Вот и перехватили мы с Ларисой этого педераста. Разумеется, будучи в «личинах», чтобы не создавать искушения для Флоринского попытаться покаяться во всех возможных грехах. И надавили имеющимся компроматом, да так, что тут чуть было не рыдал от ужаса, попутно заверив нас в готовности сделать всё, что только будет в его силах. Я даже немного удивился сухости его штанов к концу нашей беседы. Ренегат поганый!
Почему ренегат? Да потому что сын профессора Киевского университета, бывший атташе при посольствах империи в Константинополе и Софии… После революции первое время находился за границей, но потом прибыл в Архангельск, тогда занятий Белой гвардией. Только прибыл, как оказалось, не с целью послужить правому делу, а чтобы остаться в СССР. Ведь при эвакуации войск из Архангельска эта двуличная скотина осталась. Добровольно и сознательно. И есть переходящие в уверенность подозрения, что состоя адъютантом при начальнике архангельского гарнизона, он шпионил в пользу краснюков. А дальше – приглашение Чичериным в НКИД и очень быстрая карьера. Ну да, великое и нерушимое братство любителей мужских задниц. По сути большая часть этого наркомата была из любителей мальчиков. Ведь Чичерин набирал туда тех, кто разделял его весьма своеобразные пристрастия в интимной сфере. Вот только эта публика, как испокон веков известно всем разведкам, очень неустойчива к шантажу. Что и подтвердилось в очередной раз, в нашем конкретном случае.
Флоринский предоставил мне возможность связи, а точнее канал отправки корреспонденции, которую гарантированно не станут перлюстрировать.Это было как раз то, что сейчас требовалось. Ну а ещё он, опасающийся за собственную шкуру, готов был предоставить любую нужную информацию и оказать любую услугу. Любую! А НКИД, как всем понятно, мог неслабо так помогать людям как выезжать из СССР, так и попадать сюда. Я уж не говорю про такую мелочь как доступ к паспортам и прочим документам. Мало ли что и когда пригодится. Да что я, ведь некоторые услуги Флоринский уже оказал. И я не про канал связи, точнее не только про него.
- Скоро должна прибыть первая группа, - напомнила Лариса, намазывающая подсушенный ломтик белого хлеба то-оненьким слоем вишнёвого джема. Вечные дамские хлопоты о фигуре, никуда от них не денешься. – Они уже перешли границу, и я получила телеграмму-подтверждение. Граница с Финляндией самая незащищённая. Даже немного удивляюсь!
- А чего тут удивляться то? Края суровые, а контрабандисты успели тайные тропки проложить. Им заплатить, они кого угодно протащат.
- Особенно если знают, что в случае попытки предать убьют их самих, - посуровела девушка. – Но другие пойдут не только там, но и через Монголию. Там границы почти и нет, а Дальневосточный отдел РОВС хорошо знает, как пробираться в совдепию.
- Но это долго. И большой риск того, что даже с подлинными документами они хоть чем то, да выдадут себя. Сложно подделываться под советского человека, если долгие годы не жил здесь.
- Они будут осторожны. Но сперва будут те, которые перейдут через финляндскую границу. Они знают, как надо себя вести. И имеют опыт. Ты знаешь.
Ещё бы мне не знать! В СССР должен был вновь проникнуть тот, кто несколько лет назад душевно и успешно потоптался на больных мозолях ОГПУ, а именно капитан-марковец Дмитрий Ларионов. Тот самый, который вместе с двумя помощниками подорвалв двадцать седьмом году партклуб Ленинградского коммунистического университета. Показав тем самым, что и в центре города, названного большевиками в честь своего вождя, они не могут и не должны чувствовать себя в безопасности.
Конечно же, это была чисто показательная акция, но таковой и задумывалась. Тут претензии не к исполнителям, сработавшим превосходно, а скорее к организаторам. Ларионов сделал всё, что от него требовали: пробрался на территорию СССР, провёл громкую акцию, а после этого сумел и сам выбраться, и группу сохранить. Единственное, чего смогла добиться ОГПУ – настоять на его высылке из Финляндии, только и всего. Впрочем, это ему ничуть не помешало проникнуть туда по поддельным документам и снова рискнуть, перейдя границу страны советов. Что характерно, он не испытывал ни малейших сомнений и тем более страха. Белая Гвардия, чего уж там.
