Джон Найтингейл. Страницы из дорожного блокнота - Дубинина Мария Александровна 4 стр.


Впечатлительная мисс Виннер, не сдержавшись, громко ахнула:

— Какой ужас! Так он нашел его? Нашел способ?

— Нашел, но получил лишь временное облегчение. И тогда капитан заметил, что есть люди, кои более всех других предрасположены к общению с иным миром. На них он ставил личную метку, знак своего покровительства и своей власти, и терпеливо ждал нужного часа.

Я дрожал от волнения и сам того не замечал. Лицо мое пылало как в лихорадке, а колдовские зеленые глаза мистера Вандерера, не скрываясь, смотрели прямо на меня. Я постарался набраться терпения и дослушать историю до конца.

— Ровно год капитан оберегал избранника от жадных до чужих душ темных тварей, и вот решающий день настал. Доктор почувствовал зов метки и пришел на морской берег, чтобы исполнить свое предназначение и вместить с себя дух вечного скитальца и самому стать пленником его корабля. Но, видно, судьба была против такого обмена. Добровольная жертва влюблённой женщины разрушила дьявольские чары капитана, и он отправился в ад, где ему самое место.

— Подождите, а как же доктор? — не унималась мисс Виннер. — Что стало с ним?

Зеленые глаза хитро подмигнули мне:

— Он вернулся домой и полагал, что все закончилось. Только это не совсем так.

Девушка недоуменно вскинула светлые бровки:

— Но как это понимать?

— Как вам будет угодно, — дилижанс остановился, и мистер Вандерер раскланялся. — Моя остановка. Прощайте.

Едва мы тронулись с места, как курсант Крейг поднял рассказ на смех, а мистер Максли охотно поддакивал, тряся подбородками. Я же никак не мог осознать произошедшего. Совершенно посторонний и не знакомый мне человек был удивительно осведомлен о таких деталях моей жизни, о которых я, по понятным причинам, предпочитал не распространяться. Он знал о "Каллисто" и ее капитане, о моей с ним иррациональной связи и о самопожертвовании Агаты, но главное — он что-то знал и о моем будущем, ведь иначе не стал бы он столь уверенно заявлять, что я ошибался относительно планов на спокойную тихую жизнь. Я непременно должен бы вновь увидеть мистера Вандерера и серьезно с ним поговорить!

— Мне, право, стало не по себе, — поделилась мисс Виннер, зябко поведя плечами.

— Ну что вы, душа моя! — Крейг несколько фамильярно подмигнул смущенной этим девушке. — Не верьте ни единому слову. Вся эта история — ложь от начала и до конца. Не забивайте вашу хорошенькую головку ерундой.

— Ну а вы, мистер Найтингейл? — обратился ко мне Смит. — Расскажите что-нибудь? Если вы заметили, я уже закончил.

— Вы? — я удивился. — Но ведь сейчас же была очередь мистера Вандерера!

— Простите, кого?

Со всех сторон на меня смотрели недоуменные лица. Я терпеливо напомнил им о случайном попутчике, но в ответ не получил ожидаемого понимания.

— Вы, верно, задремали под рассказ мистера Смита, — засмеялась мисс Виннер. И совершенно напрасно, он был весьма неплох. Я имела в виду рассказ.

Я посмотрел прямо перед собой и увидел на месте мистера Вандерера листок бумаги.

— Но как же так? Вот, он оставил...

Я замолк на полуслове. Отчего-то мне расхотелось и дальше наставить на своем. Я поднял листок и спрятал в карман.

— Как говорите завали того господина?

Я повернулся к Смиту, ободрённый его внезапным вопросом:

— Вандерер. Вы его вспомнили?

На лице рыжего адвоката отразилась гамма чувств, свидетельствующая о напряжении мысли, но, увы, все оказалось тщетно:

— Я... Я не уверен, — он на мгновение прикрыл глаза и вдруг с совершенно другой, беззаботной, интонацией закончил. — Нет, конечно, просто его имя в переводе с одного из ирландских диалектов означает "странник"*** Фантазия и усталость сыграли с вами весьма забавную шутку, доктор.

Я сошел на станции вечером следующего дня. Сыпал мелкий сырой снег, и пустошь, расстилавшаяся по правую руку, была уныла и неприветлива. Где-то далеко за ней меня ждала семья и теплый дом, однако я не торопился. Вместо этого я достал из кармана листок, оброненный господином, которого не было, и бережно расправил. Бумага была дешевой и желтоватой, наподобие той, что я купил в дороге для своих путевых записей, и на ней изящной вязью выведены были следующие слова:

РЮ ДЕ ЛЕШЕЛЬ

И ряд цифр, ни о чем мне не говорящих.

