Кстати, он пополнил и свой гардероб. Кроме белья, пары костюмов и пижам, он привез синий бархатный халат с кантом, который решил носить дома. На улицу, вернее за дверь комнаты он уходил в костюме и ботинках. Все остальное по сюжету, он надевал в прихожей, куда вход был мне заказан. Более того. От этой прихожей меня отделяло две двери. В комнатной был глазок, вставленный наоборот, чтобы Джек прежде чем зайти, мог посмотреть, где я и чем занята. Но он зря беспокоился. Мне так не хотелось умирать, что я решила обойтись без диверсий…
Днем, когда я наконец перемерила все платья, еще раз отдалась Джеку на нашей семейной кровати и съела приготовленный им обед, он сказал, что несколько часов мне придется посидеть в комнате, где я еще не была. Дело в том, что рабочие привезут кое-какую мебель, а ему очень не хотелось бы, чтобы я устроила концерт, как два года назад. Что я натворила два года назад, он не стал мне рассказывать, а отвел в крошечную комнатенку без окон. В ней он пристегнул меня ремнями к медицинской кушетке и стал разглядывать с каким-то непонятным выражением на лице.
– О чем ты думаешь, дорогой? – Я улыбнулась. – Боишься, что я буду кричать? Но я же сама хотела убежать из больницы. Так зачем же мне это делать?
Он присел рядом и расправил мне платье:
– А может, и правда, поставить эксперимент… – Он говорил будто сам с собой. – Зато многое будет ясно…
С этими словами, от отстегнул все ремни, рывком помог мне сесть. Потом куда-то вышел и вернулся со стопкой журналов на французском языке. Все они были 1938 года, и все рассказывали о тенденциях парижской моды.
– Сиди, не высовывайся. Не захочешь сидеть, поспи. Только не мешай. Мне понадобится несколько часов. Захочешь в туалет, сходи, но в гостиную входить не смей. Поняла?
– Конечно, дорогой, – Я улыбнулась и поцеловала его. – Все будет так, как хочешь ты. Так что не волнуйся.
На этом мы расстались. Следующие часы за стенкой слышался звук передвигаемой мебели и мужские голоса. Я просмотрела все журналы. Приняла к сведению, какие прически должна носить, чтобы соответствовать образу. И прилегла на кушетку. Итак, он ставил эксперимент. Выбегу ли я в гостиную, или начну барабанить в дверь… Разумеется он все предусмотрел. Скажет рабочим, что жена у него склочная баба, и что он ее на время запер. А я провалю свое спецзадание – перестану быть Бэтси и отправлюсь на тот свет. Нет уж. Пусть сколько угодно устраивает мне проверки. Я на это не поведусь.
***
Глава 10
***
Наконец, воцарилась тишина, и Джек вернулся.
– Не скучала? – Он смотрел на меня как на диковинное животное, которое, по его мнению, все это время должно было яростно грызть прутья клетки, а вместо этого свило гнездо.
– Конечно, скучала! – Я обвила его руками за шею. – Ты мне покажешь, во что превратил комнату?
– Пойдем, – Он уже не водил меня по дому, больно сжимая плечо, а предоставлял свободу передвижения. – Добро пожаловать, – Он распахнул дверь в гостиную.
Я не сдержала удивленный возглас. Джек полностью воссоздал в комнате интерьер из какого-то голливудского фильма. Причем, интерьер не такой уж дешевый. На стенах были тканевые, еще сырые от клея, обои. Появилась мебель. Платяной шкаф. Дубовый книжный шкаф, наполненный старинными и просто старыми книгами – по большей части русской классикой. Сервант, с дорогим фарфором и хрусталем, разумеется несовременным. Напольные часы с огромным маятником. Зеркало в витиеватой раме красного дерева. Бронзовая люстра с эмалью и матовыми плафонами. Канапе, кресло-качалка и огромный ковер на полу с персидскими узорами. Все это удивляло меня, но по всей видимости, не должно было удивлять Бэт.
– Джек! – Просияла я в улыбке. – Где ты все это хранил? А говорил, что тебе пришлось многое продать. Оказывается, не все так плохо. Я на свой страх и риск открыла сервант, достала тарелку и увидела российское дореволюционное клеймо. – Это же фарфор, который вы привезли из России. Я его с детства помню. Да? Или я что-то путаю? – Я убрала тарелку и подошла к Джеку.
