Я тряхнула головой, пролистывая описания «известных науке» случаев. Сейчас меня волновало не это — рожать я все равно пока ничего и никого не собиралась, хотя напоминание о том, что я не человек, изрядно раздражало — как, впрочем, и то, что это как раз оказалось оным «известным случаем». Перестать быть человеком и все равно остаться серостью — это ж надо постараться!
…Одной из побочных способностей траш является исцеление и восстановление чужих заклинаний, порой из самого безнадежного состояния, а также добавление к ним новых элементов, позволяющих изменить свойства или даже саму природу энергоплетения. Случаев появления траш не было зафиксировано с момента принятием Альянсом Двух Галактик запрета человеческих жертвоприношений в 12002 г.
Книга захлопнулась с неприятным шелестом, смачно сплюнув в сторону облако серой пыли.
В тот момент, когда Диллиан объяснял мне, чем я стала, — это были всего лишь слова. Когда Эсеро прекратил обращать на меня внимание как на собеседника, я не особо нуждалась в его обществе. Эртрисс же вела себя так, будто ничего не случилось, и мне было плевать, что со мной произошло.
Сейчас, глядя на разорванные Диллианом и воскрешенные мной заклинания, рожденные для охраны хелльского посольства, я впервые действительно испугалась.
Я и правда больше не была человеком — только что до меня это дошло в полной мере. Знание само запихало себя на поднос с голубой каемочкой и отправилось мне под нос — любуйся, вот чем ты стала! Куда, к кому теперь побежишь? Что сде-лаешь?
С отвращением кинув книгу в кресло — она преспокойно прошла сквозь обоих котов, ничуть не потревожив их праведный сон, — я подошла к окну и уткнулась лбом в холодное стекло, отбросив в сторону занавеску. Умных мыслей в голове не прибавилось.
Имеет ли смысл возвращаться домой, если я теперь даже не человек? Что мне делать там, среди нормальных людей, с их повседневными хлопотами, их проблемами и радостями, их семьями — мне, нестареющему заклинанию, у которого никогда не будет детей? В привычном понимании этого слова, конеч-но…
Признаться, до сих пор я никогда не задумывалась о создании семьи. Как-нибудь потом, всегда решала я, стоило замаячить на горизонте шансу на оседлую жизнь. Вот получу повышение, вот разберусь с кредитом, вот… А потом я сменила место работы, и появился он, тот самый, любимый и недосягаемый. О семье уже вообще никакой речи не шло — у него была жена, соответствующая положению, и я, маленькая серенькая я, не смела их разлучить. Все крохотное счастье — угодить, порадовать, наконец увидеть его улыбку…
Доигралась. Дотянула.
У меня никогда не будет детей!
Я нервно обернулась, — но в комнате не бродило никого, кто мог бы успокоить и помочь. Та же нетронутая постель, так и не потушенный бра, горы пыльных книг да пара приходящих в себя заклинаний в кресле.
Стекло холодило пальцы. Солнце за окном как ни в чем ни бывало освещало пышущий жизнью райский сад, топорщащийся острыми крышами оплетенных лозами башенок; по выложенным цветными камнями тропинками сновали туда-сюда темноволосые в большинстве своем люди, ведомые неизвестными, но очень-очень важными делами, а на опостылевшее всем посольство никто и не глядел. Впрочем, я бы удивилась, если бы кому-то из них было дело до какой-то странной девчонки, беспомощно уткнувшейся лбом в стекло.
Единственная траш впервые за четыреста пятьдесят семь лет.
У меня не будет детей!
Отросшие ногти противно заскрежетали по оконному стеклу.
Пусть я и не собиралась заводить ребенка в ближайшее время, но у меня всегда был шанс. Всегда теплилась надежда, что когда-нибудь у меня всенепременно будет хорошенькая девочка, с глазами совсем как у него, недоступного, недосягаемого…
Глаза вдруг противно защипало, и я отпрянула от окна, словно дело было только в нем. Потрясла головой, запустила пальцы в волосы, прикусив губу, оббежала взглядом не изменившуюся комнату.
Паника ничем не поможет.
От резкого движения протестующей волной взметнулись легкие занавески — я бросилась к креслу, дрожащими пальцами отыскала нужную статью и жадно впилась в текст. И — внезапно успокоилась, опустошенной куклой оседая на восхитительно прохладный пол.