А вот его спутников я не знал, о них не имела ни малейшего представления даже Лариса. Поведала лишь о том. что во главе каждой забрасываемой в СССР группы должен был стоять человек с опытом, а двое-трое ведомых –это уже из числа «молодого поколения», примерно как она сама. Хорошо ли это? Бог весть… Тут уж надо смотреть по первому опыту.
- Не слишком ли озлобился капитан?
- На красных? – отозвалась Лариса. – Эта злоба у него вечная, закончится лишь тогда, когда от этой нечисти только могилы останутся.
- Я не про это. Про лицо.
- Он понимает. И признаёт необходимость таких мер. На тебя не озлобится, но советских может возненавидеть ещё сильнее.
Печальная, но необходимая мера. Это я про то, что пришлось претерпеть Ларионову перед собственно заброской в СССР. Его лицо, как ни крути, было очень хорошо известно любому чекисту. Висело довольно длительное время во всех городах европейской части СССР, да и до сих пор его могли бы узнать. Могли бы, потому как теперь всё изменилось. Огонь, а точнее его последствия. Ожоги на лице, они, знаете ли, сводят на нет любые попытки опознать человека. Искажённые черты лица должны были поставить жирный крест на любых попытках представителей власти опознать Ларионова при любой проверке. Особенно учитывая тот факт, что он тоже должен был стать… маской. Как я, Александр фон Хемлок, надел на себя личину Алексея Фомина, так и Ларионов должен был стать уроженцем Минска Виктором Владимировичем Загорулько, участником гражданской войны на правильной стороне, несколько лет назад чуть было не сгоревшим в собственном доме.
Настоящие люди должны были подменяться на агентов РОВС. Только так и никак иначе реально было создавать действительно надёжные боевые группы, которые могли открыто жить в СССР, легально работая, не вызывая каких-либо подозрений. На собственном опыте проверено.
Группа Ларионова была не то что нужна, жизненно необходима. Ведь для нормальной боевой акции нужен не один боец и даже не два, а несколько больше. А их, боевые акции, требовалось провести в самом скором времени. Те самые, долженствующие доказать причастность троцкистов к уничтожению верных Сталину-Джугашвили людей. Именно о выборе подходящих целей и хотелось поговорить с Ларисой. Не в первый раз, но сегодня надо было подвести жирную черту, выбрав две-три кандидатуры, из которых и выбирать наиболее подходящую. А может и подходящие, тут уж как дело пойдёт.
- Ну что, Лар, настало время выбирать, - откинулся я на спинку стула и, полуприкрыв глаза, наблюдал за сменой эмоций на красивом лице. – Знаю, что хочется кого-то особо важного к чертям на сковородку отправить, но надобно быть реалистами. Нам нужны заметные, но слабо охраняемые цели. Именно поэтому армейцы и чекисты пока отпадают.
- И не только поэтому. Троцкисты не стали бы убивать только чекистов.
- Тоже верно. Тогда…
- Мехлис! Бывший личный секретарь Сталина. Его убийство может дать нам очень многое. Эта смерть напугает усатого абрека и заставит его обрушиться на сторонников Троцкого из страха за собственную жизнь.
- Перспективная мишень, - вынужден был согласиться я. – Вот только его могут охранять куда сильнее, чем хотелось бы. Как-никак бывший личный секретарь Джугашвили в прошлом, а теперь заведующий отделом печати в ЦК и редактор «Правды» - этого главного коммунистического рупора. Хотя… Именно там его и можно будет достать. Дальше кто?
Лариса, видя, что первая кандидатура не отвергнута, а значит получив подтверждение верности курса, продолжила:
- Главные приближённые Сталина занимают такие посты, которые очень хорошо охраняются. Такие как Мехлис – исключение, а не правило. Но есть важные люди, которых почти не охраняют. Потому, что они уже бывшие. Я про бывшего наркома Чичерина, который сидит на даче в Клязьме и пишет мемуары… наверно. Все пишут. А знает он очень много.