Он смотрел на меня с… Нет, я не могла ошибаться. В этом взгляде была любовь, радость от того, что я так умело ему подыгрываю, и даже какое-то восхищение. Однако я обратила внимание на то, что он поместил в комнате множество предметов, которые в моих руках могли превратиться в орудие. Неужели, Джек не боится, что я захочу бежать? Или наоборот, провоцирует меня совершить ошибку, чтобы потом с особым смаком пытать за это в подвале? Я пришла к выводу, что у него на уме второе. Поэтому решила быть мирной и нежной. Мне еще представится случай расправится с ним, а швырять в него антикварные тарелки я не собираюсь.
Между тем, оказалось, что Джек обустроил не только гостиную. Спальня тоже изменилась. Люстра с нежными плафонами-колокольчиками. Трюмо, две изящных прикроватных тумбочки с лампами из оникса, комод. Да и сама кровать из металлической превратилась в деревянную с резными украшениями. Где он хранил эти вещи? Скорее всего, в другом доме, где с кем-то жил. Но с кем? С матерью? С женой? Узнать это было невозможно, да и ни к чему. Меня и так все устраивало. Особенно еще один шкаф, набитый книгами, среди которых были такие удивительные вещи, как прижизненные издания Булгакова, Грина, ранние рассказы Шолохова, стихи разных поэтов нэпманской поры…
– Ты все сохранил? – Я изобразила на лице нежный восторг и подошла к Джеку. – Значит, ты все время верил, что я разделаюсь с болезнью и вернусь к тебе?
Он обнял меня так, будто и правда обрел в моем лице счастье:
– Мне казалось, что я ждал тебя гораздо дольше, чем длилась твоя болезнь. Как говорится, всю жизнь. Но это, разумеется, только иносказательно. Я бесконечно рад, что ты узнала и мебель, и книги. Это действительно шаг к выздоровлению.
Мы сели на кровать. Он оперся о высокую резную спинку.
– Теперь я хоть немного поживу такой жизнью, о которой мечтал. Ты будешь ждать меня после работы, потом за ужином мы будем говорить обо всем на свете, у нас будут прекрасные ночи и великолепные дни. Жаль, что тебе все еще нельзя выходить, а то я взял бы отпуск, мы бы арендовали яхту и отдыхали в заливе. Но мы и так будем прекрасно жить. Не бойся, я не заставлю тебя перенапрягаться. Белье я буду возить в прачечную. Тебе останется только иногда подметать и вытирать пыль. А готовить я люблю сам. Ты же помнишь, я никогда не пускал тебя на кухню?
Я закивала. Сам так сам. Правда это лишало меня возможности подобраться к ножам… Но… Я снова подумала, что даже дай он мне свободный доступ к кухне, это была бы лишь провокация. Мне все время казалось, что он как дикий зверь – готов к прыжку даже во сне. Поэтому я решила на время отложить мысли о побеге. И это поведение дало мне возможность провести довольно-таки приятные дни в обществе Джека.
***
Глава 11
***
Он не ограничился теми вещами, которые привез вместе с мебелью. Постепенно дом наполнялся всевозможными роскошествами 1938 года. Так, в один из дней Джек привез патефон с пластинками. Там была танцевальная американская музыка, милые французские песни, также записи Вертинского.
Решив использовать Вертинского, как повод, я поставила пластинку и спросила:
– А правда, что он хочет вернуться в Россию?
Джек усмехнулся:
– А кто не хочет. Мы столько раз обсуждали с тобой, как это было бы прекрасно. Но увы, там таких как мы вряд ли ждут с распростертыми объятьями. М-да… Особенно, учитывая мое и твое дворянское происхождение. Но я часто представляю себе, как мог бы хорошо жить с тобой, если бы не родители, которые вбили себе в голову, что Советская Россия станет адом на земле.
– И как ты представляешь себе нашу жизнь там? Ну, если бы мы не эмигрировали, – Мне было интересно, как развернется его фантазия.
Он мечтательно развалился в кресле:
– Думаю, для тебя бы мало что изменилось. Ты бы не работала. Хотя нет, это не соответствует духу времени. Ну кем-то была бы. Что тебе нравится? Пусти в ход воображение.
Я попыталась представить, чем могла бы заниматься в мире, где никому не надо было создавать стратегии продвижения товаров на рынке, чтобы победить конкурентов. И что? Возможно, я стала бы художником, как когда-то мечтала. Или преподавателем в школе искусств.