Про необратимость превращения не было ни слова.
Значит, прежде всего нужно найти способ, чтобы снова стать человеком. А уж потом чесаться, как этому человеку возвращаться домой.
Угу. Всего лишь.
Поймав себя на черной зависти Диллиану, который мог быть уверен в скором возвращении в родные пенаты, я в очередной раз цапнула себя за губу. Тупая давящая боль быстро привела в порядок мысли.
У меня все получится.
Не может не получиться.
* * *
Особого выбора, к кому в первую очередь обращаться за помощью, у меня не было. Во всем огромном посольстве обо мне знали всего два человека, а остальным меня представили как «потерянную сестру леди Эртрисс». Вряд ли кто-то поверил, конечно, но с вопросами к новоявленной Эльмире ди Дара не приставали — и на том спасибо.
Посему я, недолго думая, вооружилась бестиарием и словарем — сведения о траш в общем и целом совпадали, и, самое главное, ни в одной из книг не было сказано о том, что снова стать человеком невозможно. Конечно, может быть, что составители просто забыли об этом упомянуть, но хотелось надеяться на лучшее… Порыскав среди оставшихся нетронутыми фолиантов вокруг кресла, я пришла к выводу, что в перечне местных блюд, трех сборниках сказок и легенд, слабоватом трактате по физике и дамском романе вряд ли найдутся дополнительные сведения о траш. Нужно либо набрать еще книг, либо пойти мучить глупыми вопросами Диллиана с моей свежеиспеченной «сестренкой».
Пронизанные розовато-золотистым светом белые коридоры посольства порадовали тишиной и безлюдностью. Почти все представители Хеллы предпочли удрать отсюда пораньше, едва завершились мирные переговоры; желающих заключать торговый союз после всего случившегося, кроме моей копии, не нашлось.
Толком не долечившиеся заклинания-коты увязались за мной, не упуская случая потереться о ноги: с каждым прикосновением ко мне восстанавливалась какая-либо их часть, а я даже не могла понять, как мне (или все-таки им?) это удается. Тот зверь, что дремал у меня на коленях, уже радовал глаз лоснящейся полосатой шубкой и шикарными усами; впечатление портили только шрамики на животе да надорванное ухо. Второй выглядел чуть хуже, но уступать товарищу в соревновании «прикоснись к траш и получи бесплатное исцеление» явно не собирался. В результате я еле ползла, опасаясь наступить на чей-нибудь хвост или запнуться о него же, пока не плюнула и не подхватила обоих котяр, довольными тряпками обвисших у меня на руках.
Посольство, по сути, являлось уменьшенной копией южной части Дворца Владык в Зельтийере — за вычетом всех установленных в оном ловушек, что не могло не радовать. Сложный лабиринт, пронизанный светом — пусть на Хелле с ее серовато-белым небом это смотрелось куда более уныло, но там отчего-то подобные архитектурные выкрутасы смотрелись гармоничнее и уместнее. Простота и строгость линий, спокойная монотонность посольства в пышном многоцветном райском саду Тугерта заставляла его казаться благовоспитанной английской леди, невесть как угодившей на древнегреческую вакханалию, — но, по совести сказать, определенного очарования зданию было не занимать.
В отличие от взъерошенного Диллиана, чертиком из табакерки выскочившего из пустующей гостевой комнаты.
— Эри? — взволнованно уточнил он и только потом догадался принюхаться. — Вот демон! — на весь коридор объявил он, схватив меня за руки. Коты внезапно обнаружили, что повисли в воздухе безо всякой опоры, и с возмущенным мявом отправились подчиняться закону всемирного тяготения, но виновник сего происшествия и не взглянул в их сторону. Грозный (и бывший) Владыка Хеллы неверяще рассматривал мои верхние конечности, повернув их ладонями к себе.
— У меня там что, план возвращения трона составлен, с картинками и схемами? — не выдержала я.
