ЧАСТЬ I
РАССКАЗ РАЗБОЙНИКА
Глава 1. Схватка
Лука был опытным кормщиком, не раз и не два водившим ладьи самыми долгими путями. Случалось ему плавать с хозяином-купцом и из варяг в греки и из варяг в арабы, случалось бороздить вдоль да поперёк суровое и бурное, точно море, Нево-озеро. А уж реки, по которым двигались торговые суда, он мог проходить и с закрытыми г лазами. И пороги на них помнил все наперечёт, и все изгибы да извилины. Он давно стал в себе уверен.
Может, эта уверенность его на сей раз и подвела. Лука ведал, как опасно, пройдя излучину любой реки, не посмотреть раз-другой назад: а не выплыл ли кто следом из-за поворота? А вот ведь отчего-то не посмотрел! Уж больно спокоен в этот день был Волхов — гладок, что твоё зеркало. В воде облака клубятся, солнце пламенем отражается, а по берегам ели темнеют да берёзы кудрявятся, к самой кромке подступая. Такой уж нрав у берёзок — любят корни омочить, а что подмоет их река и рано ль, поздно ль с собой заберёт, так и не думают. Что те девки молодые, коим любо своевольничать, а как спохватятся, так уж поздно — не поправишь.
С берегов ничего не доносилось, кроме птичьего пения. Всё кругом было мирно и покойно. Аж в сон клонило. Надо думать, гребцы задремали бы на вёслах, но идти приходилось супротив течения, так что не поспишь...
Когда же Лука-кормщик сообразил, что надо бы обернуться, то едва не оказалось поздно! Два узких челна, стремительно вывернувшихся из-за излучины, были уж саженях в двадцати от их ладьи. И как же он не услыхал меж ровными всплесками их вёсел резких, стремительных ударов о воду?
Гребцы на челнах работали вовсю, стремясь как можно скорее догнать ладью. Кормщик мог уже хорошо разглядеть потные, дочерна загорелые лица и блестящие на солнце бугры могучих мускулов. Почти все гребущие были нагие по пояс. Уже это не сулило ничего хорошего: добрые люди, решив отправиться в путь по реке, нагишом не поедут — за пару часов на солнце всю кожу спалить можно. А вот чтоб рывком из-за речного поворота рвануть да догнать тяжелогружёную ладью, так-то, налегке, в самый раз. Но ещё того хуже было другое: промеж гребцов на каждом челне сидели человек по шесть-семь с луками в руках, и луки были уж натянуты, а стрелы нацелены... Челны заходили один справа, другой слева, и высокая корма уже не могла защитить преследуемых.
— Господин честной купец! Садко Елизарович! Вставай — беда! А вы, гребцы-ребятушки, пригнись! Пригибайсь, не то живы не будете!
Вопль кормчего ещё звучал над рекой, а уж вслед ему раздался дребезжащий звон — сорвавшиеся с луков стрелы устремились к ладье. Но из десятка попали в цель лишь четыре — остальные пролетели левее: Лука успел налечь на руль, и судно мотнулось вправо. Вскрикнули двое гребцов: одному стрела пробила руку выше локтя, другому попала в спину повыше лопатки. Две другие стрелы попали одна в мачту, другая в свёрнутый на перекладине парус.
— Разбойники!
— Лесные людишки кровожаждущие!
— Мать честная, Пресвятая Богородица, спаси и помилуй!
Отчаянные крики гребцов купеческой ладьи тотчас заглушил могучий голос, в котором не прозвучало страха, скорее, злость, а то и задор:
— Эй, щиты на борта! Да гребём пободрее, не то опозоримся: ладья у нас, почитай, из самых лучших, а мы окажемся на ходу тише, чем эти два корыта липовых?
Купец, хозяин ладьи, только что мирно дремавший в узкой тени мачты, был уже на ногах, и в руках его были лук и колчан со стрелами. Он с ходу понял, что происходит.
Впрочем, поняли и его гребцы — им тоже случалось встречаться с лихими людишками, и каждый хорошо знал: расчёт в таких случаях только на себя — посреди реки кто ж придёт к тебе на помощь? Подхватить со дна и вскинуть на локоть овальный, суженный к концу щит было делом двух-трёх мгновений. Сбоку он прикроет, сзади — нет, но сзади — корма. Лишь бы не подошли вплотную, тогда и меж щитов достанут. Воз уж что и говорить: принесла же нелёгкая!