- Слабо связан с Троцким…
- Не совсем, - улыбнулась Лариса. – Он подписал Брестский мир, против которого так яростно выступал Троцкий. Потом договоры с Турцией, Ираном и Афганистаном, которые Лев Давидович тоже не поддерживал. Может подойти как сведение старых счётов. И на обоих, Мехлисе и Чичерине, могут быть такие таблички, которые ты любишь вешать как знак. «Подписавший позорный мир» и «Главный лжец усатого узурпатора». Как тебе?
- Может ты и права. Две таких цели очень хорошо ложатся в наш план. Один – символ начала красной чумы, приложивший руку к переходу от величия дипломатии к её полнейшему позору. Не вынужденному отступлению, а именно что к позору, когда достижения России просто слили в выгребную яму. Второй, который Мехлис – здесь другое. Ближний круг Сталина, а этот спустившийся с гор дикарь не сможет не среагировать та такую смерть. И к проискам троцкистов обе цели пристёгиваются.
- Чичерин может много полезного знать, - приняла невинный такой. ну прямо ангельский вид Лариса. – Он стар, не слишком здоров. Но разум не затуманен. И охраны почти нет. При удаче…
- Я тебя хорошо понял. Сначала допросить, быть может получить нечто его рукой написанное и подписью украшенное. После чего отправить на суд не земной, но высший. Мне нравится.
Никакого лукавства, я действительно одобрял предложенное Ларой. Две цели, одна из которых практически не защищена, вторая же имеет хорошую такую дыру в защите. Причём шум от этих смертей поднимется куда больший. нежели от смертей чекистов. Про этих советская пресса всё замолчала, слухи передавались исключительно из уст в уста. А вот гибель бывшего наркома и главного редактора газеты «Правда» - это при всём желании не скроешь.
Но сейчас… сейчас у меня выходной день. Учитывая же, что будущие цели выбраны, а до прибытия в Москву группы Ларионова делать как бы особо и нечего, можно и по настоящему отдохнуть. В приятной женской компании.
***
К сожалению, любой отдых имеет тенденцию заканчиваться. Особенно если это всего лишь выходной день, а не полноценный отпуск. Вот и у меня на следующий день вновь наступили противные рабочие будни. Противные хотя бы потому, что сейчас я по большей части выжидал, а не действовал. Однако и в этом режиме можно было кое-что сделать. Точнее сказать, подготовиться к намечающимся событиям, заодно продемонстрировав начальству высокий уровень профессионализма.
А для демонстрации что прежде всего требуется? Предстать пред очи начальства иприоткрыть некоторые из имеющихся карт. Исключительно те, которые в данный момент являются подходящими. Ну и блефовать, куда ж без этого.
К счастью, из фавора у Артузова Артура Христиановича, главы Иностранного отдела, я покамест не выпал. Да и с чего бы вдруг? Система засылки агентов, которых сажали на привязь путём связи с чисто уголовными преступлениями, совершёнными уже по новому месту жительства, была признана перспективной и набирала обороты. Аналитика, которой я также занимался, являлась вполне качественной и перспективной. А подкоп под троцкистов… Артузов был реалистом, а потому понимал, что я могу давать лишь прогнозы и примерное направление для поиска, но никак не называть фамилии конкретных исполнителей убийств сотрудников ОГПУ.
Самое интересное, что «показательных расстрелов» по убийствам чекистов не последовало. Важную роль здесь играло то, что их постарались скрыть от широкой публики, причём вполне успешно. А слухи… Они да, ползли, но очень осторожно, ведь простые советские граждане хорошо понимали, чего можно дождаться от «товарищей» из ОГПУ. В любом случае, дело оставалось открытым и расследование продолжали вести. Более того, председатель ОГПУ Менжинский уже ездил на доклад к Сталину-Джугашвили, изложив тому всю картину, как он сам её понимал. А понимал он её примерно в таком виде, в каком получил от Артузова. То есть понятно, кто именно стоит за убийствами, но конкретных исполнителей найти прямо сейчас не представляется возможным. Хотя бы потому, что они могут быть за пределами страны.
