грехом не считают. Пусть грабеж и прикрыт умными словами. Им не стыдно.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.