Среди многих участков обычных торговых путей река Волхов не считалась самым спокойным местом, но и самым опасным точно не была. Да, водились по её берегам, как и во многих других местах, заросших лесами, в которых было, где схорониться, разбойничьи скопища. Они караулили купеческие караваны, а более всего — одинокие ладейки, либо тяжёлые от набившего судёнышко товара, либо, напротив, очевидно пустые, высоко сидящие в воде. Значит, всё распродано, значит, в тугих кошелях удачливого купца звенит золотишко, а оно ещё получше, чем товар... Просто налетай да и бери!
И всё же не так уж много бывало на Волхове разбойных налётов, чтобы о нём ходила дурная слава. Может, ещё и поэтому так непростительно спокойны оставались купец и его кормщик, пока не увидели у себя за спиною беду?..
— Лука Тимофеевич, ты считал? — Купец, казалось, спокойно наблюдал, как преследующие их разбойники вновь заряжают и натягивают луки. — Сколько их там?
— Гребут по дюжине да стреляют то ли шестеро, то ли семеро с каждого челнока, — отозвался кормщик. — Ну, до сорока их быть может... А нас тут двадцать два, да двоих ещё эти подранили. Прости, Садко, вина-то моя: не углядел сразу, как они из-за излучины вынырнули. Так бы, может, и...
— Да не может, Лука, не может! — оборвал хозяин. — Они лёгкие, ведь на разбойный промысел груза не берут. А у нас ладья тяжеленная, с товаром. И парус не в помощь — ветра нет. Всё одно бы догнали. Вопрос только, сразу или нет.
— Ясно! — Казалось, кормщику изрядно полегчало: виноват-то он, само собой, не меньше — раньше бы увидели погоню, быстрей бы приготовились к обороне. Но раз хозяин не винит, так, значит, и спросу как бы нет...
Накладывая стрелу и натягивая тетиву, Лука краем глаза глянул на купца. А ведь и верно — не боится! Как будто даже радуется, что наконец можно пострелять да мечом помахать.
Торговать Садок Елизарович умел, был в своём деле ловок и удачлив, никто б не сказал, что это не так. Вон от роду всего-то двадцать шесть годков, а уж и достаток себе сколотил немалый без родительского наследства и без чужой помощи, и уважение у многих торговых людей заимел. Да вот только старые, мудрые люди нередко, глядя на него, качали головами. Дескать, не купцом бы стать этому молодцу, а воином. Воеводою б сделался, не иначе. В детстве обучившись у отца приёмам кулачного боя да сражения на мечах, он эту науку не забывал, тем более что торговля тоже была занятием небезопасным. Не раз и не два разбойники нападали на приставшую к берегу гружённую товаром ладью, и каждый раз кормщик Лука, служивший верой и правдой ещё отцу Садко, любовался тем, как славно рубится его молодой хозяин, отстаивая своё кровно нажитое. Лесные людишки ни разу не смогли застать его врасплох и одолеть. И гребцов в свои далёкие путешествия он отбирал таких, что драки не испугаются.
Беда на сей раз лишь в том, что на суше драться легче, чем на воде, да и нападающих нынче явно больше, чем корабельщиков...
— К берегу правь, Лука Тимофеич! — гаркнул купец, за считанные мгновения успевший вдеться в свою серебристую, киевской работы кольчугу, надеть перевязь с мечом и нахлобучить шишак. — К берегу! На воде им будет легче, а нам тяжелее.
— Да негде ж высадиться, Садокушка! — Лука покорно изготовился повернуть руль, но при этом горестно замотал тёмно-кудрявой, с обильной проседью головой. — Гляди: что с одного берега, что с другого — заросли, чаща, да и только. И не пристать-то толком.
— Влево правь! — Купец тоже натянул лук, но не спешил стрелять: он видел, что разбойники, не сумевшие взять корабельщиков «на испуг», теперь берегут стрелы, чтобы бить наверняка. — Там, гляди, волна береговая как плоско катит, значит, мелко. А на мели рубиться можно не хуже, чем на сухой земле. Сейчас мы этим браткам ума-то прибавим! Только, боюсь, он им уж не понадобится.
