Пришлите мне, пожалуйста, каталог моей библиотеки и прикажите Андрею послать в Москву за фортепьяно и часами и доставить их в Ясное.
Целую ваши ручки и прошу ответа.
Гр. Лев Толстой.
1850
6. Т. А. Ергольской
<перевод с французского>
1850 г. Декабря 7. Москва
Четверг, 7 декабря.
Дорогая тетенька.
Приехал я в Москву во вторник, в 5 часов утра, живой, но не здоровый; мой флюс увеличился, я сижу дома и за два дня, что я в Москве, выехал только раз, ездил в часовню Иверской божьей матери, где заказал молебен. Я поручил дела, покуда сам не выезжаю, Петру, которого застал в большом горе. А может быть, он и прикидывается. Вчера утром он явился в отчаянии с перекошенным лицом, бросился мне в ноги и стал просить прощения, что у него, пьяного, стащили 500 р. сер., которые он должен был внести в банк. Рассказ об этом несчастье из уст такого великого оратора, как вы легко себе представляете, был очень трогателен и очень длинен, поэтому я вас избавлю от него. Он подал заявление в полицию, в результате 350 р. сер. уже разыскали, остальные же 150 р., вероятно, пропали бесследно. Согласитесь, что беда не велика. В банке он устроил дела не совсем так, как бы этого хотелось, но сносно — срок платежа только отсрочен. Обо всем этом подробно пишу Сереже.
Приехал я прямо к князю Сергею, чтобы узнать о своих людях, которых я застал еще там. Квартира еще не нанята из-за задержки, происшедшей с посланными мною по почте 25 р. Николеньке. Таким образом, я принужден был остановиться в гостинице, но только на несколько часов, и оттуда я перебрался на свою квартиру; я ею очень доволен, она в доме Лобова Сивцев Вражек в Старой Конюшенной, плата 40 р. сер. в месяц с моими дровами, всего обойдется в 50 р.
Из знакомых видал только Исленьева, который продолжает играть, следовательно, и проигрывать; Озерова, очень счастливого, который приезжал ко мне со своей женой, и Дмитрия Колошина, который по-прежнему жалуется на своих родителей.
Так как вы охотница до трагических историй, расскажу вам ту, которая наделала шуму по всей Москве. Некто Кобылин содержал какую-то г-жу Симон, которой дал в услужение двоих мужчин и одну горничную. Этот Кобылин был раньше в связи с г-жой Нарышкиной, рожденной Кнорринг, женщиной из лучшего московского общества и очень на виду. Кобылин продолжал с ней переписываться, несмотря на свою связь с г-жой Симон. И вот в одно прекрасное утро г-жу Симон находят убитой, и верные улики указывают, что убийцы ее — ее собственные люди. Это бы куда ни шло, но при аресте Кобылина полиция нашла письма Нарышкиной с упреками ему, что он ее бросил и с угрозами по адресу г-жи Симон. Таким образом, и с другими возбуждающими подозрения причинами предполагают, что убийцы были направлены Нарышкиной.
Я не рассказал вам, какую непростительную штуку проделал со мной Андрей в Туле. Представьте себе, что вместо того, чтобы дать мне подписать, как было условлено, вексель в 250 р., он хотел, чтобы я подписал его, надеясь, что я не прочту бумаги, что со мной часто случается. Какая мерзость! М-ль Вергани просила меня узнать, как послать деньги в Вену. Пусть она пришлет их мне, и я перешлю их безотлагательно; или же, ежели она это предпочитает, она может сама послать их на Маросейку, в контору Бургарта, в собственный дом. Сергей Колошин не женат, как были о том слухи, но он остепенился и много работает над переводами романов для журналов и пишет повести, которые печатаются. Я не читал ничего из написанного им, но говорят, что он очень талантлив, и что его маленькие вещицы очень милы. По крайней мере, он честно зарабатывает свой хлеб и зарабатывает его больше, чем приносят 300 душ крестьян. Целую ваши руки и жду письма со всевозможными подробностями обо всем. Гаше кланяюсь, чтобы доставить ей удовольствие.
7. Т. Л. Ергольской
<перевод с французского>
1850 г. Декабря 9. Москва
9 декабря.
Дорогая тетенька!