Фантом, оставляющий после себя вполне реальные, хоть и непонятные послания, был мне в новинку, и потому я сделал вывод, что пассажиры стали жертвами какого-то мощного гипноза, что, впрочем, не объясняло появления мистера Странника и его рассказ обо мне.

Трясясь по проселочной дороге в почтовой карете, я поймал себя на том, что думаю только о таинственной записке и пытаюсь понять ее смысл. Хорошо ли это или, напротив, очень плохо, но, видимо, я был создан Богом не для быта и повседневности будней, и впереди меня ждало нечто весьма опасное, но от этого еще более интересное.

И я был готов.

* в данном случае — Ирландия

** конферансье (фр.)

*** Wanderer — странник (ирл.)

Страница четвертая.

Рождественское чудо.

Приближались холода. Настоящие, с метелями и морозами, свистом ветра в трубах и сугробами за окном. В Лондоне такого не увидишь, а здесь, на севере страны, снежные завалы не редкость, а скорее явление обычное. Будучи ребенком, я любил катать сестер на санках по заднему двору и в тайне мечтал, чтобы отец покатал меня, но он постоянно был чем-то занят. Мама сама пекла ароматное медовое печенье и стягивала с нас сырые от снега варежки. Да, зима на севере — совершенно особое время года, и все же я вновь отправлялся в путь, не дожидаясь, пока дороги станут малопригодными для путешествий.

— Ты не останешься на Рождество, Джон? — глаза Маргарет всегда быстро наполнялись слезами. Младшая из трех моих сестер напоминала эльфа — светлые волосы и хрупкая фигурка не встречались более ни у кого из Найтингейлов, изящные черты достались Маргарет от бабушки по линии Уильямсов. Я очень любил сестру, однако, как сумел, объяснил ей, почему не могу остаться. С матерью было проще, ведь никто лучше нее не чувствовал, что со мной происходит. Она лишь попросила беречь себя и возвращаться скорее.

Ближайшим поездом я отправился в Лондон, что был первой остановкой на пути во Францию, где я надеялся найти ответ на загадку, оставленную мне таинственным мистером Вандерером.

Итак, я, Джон Фредерик Найтингейл, снова начинаю свой дорожный дневник, и это четвертая запись, которую я назвал "Рождественское чудо".

Ритм большого города, как биение родного сердца, захватил меня с первых же минут, и в груди защемило от переполнившего ее чувства счастья. Вокзал "Виктория" едва вмещал в себя шумную людскую толпу, что в преддверие праздников прибывала в столицу и, наоборот, покидала ее. Я с трудом пробрался к выходу и вдохнул пропитанный паровозным дымом, гарью и сыростью воздух Лондона, по которому тосковал. Жаль, что не получится задержаться надолго — интуиция и, как ни странно, простое человеческое любопытство звали меня вперед, нужна была лишь пара дней отдыха. И вкусные французские булочки от мадам Деларош.

— Мистер Джон! Какой приятный сюрприз! Проходите скорее, — прямо с порога я попал в широкие объятия моей замечательной домовладелицы и буквально утонул в густом аромате ее бессменного парфюма. — Могли бы и предупредить, ваша комната не готова.

Я заверил мадам, что останусь всего на пару дней, и беспорядок меня нисколько не волнует, к тому же наверняка он преувеличен, ведь мадам Деларош известна на весь квартал своей чистоплотностью и аккуратностью.

— А как же Рождество, мистер Джон?

Я пожал плечами. Менять планы из-за праздника я не собирался, однако на такую прямоту женщина могла и обидеться, поэтому стоило сменить тему:

— Я привез сувениры из путешествия. Хотите взглянуть?

Таким бесхитростным приемом, действующим безотказно абсолютно на всех дам любого возраста и социального положения, я успокоил мадам Деларош и занял ее внимание на несколько часов, которые с удовольствием посвятил сну. Мне приснились зеленые глаза с хитрым прищуром, бушующее море, ветер, свистящий в парусах, трясущийся дилижанс, а под конец — теплые пальчики самой прекрасной леди-медиума во всем мире. Они гладили мой разгорячённый лоб и тихо шептали слова, которых я не понимал, но они звучали так нежно и так сладко, что я проспал дольше, чем планировал и проснулся отдохнувшим и полным сил. С кухни просачивались запахи горячей выпечки и какао — мое идеальное утро.

