Чуть в стороне за действом наблюдали близкие ребят, в числе которых пришли порадоваться за Томаса не только Доры, но и верный друг семьи Ричард. Как и полагается в таких торжественных случаях, гости были в лучших парадных костюмах, а рыцари – в начищенных доспехах и свежевыстиранных синих накидках.
Наконец, под пронзительные звуки фанфар на украшенный дорогими тканями помост поднялся Ньюртон в черном камзоле. Тонкие колготки облегали его худые, как тростинки, ноги, обутые в модные туфли с длинным носком. Обслюнявленной расческой он еще сильнее прилизал волосы и подошел к деревянной трибуне, окруженной синими флагштоками с гербом Парфагона:
– Да здравствует король! – Да здравствует Парфагон! – завопили молодые люди.
– Приветствую вас, выпускники 961 года и их близкие! – запищал Ньюртон под всхлипывания расстроганных родителей. – Вот и настал печальный и одновременно радостный момент нашего расставания…
– Я поражен тобой, – прошептал Ричард на ухо Нильсу. – Он уже без пяти минут один из нас. Кто бы мог подумать!
– Кто-то мог подумать, – подмигнул ему приятель, обняв за плечо всплакнувшую сестру. – Если честно, я сюда только на лабораторные работы пришел посмотреть. У тебя случайно в следующем году никто из знакомых не заканчивает Школу?
– Ты Джавера не из зависти ли ловишь? Он там не раз в год, как мы, а с утра до вечера этим любуется!
– Каждый день? Может, ну его, короля нашего, а?
– Сбежим?
– А что? Ты только Лиленьку свою не бери.
– Я всегда знала, что он это сможет, – шмыгая носом, произнесла Маргарита, вытирая слезы со своих грустных глаз и не обращая внимания на еле сдерживаемый приступ смеха Ричарда. – Сколько же он пережил! Бедный мальчик!
– Да, и в Академии шороху наведет! – гордо отметил Нильс.
Когда закончилась нудная речь Ньюртона, академические шапочки под всеобщее ликование были выброшены вверх, а затем прямо на площади началось пиршество и веселье. Мария и Ален так активно и упрямо пытались расшевелить всегда сдержанного Томаса, что все же смогли вытащить его на хороводы. Он не понимал смысла таких чудачеств и потому чувствовал себя крайне неловко во время столь странных телодвижений. Ему всегда казалось, что в этот момент все смотрят именно на него и незаметно смеются над его неловкими движениями.
– Давай же, давай! – еще больше дергала его Мария.
– Что ты делаешь? – сопротивлялся Томас. – Прекрати!
– Еще, еще!
– Ну хватит уже!
– Нет, не хватит! – радостно, словно маленький поросенок, взвизгнула Мария, а затем неожиданно повисла на его шее и мимолетно поцеловала. Осуществив еще года два назад запланированную провокацию, она засмеялась и тут же умчалась танцевать с девушками.
– Все-таки решилась, – засмеялся Ален, смотря на покрасневшего Томаса, который был не очень рад такому неожиданному происшествию. Только сейчас он до конца осознал, что Мария и впрямь несколько иначе воспринимала их, как казалось, невинную дружбу. Он всегда смотрел на ее отношение к себе как на своеобразную веселую игру и ничего более. Теперь же до него дошло, что все становилось по-взрослому серьезно и могло иметь последствия, о которых он даже не задумывался.
После веселого празднования, когда настали сумерки, заскрипели сверчки и опустели опрятные улочки, выпускники стали расходиться по домам. Томас, как он обычно делал все последние годы, пошел провожать внезапно утихшую Марию. На этот раз между ними возникла некая интимная напряженность, как ему казалось, и он не находил тему, удобную для разговора. Молодой человек чувствовал себя крайне неловко в столь непривычной ситуации. Девушка же, обняв крепкую руку своего кавалера, напротив, чувствовала почти религиозное умиротворение.
– Завтра в Академию? – наконец прощебетала она, нежно заглядывая в его растерянные глаза, когда они остановились у двери аккуратного каменного домика семьи Лури.
– Да. Я этого всю жизнь ждал.
– Я тоже.
– Правда? – удивился Томас.
– Конечно. Удачи, мой рыцарь! И спасибо за поцелуи. – Она быстро прикоснулась к нему горячими губами и тут же скрылась за дверью.