Результат? К условным «троцкистам» стали присматриваться ещё сильнее, чем раньше. Более того, был готов указ о лишении Льва Давидовича Троцкого гражданства СССР, в ЦК выжидали лишь удобного момента для того, чтобы его огласить. Но ясно было, что это случится в ближайшие месяцы, а то и недели. Единственный «тормоз» -опасения очередных убийств в качестве мести за подобное деяние. И на этом тоже стоило играть.
Заходя в кабинет начальника Иностранного отдела, я уже знал, что и как буду говорить Артузову. Более того, был готов немного менять направление разговора в зависимости от реакции последнего.
- А, товарищ Фомин. Надеюсь, что без маленького пистолета в кармане? – улыбнулся Артур Христианович, жестом предлагая присаживаться и не изображать статую нерукотворную. Ну а шутки насчёт пистолета в кармане… это уже привычно. -Можете чем то порадовать или как?
- Принёс важную аналитику. Артур Христианович, - произнёс я, усевшись в действительно удобное полукресло, и выкладывая на стол папку с составленной аналитической запиской. – Мне никак не удаётся докопаться до исполнителей, но думаю, что я понял, какими будут следующие действия Эмигранта.
Эмигрант – условное прозвище Троцкого, которое было предложено использовать и пришедшееся по душе Артузову. Мне оно и лучше, ведь порой полезно скрыть истину за флёром тайны и вуалью загадки.
- По последним сведениям агентуры, Эмигрант почти восстановил своё здоровье и вновь активно действует. Согласитесь, что потеря руки для отдающего приказы не столь важна.
- Знаю, мне докладывали.
- Покушение было совершено боевиками РОВС, это факт. СССР к нему не причастен. Однако Эмигрант может думать иначе и у него имеются на то веские основания.
- Интересно…
- Для нас скорее печально. В аналитической записке всё подробно расписано, но, если позволите, сейчас я кратко изложу, - дождавшись подтверждающего кивка, я продолжил. – У объекта остаётся много сторонников в СССР, а следовательно, он получает информацию не только общедоступную, но и скрытую от народа. Например, намерение лишить его советского гражданства. И если после таких известий следует покушение, то это могло натолкнуть Эмигранта на вполне определенные мысли.
- Он умён и понимает, что СССР никогда не станет использовать РОВС. Они даже не станут слушать, если вдруг у нас такое желание и появится.
- Не обязательно разговаривать напрямую, можно подбросить ценную информацию, которая сделает покушение привлекательным именно в ближайшей перспективе, - слегка улыбнулся я. – А после покушения люди Эмигранта следили за штаб-квартирами РОВС очень пристально. И кто знает, что могло прийти в голову чудом оставшемуся в живых и искалеченному человеку. Можно лишь строить предположения. Вот я и построил…
Сделав паузу, я бросил быстрый оценивающий взгляд на Артузова. Глава Иностранного отдела был мрачноват, но заинтересован. Ему не нравились возможные неприятности, но он осознавал, что лучше быть к ним готовыми, чем получить их, словно снег на голову. Это и подтвердил своими словами:
- Полагаете, товарищ Фомин, что Эмигрант может продолжить использовать методику устранения с целью распространения паники среди ОГПУ?
- Не среди ОГПУ, - покачал я головой. – Это уже пройденный этап, ему надо двигаться дальше, усиливать воздействие. Сначала он показывает, что никто, даже мы, чекисты, не может быть спокойными за свои жизни. Затем перейдёт к знаковым убийствам. Тот самый террор, которым многого достигали эсеры и анархисты. Всё новое – всего лишь хорошо забытое старое.
- И кто?
- Полагаю, что узнаваемые простыми людьми персоны, имеющие вес в партии. Те, чьи фотографии постоянно появляются в газетах. Сами понимаете, что даже к хорошо защищённому человеку можно подобраться. Выстрелы, бомбы… Люди у Эмигранта для этих дел найдутся. А имеющиеся компрометирующие бумаги из вывезенного с собой архива позволят ему использовать кое-кого из морально нестойких граждан, тем не менее, занимающих значимые посты. Последствия могут быть очень серьёзными, учитывая сложности во внутренней политике.