Флюс у меня проходит, но я еще не выхожу из дому, а рассчитываю это сделать завтра, т. е. в воскресенье.
Поеду к графу Закревскому, к Крюкову, к старикам Перфильевым и к обоим князьям Горчаковым, Андрею и Сергею. Словом, завтрашний день я посвящаю визитам деловым и обязательным.
Третьего дня я послал сказать князю Львову, что я приехал и болен; он тотчас навестил меня и хотя он во многом изменился, но дружественен остался по-прежнему. Огареву я тоже дал знать, что приехал и желаю его видеть. Он тотчас явился, передал мне с большими извинениями мои два векселя, но денег, которые мне должен, не отдал. Его репутация совсем погублена в Москве. Жена его беременна, и он со дня на день ждет родов.
Рассказать вам больше нечего, сидя дома, не становишься интересным. Зато читаю я много; абонировался у Готье и уже прочел конец «Виконта де Бражелон», прочел еще 4 тома «Людовика XIV и его время» Александра Дюма, поверхностно, но интересно и его же новый роман — «Тысяча и одно привидение», такая масса вздора, что мочи нет. Нет худа без добра; говорю это по поводу того, что я отчасти рад, что болезнь меня продержала дома целую неделю; по крайней мере успел устроиться, оглядеться, а то могло бы произойти то же, что с Машенькой в Пирогове; я уже писал вам, что моя квартира очень хороша, она состоит из четырех комнат: столовая с маленьким роялем, который я взял напрокат, гостиная с диванами, 6 стульями, столами орехового дерева, накрытыми красным сукном, и тремя зеркалами, кабинет, где мой письменный стол, бюро и диван, постоянно напоминающий мне наши споры по поводу его, и еще комната, которая достаточно велика, чтобы служить и спальней и уборной, да еще маленькая прихожая; обедаю я дома, ем щи и кашу и вполне доволен; жду только варенье и наливку, и тогда будет все по моим деревенским привычкам. За 40 р. сер. приобрел сани, пошевни, которые здесь в моде, Сережа, наверное, знает какие, и купил всю упряжь, очень нарядную.
Кстати о Сереже, скажите ему, что я еще не был у Крюкова, потому что не был нигде, что проценты в банк внесены, и что все, что он хотел знать относительно дел, разъяснено в прилагаемой бумаге, переданной мне Петром, которого я послал еще раз в банк, чтобы разузнать все повернее.
Еще скажите ему, что письмо это придет десятого, т. е. — в срок, в который он обещал мне уплатить; напомните ему также прислать мне оба аттестата и ответ князя Аникеева, которому я прошу его сказать, что я недоволен его часами и согласен обменять их обратно. Копылов сыграл со мною также плохую шутку; он мне дал записку к своему московскому комиссионеру, который должен был уплатить мне за проданные ему 80 четвертей ржи; денег я до сих пор не получил, что мне чрезвычайно неприятно, так как за уплату вперед я сделал скидку в 50 коп. на четверть.
Прощайте, целую ваши ручки, удивляюсь, что от вас еще нет письма. В прошлый раз совсем забыл Николая Сергеевича, но я уверен, что вашей доброй внимательностью вы исправили мою забывчивость, сказав ему, что я ему кланяюсь. Скажите ему, что у меня еще не было времени приложиться к мощам, но исполню это, как только поправлюсь.
В многолюдстве не рассеиваюсь и игрокам не поддаюсь. Николая Сергеевича помню.
Какие известия о братьях и Машеньке?
8. Т. А. Ергольской
<перевод с французского>
1850 г. Декабря 11. Москва.
11 декабря.
Вчера был у гр. Закревского, у князя Андрея, у которого обедал, у Перфильевых, у графини, с которой, против всяких ожиданий, мы оказались такими друзьями, что она хочет непременно меня женить. Князь и княгиня до такой степени любезны, что даже страшно.