— Почти, — мрачно буркнул Диллиан, отпустив, наконец, мои руки. И с недовольным видом покосился на котяр, с громогласным мурлыканьем трущихся о мои ноги. — Ты их все-таки восстановила…
— Почти, — передразнила я. — Ты их все-таки порвал… — не успела я усовестить его как следует, описав все шрамы раненых зверюг, как нераскаявшийся Владыка схватил одного котяру за шкирку и поднял на уровень своего лица.
Охранное заклинание угрожающе заворчало и попыталось оное лицо слегка разукрасить, но Диллиан предусмотрительно вытянул руку, не позволив когтистой лапе дотянуться до кожи.
— На охрану уже не годятся, — грустно прокомментировал он. — Хотя демон его знает, что ты с ними сотворила.
— Или они со мной, — поддакнула я. — Так что у меня с руками?
— Рисунок, — беззаботно пожал плечами Диллиан, разжимая пальцы. Кот, на мгновение зависнув в воздухе — второй раз за день — обреченно мяукнул и грохнулся вниз, едва не задавив собственного собрата. — У тебя на руках появился магический рисунок. — И резко посерьезнел: — Но хотел бы я тогда знать, где сейчас настоящая Эртрисс!
И такое хмурое беспокойство на лице, в потемневших глазах — аж завидки взяли.
А будут ли когда-нибудь так переживать за тебя?
Первый в мире мужчина с предменструальным синдромом и, как следствие, постоянным недовольством пресловутым миром, в очередной раз бесшумно крался на пару шагов впереди. Черт его знает, на кой нужно было шествовать по коридорам посольства чуть ли не на цыпочках, если следом уныло тащилась я, шаркая ногами и стараясь не наступить на увивавшихся за мной котов. Диллиан, видимо, все же находил причины.
Судя по всему, Эртрисс пропала утром, стоило только нам с бывшим Владыкой выбрать себе комнаты и отправиться их обживать. Прижатая к стенке прислуга сначала очень долго мялась, явно не желая раскрывать ни причины исчезновения леди ди Дара, ни ее нынешнего местоположения, но потом, вдоволь налюбовавшись на перекошенную рожу Диллиана, все же раскололась.
Эртрисс отправилась искать новую филактерию. Вне посольства.
Банально, наверное, но в ответ на новость Владыка выдал витиеватую трехэтажную структуру, упоминающую саму ди Дара, ее родственников колена до третьего-четвертого, всю прислугу вплоть до старой кухарки, охрану и ту давно канувшую в небытие траш, чьи заклинания реагировали только на входящих и так легко распадались. Хотелось по привычке заслушаться и потом от души похохотать над Диллианом, когда он все-таки возьмет себя в руки, но от его слов остался какой-то гадливый осадок, и желание шутить отпало.
А ведь если вдуматься, то Эри с ее типично хелльской внешностью и впрямь здорово рисковала, высовываясь днем в город. Убить-то ее не убьют, по крайней мере, сразу — для этого сначала нужно прикончить меня — только вот не факт, что после встречи с недружелюбно настроенными аррианцами она сумеет добраться до посольства прежде, чем те просекут, сколько раз необходимо тыкать в леди инкви-зитора вилами.
Что способен вытворить Диллиан, если с Эртрисс что-то случится — страшно и представить, потому на прогулочку поискового типа по Тугерту я согласилась без пререканий, изъявив готовность отправиться хоть сейчас. Но грозный Владыка, наградив скептическим взглядом мою физиономию, точно такую же «типично хелльскую», как и у ди Дара, незамедлительно велел стоять, не двигаться с места, не шевелиться и не дышать.
— А последнюю сигарету? — насмешливо поинтересовалась я в ответ на его тираду. Я не курила — но скорее из-за того, что не переносила запах табака, а не из-за приверженности здоровому образу жизни. Наверное, если бы не обостренное обоняние, я дымила бы как паровоз, не упуская возможности лишний раз успокоить нервы, но что уж поделаешь…
— Последнюю — что? — отстраненно переспросил Диллиан, неприятным, колючим взглядом вцепившись в мое лицо, словно выбирал, куда сподручнее треснуть, чтобы не оставить синяк или шишку.
— Сигарету, — послушно повторила я. На лице мужчины понимания не отобразилось. — У вас вообще такое понятие, как «курение», существует?