Опешив, Томас не совсем понял, за что его отблагодарили, ведь вроде бы не он лез целоваться. Да и вообще, он не знал, что теперь делать! Мария с самого начала казалась всего лишь очень близким другом, и теперь ему было крайне неловко переступить новую грань отношений. Однако эти спутанные мысли вскоре потухли на фоне долгожданного поступления в Рыцарскую академию – ведь совсем скоро он начнет мстить за свою семью! Кроме того, чем старше Томас становился, тем сильнее укреплялась уверенность в том, что бедная Ирэн выжила и он рано или поздно ее спасет.
Из-за предвкушения того, что давняя мечта осуществится, Томас отвратительно спал ночью, отчего не попал в фазу, так необходимую для поддержания рыцарской мутации. И хотя одна пропущенная ночь урона не наносила, он все равно очень переживал. В итоге с первыми лучами солнца он уже стоял у аскетично оформленного серого строения, увенчанного двумя Башнями заточения. Сдержанность его фасада разбавляли лишь редкие узкие окна да три стальных щита с чеканкой в виде колец Парфагона в человеческий рост. Здание стояло на северной окраине города и примыкало к защитной Стене. Внутри никого не было – ведь счастливые жители Парфагона вставали значительно позднее рассвета, умело защищаясь от света плотными шторами или специальными повязками для глаз. Накрутив пару кругов вокруг почитаемой с детства Академии, ее флигелей и разящих характерным запахом конюшен, Томас уселся под дверью с высоким проемом и толстой чугунной ручкой. Замечтавшись, он неожиданно провалился в калейдоскоп красочных сновидений.
Проснувшись, он обнаружил себя в гудящей толпе знакомых лиц: вчерашние выпускники нервно ожидали прибытия судьбоносной приемной комиссии. То и дело в здание входили и выходили молодые мужчины – курсанты Академии, – которым уже разрешали носить синий камзол с широкими плечами, а также кинжал на поясе. По их габаритам можно было легко угадать, на каком из пяти курсов они обучались. Причем те, которые только заканчивали первый год обучения, были самыми заметными, несмотря на наиболее скромную мутацию. Их нарочито снисходительные ухмылки раздражали всех без исключения, особенно старшекурсников, которые внешне не отличались от действующих рыцарей и ожидали скорого распределения по гарнизонам.
Вдруг толпа оживилась, и внезапно послышался вопль вездесущего Алена:
– Идут, а ты чуть не проспал! Вот было бы смеху!
– И не мечтай, – буркнул Томас, поднимаясь на ноги и торопливо отряхивая помятую одежду. – Выспимся в Арогдоре.
– А я у мамы лучше посплю!
Достопочтенная комиссия быстро продвигалась к заветной двери в Академию мимо умолкших выпускников, освободивших узкий коридор. Она состояла из того же тщедушного ректора и пары проплывавших над толпой громадных центурионов, судя по бронзовым жетонам на груди.
Проходя мимо заспанного Томаса, едва отдававшего себе отчет в происходящем, Ньюртон вдруг сделал раздраженное лицо, фыркнул и встал напротив него. Офицеры тоже остановились, как и вся толпа, замерев в томительном ожидании. Бывший селянин почувствовал неладное. В его глазах внезапно потемнело, а перед взором замельтешили белые огоньки. Ректор с явным презрением и весельем смотрел на него откуда-то снизу, моргая малюсенькими глазками из-под непропорционально огромного лба. Казалось, если молчание продлится еще хоть одно мгновение, то сердце Томаса полностью остановится от страшного предчувствия.
– Что здесь делаешь? – пропищал голос.
– Не понимаю…
– Еще раз спрашиваю: что ты здесь делаешь?
– Я пришел поступать. Рыцари… Академия…
– Это невозможно, – холодно отрезал Ньюртон, отчего толпа ахнула, а Томас отшатнулся назад. – Ты пришлый. Тебе запрещено уставом Академии и по требованиям безопасности Парфагона.
Всегда спокойный селянин даже не заметил, как волнение молниеносно сменилось гневом:
– Что вы говорите!
– Ты не знал?
– У меня же есть необходимая оценка!