– Рисовала бы. Все, что попадалось на глаза, – Я рассмеялась. – Потом нарисовала бы портрет Вождя и получила… – Я чуть не сказала, что получила бы Сталинскую премию, но вдруг подумала, что ее могли и не вручать в 1938 году. – …и получила бы благодарность от правительства.
– Браво! – Джек театрально зааплодировал. – Непременно куплю тебе мольберт и краски. Будешь развлекаться.
– Спасибо, дорогой! – Я села к нему на руки и качнула ногой кресло. – А ты? Чем бы занимался ты?
– О! Если бы мне удалось как-то изменить наши биографии и убедить всех, что мы из семей бедных крестьян или рабочих, то я непременно пошел бы сначала в ЧК, а потом дослужился бы до высокого звания в НКВД.
Мне так и хотелось сказать, что в этом случае ему не пришлось бы пытать женщин в собственном подвале. Но я, конечно же сдержалась, и страстно его поцеловала:
– Уверена, ты бы хорошо устроился в любом месте. И я всегда была бы под твоей защитой.
Он просиял и, как обычно после подобных разговоров, потащил меня в спальню, где мы и провели остаток вечера. На следующий день он, как и обещал, привез мне кучу красок, кисточек, мольберт… В общем все, что мне было нужно, чтобы заняться реализацией своей давнишней мечты, которую я забросила по окончании художественной школы. Я рисовала по памяти, срисовывала пейзажи с открыток, находила их в книгах. Джек очень трепетно относился к моему творчеству, каждую картину вставлял в раму и вешал на стену в гостиной. Постепенно я превратила комнату в художественный салон. Казалось Джек был счастлив.
За временем, то есть за течением дней я не следила. Я вела жизнь беззаботной жены, которую избаловал муж-профессор Гарварда. Я меняла платья и прически в угоду Джеку. Когда мне надоедало рисовать, я перечитывала, а то и впервые читала произведения русских писателей. Потом обсуждала за ужином с Джеком свои мысли по поводу того или иного романа, а также выслушивала выдуманные новости из реалий 1938 года – подробности его работы в Гарварде, преподавательские интриги, шутки глупых студентов. Я уже свято верила в то, что в Европе назревает война, и что Советская Россия, разумеется, не пропустит Гитлера дальше своей границы.
***
Глава 12
***
Спустя какое-то время, думаю прошло месяца два. Джек заявил, что близится Рождество. Я поняла, что он меня разыгрывает, но в соответствии с образом поинтересовалась, будет ли елка.
– Кажется, ты любил, чтобы игрушки делала я сама из цветной и золотистой бумаги, – Я сказала это потому, что не представляла, как он раздобудет в Бостоне дореволюционные русские елочные украшения…
Стоп! От собственных мыслей мне стало нехорошо. На какой-то миг я решила, что мы оба живем в Америке 1938 года и по обоюдному согласию изолировались от всего мира. Безумие? Или отличная маскировка, чтобы выжить? Я не знала ответ на этот вопрос. Но мои мысли меня испугали. Между тем, Джек решил продолжить рассуждения об игрушках.
– Бэт, дорогая. Ты обо мне плохого мнения. Неужели ты думаешь, что я выбросил те украшения, которыми ты забавлялась еще в детстве. Я все сохранил, а гирлянды, да, ты как обычно сделаешь сама из цветной бумаги. Тебе даже резать ее не придется, я тебе помогу.
На следующий день наш дом благоухал хвоей. Не знаю, как выглядели елки в Бостоне в 1938 году, но эта была хороша. Джек принес огромную коробку уникальных елочных украшений. Их точно делали до революции. Стеклянных было не так много, как картонных, покрытых золотой краской. Были фарфоровые, металлические, деревянные. Скорее всего Джек и правда был каким-то коллекционером. Но в таком случае меня удивляло, каким образом, я смогла угадать, в какой год его переместить. Неужели простой расчет: сорок плюс сорок, дал такой точный результат? Это было поразительно.
Мы нарядили елку и легли в кровать, ожидая, что завтра будем праздновать Рождество, которое Джек явно – я была в этом свято уверена – решил отметить в конце лета или в начале осени. Перед сном я спросила:
– Ты, конечно, завалишь меня подарками. А я что тебе подарю? Очередную картину, которых у тебя уже полная стена? Знать бы заранее, что Рождество подкрадется так незаметно, я бы связала тебе шарф. А так… Ну что я в самом деле могу тебе подарить?
Он внимательно посмотрел на меня. При свете ониксовой лампы его лицо казалось почти красивым.