Вчера был я в двух клубах, в Английском и в Дворянском, играл в вист и выиграл 10 руб. Думаю, что крупно играть не буду, как намеревался. Все клубы полны проходимцами, которые играют, не имея копейки за душой. Утром пришла посылка из деревни, которая доставила мне письма от вас и Сережи. За ваше — благодарю. Ваши советы и теперь, и в будущем мне полезны. Сереже скажите, что все будет исполнено, как он того желает. Очень жаль, что вы не смогли прислать мне наливку, постараюсь утешиться ликером. Сейчас отправляюсь еще с визитами к Крюкову, к Канивальским и Дьяковым. Надеюсь продать одну из своих лошадей Озерову; ему очень хочется ее купить, и он в настоящее время при деньгах. В клубе я встретил Канивалъского, который очень звал меня к себе, Нащокина, с которым говорили об охоте, и Жданова, который умолял меня отдать ему мой долг. Как мне это было неприятно, вы легко себе представляете.
После истории г-жи Симон теперь в Москве много шума с историей Гагарина. Вот в чем дело. Некто кн. Гагарин, прокутивший свое состояние, женится на богатой купчихе, захватывает все ее приданое и бросает ее на другой же день свадьбы. С огорчения новая княгиня Гагарина заболевает и умирает. Вдовый Гагарин, вновь богатый, приезжает кутить в Москву, ездит по театрам, маскарадам и главным образом по женщинам. На одном из маскарадов он делает известные предложения французской актрисе, на которые получает ответ, что она согласна не иначе как повенчавшись. Князь уверяет, что иного он и не предполагал, и в подтверждение приглашает ее ехать тотчас (в 4 ч. утра) в церковь венчаться. Он предупреждает ее при этом, что обыкновенно церемония происходит с большим торжеством, причем на головы венчающихся надевают венцы, но что этот обычай не имеет никакого отношения к обряду и без него они будут не хуже обвенчаны. Приехав в церковь и выждав окончания утрени, кн. Гагарин просит священника отслужить молебен. После молебна француженка спрашивает, почему им не дали свеч в руки, что она сама видела на свадьбах. Гагарин отвечает, что церемония еще не окончена, нужно подождать, будет и это… и, подойдя к священнику, просит его отслужить панавиду. К большому удовлетворению француженки им подали свечи. По окончании церемонии они едут спать, а на следующее утро Гагарин удирает к себе в Тверь. Убежденная в своем замужестве француженка едет с жалобой на своего супруга к гр. Закревскому, от которого и узнали эту историю, поэтому и в правдивости ее сомневаться не приходится. Прощайте, целую ваши ручки.
1851
9. M. H. Толстой
<перевод с французского>
1851 г. Мая 26. Астрахань.
у Владимира Ивановича утро было великолепное, и под впечатлением бала и шампанского я очаровательно провел несколько часов. Г-жа Загоскина устраивала каждый день катания в лодке то в Зилантьево, то в Швейцарию и т. д., где я имел часто случай встречать Зинаиду. Пушникова — классная дама и прехорошенькая. Барышни Чулковы отвратительны и все-таки классные дамы. Я так опьянен Зинаидой, что возымел смелость написать стихи:
* Сызран — станция Симбирской губер.
Сейчас пришел Алешка с чаем и оборвал нить моих мыслей. Прощай, целую тебя сто раз.
Ежели увидите Митеньку, скажите ему, что хорошо бы ему нам написать. Я не буду дожидаться его письма, напишу сам и адресую на вас.
10. T. A. Ергольской
<перевод с французского>
1851 г. Мая 27. Астрахань.
27 мая. 1851.
Дорогая тетенька!
Мы в Астрахани и отправляемся в Кизляр, имея перед собой 400 верст ужаснейшей дороги. В Казани я провел неделю очень приятно, путешествие в Саратов было неприятно; зато до Астрахани мы плыли в маленькой лодке, — это было и поэтично и очаровательно; для меня все было ново — и местность, и самый способ путешествия. Вчера я послал длинное письмо Машеньке, в котором описываю ей свое пребывание в Казани; не пишу об этом вам, чтобы не повторяться, хотя и уверен, что вы не будете сличать писем. До сих пор я очень доволен своим путешествием, вижу много, что возбуждает мысли, да и самая перемена места очень приятна. Проездом в Москве я абонировался, поэтому книг у меня много, и читаю я даже в тарантасе. Затем, как вы отлично понимаете, общество Николеньки весьма способствует моему удовольствию. Не перестаю думать о вас и о всех наших, иногда даже упрекаю себя, что покинул ту жизнь, которая мне была дорога вашей любовью; но я только прервал ее, и тем сильнее будет радость вас снова увидеть и к ней вернуться.