– Это пра-ви-ла и за-ко-ны, мой друг. Иди домой и прекрати мутировать. Это разрешено только настоящим ры…
Ньюртон не успел договорить, с хрустом поцеловав каменный кулак деревенщины, отчего, аки воробьиное перышко, отлетел на руки вчерашних школьников. Там он по-девичьи смешно ахнул и потерял сознание, а может, просто сделал вид. Разозленные офицеры тут же бросились на озверевшего Томаса, не дав ему забить ректора до смерти. Несмотря на ожесточенное сопротивление, они легко повалили его на прогретую солнцем брусчатку, плотно прижав к шее меч. Ален хотел было броситься на помощь другу, но был остановлен другим лезвием, внезапно замершим у его растерянного лица.
* * *
Промучившись пару недель в сырой Башне заточения, находящейся как раз в здании Рыцарской академии, поникший Томас все же вышел на свободу одним из теплых деньков незаметно наступившего лета. Скандальная история с избиением министра наделала много шума в столице, но почти все жители отнеслись к наказанию с пониманием. Сочувствующим осталось лишь испытывать жалость к несостоявшемуся рыцарю, и потому они старались не смотреть ему в глаза, пока изрядно исхудавший бунтарь с потухшим взглядом брел к дому.
Всю жизнь в городе он ждал момента поступления в Академию, а теперь его планы были безвозвратно разрушены до самого основания, сойдясь в неравном бою с бюрократией. Томас не мог поверить, что Нильс или хотя бы кто-то из его многочисленных друзей с самого начала не знал о запрете рыцарской стези для пришлых. Но почему они молчали? Как дошло до такого нестерпимого позора? За что это унижение?
Когда Томас добрался до порога родного жилища Доров, его радостно встретила и горячо обняла Маргарита, которая все это время не находила себе места из-за переживаний о несчастном племяннике. Она тут же заставила Томаса немедленно помыться, хотя он, источая отвратное зловоние, упрямо сопротивлялся. Затем она до отвала накормила его горячим рыбным пирогом и отправила отсыпаться на свежей постели в его комнате на втором этаже. Не пробуждаясь и не меняя положения, Томас мирно продрых до позднего вечера. Проснувшись во тьме, он с помощью огнива зажег свечу и начал пихать в походный мешок самые необходимые вещи. Его выбор пал на любимые книги, юношеский рыцарский инвентарь и кое-какой прочий скарб. Не забыл он и о мешочке с монетами, которые копил как мог все детство, чтобы приобрести дорогой меч.
В это время из-за Стены вернулся изможденный Нильс Дор и, не снимая грязных доспехов, сразу же поднялся проведать приемного сына. Войдя в комнату, ничего не подозревающий рыцарь попытался обнять Томаса, но тот дерзко оттолкнул его, чуть не свалив с ног.
– Поня-я-ятно, – протянул Нильс. – Думаешь, я знал. Так?
Однако угрюмый парень молча продолжил собирать походный мешок.
– И куда ты пойдешь?
– Никуда.
– Думаешь, что я понимал и молчал, зная о твоей мечте? Да?
– Ты не последний человек, Нильс.
– Я боевой офицер! – громко рявкнул рыцарь. – Мне насрать на этих штабных крыс! Я с ними редко сталкиваюсь в своей работе. Их задницы протирают штаны в Академии, а мои люди каждый день дохнут за Стеной! Понимаешь меня?
– И ты не смог ничего с этим сделать?
– Томас, пойми: я все время не находил себе места. Я обошел все инстанции. Я изучил все наши законы. Я был на приеме у канцлера и писал королю. Но я не нашел ни одного выхода. Мало того, если ты продолжишь рыцарскую мутацию, они предпримут жесткие меры. Возможно, и в отношении меня самого. Но мы что-нибудь придумаем, найдем тебе полезное дело. Только не горячись так.
– Найдем мне полезное дело? – усмехнулся Томас.
– Обязательно! Ты и не такое прошел.
– Не волнуйся: никаких санкций к тебе не будет.
– Конечно, я только о себе и забочусь все эти годы…
– Извини!
– Так что ты задумал?
– Ухожу. Туда, где смогу резать мутантов и наращивать силу.
– Все это чушь! Ты не понимаешь, о чем говоришь. Не забывай: твои обязанности гражданина Парфагона действуют и за Стеной.
– Это не проблема.
Взволнованный Нильс попытался остановить рванувшего из комнаты Томаса, но тот вновь оттолкнул его и непреклонно продолжил свой путь. Трибуну осталось лишь выругаться и пнуть книжный шкаф, отчего тот с грохотом рухнул, и старые книги рассыпались по деревянному полу.