— Эй, на ладье! — загорланил в это время один из разбойников. — Вы нам не нужны! Нам товар ваш нужен. Отдайте, и вас мы отпустим!
— О как! — развеселился Садко. — И товара не видели, а брать собрались! Кабы покупатели также брали. Ау, лиходейщики! Да вам хоть ведомо, что я везу-то? А ну как не надобно?
Кажется, косматый, с клочковатой бородой детина, что сидел на носу одного из челнов и явно был у разбойников главным, не понял шутки купца. По крайней мере его ответ прозвучал совершенно серьёзно:
— Да что нам за дело, чего ты там, купчина, у простого народу награбил да обманом навыманил! Чего у тебя там ни есть, заберём да в Новограде продадим. А уж с деньгой погуляем!
— Ого! — Садко, кажется, готов был расхохотаться. — Это я, значит, два с лишком месяца торговал честно, дружину содержал, головой рисковал, денег заработал, нового товару накупил, опять же, честно продавать везу, и я — грабитель, обманщик? А ты, экий умный, возьмёшь да отнимешь и небось правым останешься?! Так ли, разбойничек?
— Так! — не раздумывая, отозвался косматый. — Все вы, купчины-торгаши, мошенники, все ворюги! И нечего тут болтать! Отдавай товар да благодари меня, что живыми вас отпущу. Если, конечно, не рассержусь.
«Вот диво-то! — подумал про себя Садок Елизарович. — Сколь ни видал разбойников, сколь с ними ни рубился, начинают все с одного и того же: ты, мол, купчина, грабитель, простого народа притеснитель, награбил, нахватал, людей наобманывал — теперь давай, вытряхивай мошну, покуда головы не лишился! И всё в таком же роде. Забавно: хотя бы кто-то из этих хорьков кровожадных понимает, что врёт самому себе, оправдывается, знает ведь, что грабит-то как раз он? Но всё своё гнёт: купец раз сумел разбогатеть, то только нечестно! По-ихнему выходит: честно денег заработать нельзя. Вот они и объявляют, что грабят то, что награблено! Ловко и удобно. И как бы не ты виноват...»
Ладья между тем медленно, но верно приближалась к левому берегу Волхова, утонувшему в густых зарослях. Кажется, разбойники пока не догадались, что их выманивают на мелководье, и лишь стремились поскорее приблизиться, тогда их стрелы достигнут цели, если упрямый купец и его спутники всё же решат сопротивляться.
— А что ж ты, колтун ходячий, не видишь, что челночки-то твои маловаты будут, чтоб в них весь наш товар загрузить? — продолжал Садко раззадоривать воровского вожака. — У меня тут пудов на двести станет.
— Так мы ж твой товар вместе с ладьёй заберём! — свирепо оскалясь из мрака своей бородищи, отрезал косматый. — А тебе один чёлн, так и быть, может, и оставим. Не войдёте все, так мы можем вас и поуменьшить...
— О как! — Теперь голос купца вдруг из весёлого сделался грозным. — А ну как наоборот будет? А?!
И, чуть обернувшись к нескольким своим гребцам, уже оставившим вёсла и ставшим рядом с ним на корме, Садко скомандовал:
— Космач мой! Бьём, ребята!
Стрела, пущенная купцом, угодила в шею вожаку, и тот, не успев и ахнуть, рухнул с челна, нелепо размахивая руками. Гребцы тоже стреляли метко — ещё четверо разбойников разделили судьбу своего предводителя. Остальные грабители яростно завопили и принялись осыпать ладью стрелами, но на сей раз ни в кого не попали; над бортами виднелись лишь полукружия щитов, хотя торчавшие из гнёзд вёсла продолжали дружно взлетать и опускаться — гребцы давно усвоили науку, как можно грести, не опуская с локтя щит. Что до тех, кто стрелял с кормы, то они, сделав своё дело, тут же и скрылись за дощатым выступом.
— Изготовиться! — уже не в полный голос, но так, чтобы его все услыхали, приказал Садко. — Сейчас дно достанем. Как черканёт ладья по дну — разом стреляем по ближайшему челну и все в воду. Искупаем братков от души, не то воняют так, что и сюда ветром доносит!