Я написал бы Сереже, ежели бы не торопился, откладываю до того, как устроюсь и буду поспокойнее. Поцелуйте его за меня и скажите ему, что я раскаиваюсь в том охлаждении, которое произошло между нами перед моим отъездом и в котором я упрекаю лишь себя. Прощайте, дорогая тетенька, тысячу раз целую ваши ручки.
11. Т. А. Ергольской
<перевод с французского>
1851 г. Июня 22. Старый Юрт.
Дорогая тетенька!
Я вам долго не писал, но и от вас получил всего несколько слов в письме Валерьяна. Позвольте вам за это сделать выговор.
В конце мая приехал я в Старогладковскую здоров и благополучен, но немножко грустен. Я увидел вблизи образ жизни Николеньки и познакомился с офицерами, которые составляют его общество. Этот образ жизни вначале не показался мне привлекательным, так как я ожидал, что край этот красив, а оказалось, что вовсе нет. Так как станица расположена в низкой местности, то нет дальних видов, затем квартира плоха, как и все, что составляет удобства в жизни. Офицеры все, как вы можете себе представить, совершенно необразованные, но славные люди и, главное, любящие Николеньку. Его начальник, Алексеев, маленький человечек, белокуренъкий, рыжеватый, с хохолъчиком, с усиками и бакенбардами, говорящий пронзительным голосом, но прекрасный человек, добрый христианин, напоминающий немного Алекс. Серг. Воейкова, только он не ханжа. Затем Буемский, молодой офицер — ребенок и добрый малый, напоминающий Петрушу. Затем старый капитан Хилковский, из уральских казаков, старый солдат, простой, но благородный, храбрый и добрый. Сознаюсь, что вначале многое меня коробило в этом обществе, потом я свыкся с ним, хотя не сошелся ни с одним из этих господ. Я нашел подходящую середину, в которой нет ни гордости, ни фамильярности; впрочем, в этом мне только приходилось следовать примеру Николеньки. Едва приехав, Николенька получил приказ ехать в Староюртовское укрепление для прикрытия больных в Горячеводском лагере. Недавно открылись горячие и минеральные источники различных качеств, целебные, говорят, для простудных болезней, для ран и, в особенности, для болезней… Говорят даже, что эти воды лучше Пятигорских. Николенька уехал через неделю после своего приезда, я поехал вслед за ним, и вот уже почти три недели, как мы здесь, живем в палатке, но так как погода прекрасная и я понемногу привыкаю к этим условиям — мне хорошо. Здесь чудесные виды, начиная с той местности, где самые источники: огромная гора камней, громоздящихся друг на друга; иные, оторвавшись, составляют как бы гроты, другие висят на большой высоте, пересекаемые потоками горячей воды, которые с шумом срываются в иных местах и застилают, особенно по утрам, верхнюю часть горы белым паром, непрерывно подымающимся от этой кипящей воды. Вода до такой степени горяча, что яйца свариваются (вкрутую) в три минуты. В овраге на главном потоке стоят три мельницы одна над другой. Они строятся здесь совсем особенным образом и очень живописны. Весь день татарки приходят стирать белье выше и ниже мельниц. Нужно вам сказать, что стирают они ногами. Точно копошащийся муравейник. Женщины в большинстве красивы и хорошо сложены. Восточный их наряд прелестен, хотя и беден. Живописные группы женщин и дикая красота местности — поистине очаровательная картина, и я часто часами любуюсь ею. А сверху горы вид в другом роде и еще прекраснее; боюсь, однако, наскучить вам своими описаниями. Я рад, что я на водах и пользуюсь ими. Беру ванны из железистого источника, и боль в ногах прошла. У меня давно ревматизмы, а после путешествия по воде, вероятно, я еще простудился. Редко я был так здоров, как теперь, и, несмотря на сильную жару, я много двигаюсь. Офицеры здесь в том же роде, как те, о которых я вам говорил; их много. Я знаком со всеми, и наши отношения тоже такие, какие я вам описывал. Скажите Сереже, что я его целую и что то, что я написал вам, ровно то же, что я написал бы и ему, и что я жду от него письма. Он знает, что меня может интересовать, поэтому ему будет нетрудно заполнить письмо. Прощайте, дорогая тетенька, целую ваши ручки.