Быстро и громко спускаясь на первый этаж, несостоявшийся рыцарь наткнулся на испуганную Маргариту, выбежавшую с кухни на шум:
– Что случилось? Ты куда, Томас?
– Спасибо тебе, Маргарита, за все, что ты сделала, – обняв и горячо поцеловав в лоб рыжую женщину, хладнокровно ответил он.
– Как это понимать? – прикрывая рот, проскулила она, глядя на спускающегося следом брата, к которому обращался его приемный сын:
– Спасибо за спасенную жизнь, Нильс Дор! Я всегда буду обязан тебе. Проси что хочешь, но сейчас я должен уйти.
– Да ничего мне не надо, дуралей! Не уходи!
– Это невозможно. Прощайте! – выходя за дверь, бросил Томас, которого все еще пыталась остановить Маргарита:
– Стой же! Как же ты без нас?!
Томас увернулся от рыдающей женщины, закинул на плечо тугой мешок и быстрым шагом направился в сторону Северных ворот. Именно через них его привезли тринадцать лет назад, едва выжившего в одном из самых страшных набегов арогдорцев. В ответ на резонный вопрос сторожевого рыцаря о причине столь позднего выхода из города Томас достал драгоценную бумагу гражданина Парфагона, некогда с таким трудом добытую заботливым Нильсом, и резкими рывками разорвал ее в мелкие клочья, которые стали медленно падать к его ногам. Рыцарь тут же дал сигнал товарищам, и огромные скрипнувшие ворота загрохотали в мертвой тишине уже заснувшего города.
– Томас!
Обернувшись, он увидел бегущую Марию и нехотя остановился.
– Куда же ты? – промолвила сквозь слезы девушка, бросаясь любимому на шею и целуя солеными губами его безразличное лицо.
– Вернусь домой.
– Что ты там будешь делать?
– Я теперь сам по себе. Мне больше ничего здесь не нужно. Прощай!
– А я? Как же я, Томас? – не верила своим ушам Мария.
– Еще увидимся. И передай привет Алену, – сквозь ком в горле ответил Томас, после чего вырвался из тесных объятий и уверенной поступью покинул столицу. Он оставил за спиной упавшую на колени подругу, а также все несбывшиеся грезы, с грохотом захлопнувшиеся вместе с тяжелыми воротами.
Глава 3
Награда Черного рыцаря
Время от времени останавливаясь на раздумья и короткий сон, Томас провел больше суток в неспешном пути по извилистой дороге, прежде чем оказался в знакомом с детства Салепе. По пути он проходил леса и холмы, окруженные фруктовыми садами, пастбищами и сочно-зелеными полями, на которых созревал будущий урожай. Ему навстречу часто попадались удивленные местные жители, пристально рассматривающие странного чужака с ног до головы. Мужчины и женщины не могли понять, кто он такой, но все равно низко кланялись и снимали свои широкополые черные шляпы или светлые чепчики. Хотя внешне Томас уже не выглядел обычным человеком, он еще не был достаточно велик и для рыцаря. По городской одежде все догадывались, откуда он, но никак не могли понять, каким образом его занесло в эти края. По собственному желанию изнеженные горожане редко покидали Парфагон, и уж тем более не в одиночку и не в таком юном возрасте.
За прошедшие годы сожженный почти дотла Салеп, как важный центр обширного и богатого округа, смог полностью восстановиться. Оказавшись среди вновь отстроенных улиц из деревянных домов, Томас в первую очередь отправился на тот самый рынок, где его отец сбывал добычу, чтобы прокормить семью. Уже на подходе к многочисленным торговым рядам он услышал галдящую толпу и уловил знакомый с детства букет резких запахов сырого мяса, горячей выпечки, душистых специй, лечебных трав, а также свежих овощей и запекавшейся тут же на вертеле индюшатины. Прямо у входа на рынок стояли четыре телеги Королевской службы сбора дани. Высокие и красивые молодые люди под восторженные взгляды местных девушек грузили дары населения в виде продовольствия, монет и других востребованных в столице ресурсов. Пройдясь по узким рядам и понаблюдав за земляками, Томас прикупил на две медные монеты увесистый кусок вяленого мяса и пару теплых лепешек, а затем направился дальше на север – к родному селению.