Почти сразу за его словами послышался лёгкий скрип — днище судна царапнуло прибрежный песок. Ладья чуть накренилась, но продолжала двигаться, хотя вёсла в тот же миг встали торчком. А гребцы, подхватив луки, выпустили два десятка стрел в чёлн, что оказался теперь от них не далее чем за пять-шесть саженей. Борта у челнока не то что у ладьи, низкие, гребцы сидят открыто, так, что по пояс видно. Не менее восьми человек попадали в воду, ещё у нескольких стрелы торчали из рук, из боков, из шеи, и разбойники, покидав вёсла, корчась и отчаянно вопя, силились их вытащить.
Второй чёлн приближался, он был уже почти вплотную к первому, и, должно быть, не потому, что лихие лесные людишки устремились на подмогу товарищам. Просто, разогнавшись, они уже не могли резко замедлить движение, а тем более развернуться — встречное течение толкало их, но выворачивало не к середине реки, а, напротив, носом в берег.
Повинуясь приказу отважного купца, его дружинники почти разом поскакали через борт и, прежде чем разбойники успели вновь зарядить свои луки, навалились с одного борта на первый, лишившийся предводителя чёлн.
Садок Елизарович не ошибся: здесь оказалось уже мелко — кому по пояс, тем, кто пониже, по грудь, так что упереться ногами в дно труда не составило. Дюжина гребцов разом навалились, заслоняясь щитами от ножей и пары топоров, которыми успели замахать некоторые из разбойников, и одним движением перевернули посудину вверх дном.
Одновременно с этим Садко и Лука в несколько взмахов доплыли до второго челнока — этот ещё оставался на глубине. Купец, ухватившись за борт левой рукой, что есть силы взмахнул мечом, но рубанул не по голове кого-либо из опешивших грабителей, но по этому самому борту. Удар был такой силы, что старое липовое дерево треснуло. Ещё удар, и в проломленную брешь хлынула вода, почти мгновенно заполнив утлое судёнышко.
— Всем купаться! — громовым голосом скомандовал Садко Елизарович и насквозь проткнул одного из разбойников, успевшего замахнуться на него пикой.
Потом вода у берега закипела: недавние преследователи и преследуемые сошлись и принялись рубиться, хотя растерявшиеся и понесшие уже изрядный урон разбойники утратили немалую долю своей лихости и скорее отбивались, нежели нападали. Те, что были во втором челноке, не все даже сумели коснуться ногами дна — кто-то, сразу получив рану, погрузился и стал тонуть, кто-то пытался накинуться на Садко и его бывалого кормщика, но те были в таком бою привычнее и ловчее. Некоторые из разбойников в отчаянии повернули и поплыли назад, к середине реки, где могучее течение подхватывало их и уносило, почти не оставляя надежды добраться до противоположного берега.
Спустя полчаса всё было кончено. Тех, кто не уплыл прочь от места сражения, полагаясь на милость Волхова и на свою разбойничью удачу, гребцы Садко прикончили, не слушая отдельных запоздалых просьб о пощаде. Купеческие дружинники не имели обыкновения щадить попавших им в руки грабителей, тем более сразу после того, как те на них напали. Многим из них доводилось слышать о проделках лесных людишек, а некоторые сами видели, что обычно оставалось после их нападений на торговые суда.
Обещания косматого вожака отпустить купца и его товарищей никто всерьёз не принял: кто ж из разбойников хотел, чтоб где-нибудь на торжище либо в другом месте ему повстречались ограбленные им люди? Да и нравилось этим лихим людишкам заливать пережитый в сражении страх кровью, особенно кровью тех, кто сдавался и оказывался в их власти. Потому и дружинники не считали нужным проявлять к ним милосердие. Ведь понятно же: отпусти разбойника и в следующем же плавании можешь опять встретить его с новыми дружками-лиходеями, а удача, как всем известно, девка ветреная.
Выбравшись на берег и оглядевшись, купец посчитал своих людей. И понял, что ему повезло: все были здесь, никто не погиб в непрошеной сече. Серьёзные раны оказались у четверых, однако Лука, исполнявший в дружине заодно и обязанности костоправа, уверил хозяина, что все должны поправиться. Ещё пятеро были ранены и вовсе легко и похвалялись друг перед другом своими рублеными да колотыми ранами: как же, героями оказались! Четверо из этих пятерых, совсем молодые парнишки, рубились впервые в жизни.