— На Хелле — уже нет, — отозвался Владыка, так кровожадно ухмыльнувшись, как будто лично перегрыз горло последнему курильщику на планете. — Насчет остального Альянса не в курсе. — И наконец отцепился от меня, лениво поглядев в сторону.
А черты его лица вдруг задвигались, изменяясь — увеличился нос, звездой на новогодней елке вспыхнул алый прыщ на самом его кончике, глаза, напротив, уменьшились до такой степени, что разобрать их цвет стало практически невозможно, если не присматриваться — серые и серые, что тут еще добавишь… Напоследок резко посветлели волосы и негармонично заострился подбородок. Получившийся персонаж выглядел настолько нелепо, что признать в нем несвергаемого Владыку суверенной Хеллы было просто нереально.
— Ой… — глубокомысленно изрекла я, наблюдая за переменами.
— Вот так, примерно, и выглядит наложение иллюзии, — лекторским тоном прокомментировал Диллиан, приглашающе кивнув на зеркало. — На себя ее накладывать гораздо проще, а вот с другими людьми и предметами зачастую приходится очень долго возиться — необходимо до мелочей помнить, как на самом деле выглядит объект, и четко представлять, что ты хочешь из него сотворить…
Я не слушала.
Не знаю, почему не завопила, встретившись взглядом со своими, привычно темно-карими, глазами на чужом, странном лице. Из зеркала на меня уставилась какая-то посторонняя светловолосая тетка с неестественным золотым цветом кожи, слегка поблескивающей на свету. Я недоверчиво присмотрелась к незнакомке, повторяющей мои движения, еще не веря, что это теперь — я, и с ужасом обнаружи-ла несколько вполне привычных черт. Овал лица заметно вытянулся, точно так же, как у Диллиана, заострился подбородок — но остались широкие скулы и глаза, казавшиеся неаккуратной аппликацией на живом человеке. Жуткое зрелище.
Я героически ограничилась еще одним ойканьем. Даже не выругалась, честно-честно.
— На кой черт?.. — собралась было вопросить я, но потом поняла сама — безнаказанно побродить по Тугерту в настоящем облике сейчас мне и впрямь не светит. Хоть я и не имела ничего общего с Хеллой, но выглядела точно так же, как и ее среднестатистический обыватель — и этот факт мог подсунуть мне и Диллиану серьезных неприятностей.
Не дождавшись окончания вопроса, Владыка лениво кивнул, по-хозяйски заправив упавшую мне на лицо прядь за ухо, и направился к выходу, не оборачиваясь. Размеренной такой, крадущейся походкой. Совершенно бесшумной.
Интересно, а сколько людей в этом чертовом Альянсе — или как его там? — способно двигаться так же?
Тугерт открывал мне все новые и новые грани слова «восторг».
Город, как выяснилось, стоял на двух противоположных берегах неширокой реки с цветущими зеленоватыми водами, усеянными камышом и синевато-белыми кувшинками. Только за время прогулки я успела насчитать около двадцати мостов — от шатающихся канатных мостиков, оплетенных вьюнками с серебристыми листьями, до огромных беломраморных сооружений, на одном из которых даже притулилась небольшая башенка с садиком. Ниже по течению наверняка были еще, но Диллиан взял курс к окраинам, покорно следуя тщательно вымощенным зеленоватой плиткой тропинкам, извивающихся между цветущими изгородями.
Розовато-золотистый свет назойливо припекающего солнышка перекрасил наши волосы и кожу, и неожиданно оказалось, что такими безжизненными и неестественными они выглядели только в серовато-белых монотонных коридорах посольства Хеллы; здесь же, в такой же светлоголовой и загорелой толпе, мы с Владыкой вполне могли сойти за местных.
А еще я впервые видела столько улыбок на улице. Что на Хелле, что в родной Самаре — люди обычно улыбались только знакомым и для знакомых; демонстрировать дружелюбие первому встречному никому и в голову не приходило. Когда я поделилась наблюдением с Диллианом, райская картинка города-сада дала первую трещину.
— А сегодня официально запрещено хмуриться, день рождения принцессы, — хмыкнул мой спутник, своей унылой рожей столь явно нарушая королевский указ, что я невольно поразилась, как нас до сих пор не загребли сиятельно лыбящиеся стражники, наличие которых на каждом углу я заметила лишь после фразы бывшего Владыки.