– Ты подаришь мне клятву.
– Клятву? – Я улыбнулась. – Ну мы кажется обменивались клятвами во время венчания.
– Нет, другую клятву, – Он провел пальцами по моим губам. – Обещай мне, что ты никогда не сбежишь от меня. Ты останешься со мной, если только кто-то не уведет тебя силой. Клянешься?
– Ну конечно, Джек, дорогой! Ты все еще думаешь, что я сойду с ума? Но мы же вместе. И все так прекрасно. Откуда же эти мысли?
– Да так, – Он задумчиво щелкнул бензиновой зажигалкой и закурил. – Должно быть елка виновата. Столько лет мечтал вот так нарядить ее. И наконец, мозаика сложилась. Все кусочки нашлись, получился узор без изъянов и пустых мест. Все слишком идеально…
– Ты не будешь проветривать? – Я решила отвлечь Джека от этих мыслей, которые в его больном разуме могли обернуться чем угодно.
– Потом проветрю. Там холодно. Ты замерзнешь. В Бостоне тоже бывают холода. Особенно на Рождество. Хотя ты права, лучше сейчас. Набрось халат и выйди в гостиную.
Я закрыла за собой дверь и села в кресло. Елка была как из дореволюционной сказки. И что это Джек впал в меланхолию? Что он там говорил? Что много лет мечтал вот так нарядить ее. Даже из образа вышел, забыл, что мы вроде как были женаты и он много раз отмечал со мной Рождество. Значит, он живет с кем-то, кто его совсем не понимает. Живет. Или жил? Ходит ли он на работу? Скорее всего да, ведь откуда-то он берет деньги. В таком случае, семью, если она у него была, он оставил, потому что проводит со мной все вечера. Интересно, как живут серийные убийцы? Говорят, они могут быть отличными семьянинами, ответственными работниками…
– О чем думаешь? – Он так незаметно подошел, что я вздрогнула.
– О тебе, дорогой.
– Наверное, хочешь узнать, что я тебе подарю? – Он подошел к елке и снял с нее маленькую коробочку с бантиком, которую я приняла за простое картонное украшение. – Это еще из России. Кольцо. По традиции я должен подарить его своей жене, когда мы отметим вместе десятое Рождество. Но… Десятое ты провела в больнице, поэтому хронология немного сбилась.
Он сочинял на ходу. Порой я просто поражалась его больному воображению. И что там за кольцо? Я открыла коробочку и замерла. Это точно была не покупка из антикварного салона. Такая вещь стоила очень дорого. Старинное кольцо с пятью большими бриллиантами. Откуда? Наследство его якобы дворянского рода? Или он снял его с одной из жертв? У меня прошел мороз по спине. Но я с благоговейным видом надела кольцо на средний палец левой руки. Оно пришлось мне точно впору.
– Это же очень старое кольцо, верно, Джек?
Он рассмеялся:
– Да нет, Бэтси, мы привезли его из России. Ему лет сорок пять, не думаю, что больше. Его купил отец в честь моего рождения. Вроде как его делали на заказ, но кто-то от него отказался из-за размера. Такие тонкие пальцы бывают не у каждой женщины. Вот, отец и купил его.
Лет сорок пять. Значит, оно девяностых годов позапрошлого века. Вот так подарок от серийного убийцы. Мне захотелось снять это кольцо и никогда о нем не вспоминать. Но Бэт… Она должна была реагировать иначе. Я поднесла кольцо к губам и поцеловала:
– Вот теперь Джек, я тебе клянусь, что никогда не уйду. Если конечно кто-то не уведет меня силой.
***
Глава 13
***
Прошло еще какое-то время. Однажды вечером Джек пришел домой какой-то уставший. Он как-то странно вел себя. Нет, я не могла сказать, что он был нервный, потому что это чувство ему было незнакомо. Он напоминал зверя, который чует неладное. Или он мастерски изображал этого зверя? Моя беда была в том, что я все время подозревала Джека в провокации. Мне казалось, что он ежеминутно следит за мной и ждет, что я захочу его обезвредить. Именно поэтому я ни разу не решилась на какие-то действия в отношении побега. Я боялась Джека. Вернее, нет, не так. Джека я не боялась. Я боялась человека, который вколол мне наркотик на парковке, а потом приковал к кровати в подвале. Именно его я боялась пробудить в Джеке и поэтому играла роль Бэт. Я знала точно, что с убийцей я не справлюсь, а с Джеком останусь жива.