— Хорошо отдохнули, доктор? — мадам Деларош споро накрывала на стол в гостиной, что всегда, насколько я помнил, утром и вечером служила еще и столовой. Я воздал должное ванильным круассанам и тостам со сливочным маслом и только после этого перешел к серьёзному разговору.

— Это улица. Видите, на это указывает "рю", — мадам вернула мне листок. — В Париже есть такая, а вот что за цифры внизу, уж извините, ума не приложу.

Несомненно, ей хотелось узнать подробности, но я спрятал записку в карман и поднялся из-за стола.

Мой поезд отходил с вокзала утром следующего дня, и у меня было время нагуляться вдоль Темзы, навестить знакомых и собраться с мыслями. Меня никто не провожал, я напоследок окинул взглядом галдящий и кричащий перрон и закрыл дверь. Поезд понес меня прочь, и в музыке его басистых гудков мне почудилось одобрение.

Впервые пускаясь в путешествие, много, очень много лет назад, я видел в этом увлекательное приключение, позже — опасную авантюру, и только сейчас понял одну важную истину — не имеет значения, куда и зачем мы едем, главное — с каким настроем. Именно настроение определяет исход путешествия и то, с какими чувствами мы будем его вспоминать. Отправляясь осенью в Ирландию, я был под властью хандры и безысходности, и эти ощущения словно бы предопределили печальные и страшные события, что мне пришлось пережить. Пусть же этот дневник запечатлеет мое предвкушение, азарт и то предчувствие тайны, что овладело мной, и пусть они сделают это путешествие запоминающимся и интересным. И больше никаких смертей.

Париж встретил меня мягким пушистым снегопадом и легким морозцем, приятно пощипывающим щеки. Там же, на вокзале, я приобрел карту города и путеводитель на английском, все же язык я знал отнюдь не в совершенстве, впрочем, насколько мне известно, английский язык распространен во многих странах. Не дожидаясь частных извозчиков, я сел в первый попавшийся омнибус и, уже устроившись на скамье, углубился в чтение. Для начала — недорогая гостиница.

Бытовая часть обычно волновала меня более всего. Домосед по сути, я с трудом ориентировался в незнакомой обстановке, несмотря на некоторый опыт в подобного рода делах. Постовой любезно подсказал, как найти хороший постоялый двор недалеко от центра города, и к моему великому счастью, совсем рядом с рю де Лешель. Туда-то я и направился, мельком осмотрев свой номер, переодевшись и разложив немногочисленные вещи.

Искомая улица ничем не выделялась из множества других. Она была не слишком протяженна, не слишком широка или слишком узка, одинаковые двухэтажные коттеджи ее щеголяли рождественским убранством, а дорожки до снегопада кто-то тщательно подмел. Редкие прохожие добродушно улыбались мне и кивали, как старому знакомому. Я прошелся из одного конца улицы в другой и обратно, однако так и не заметил ничего, что дало бы мне подсказку. Снегопад усилился, и я был вынужден отложить свои изыскания на более удачное время.

Таким образом, не добившись успеха в первый день, я неоднократно предпринимал новые попытки и скоро стал на рю де Лешель практически своим человеком. На четвертый день однако кое-что случилось, что несколько разнообразило мои скучные прогулки.

— Monsieur! Excusez-moi! — окликнул меня незнакомый мужчина. — Il est quelle heure? [1]

Я начал лихорадочно соображать, что он имел в виду. Некоторые слова казались знакомыми. Я решил для начала поздороваться:

— Bonjour! — следующую фразу я выучил в числе первых. — Pardone, je ne comprends pas.[2]

— О! Какое счастье! — джентльмен подошел ближе и протянул руку для приветствия. — Собрат англичанин, какая радость!

Мы обменялись рукопожатиями. Я был удивлен, однако удивлен приятно.

— Позвольте же представиться, — он элегантно приподнял свой дорогой цилиндр ровно настолько, насколько предписывал этикет, не переставая улыбаться. — Реджинальд Кроуфорд, родом из Уилтшира, к вашим услугам, сэр.

— Джон Найтингейл, доктор, — я несколько неловко прикоснулся к полям собственного не слишком нового котелка. — Из Нортумберленда.

— Что ж, приличия соблюдены, — мой новый знакомый ловко перекинул посеребрённую трость из одной руки в другую и подцепил меня под локоть. — Позвольте пригласить вас на обед, вижу, вы с утра на ногах.

— Видите? Но как?

Мистер Кроуфорд подмигнул мне и расхохотался — я вообще заметил, что он весьма веселый и жизнерадостный человек и, судя по одежде и трости, далеко не бедный.

— Вы каждое утро проходите мимо моего дома, а уходите обратно далеко за полдень. Конечно, это лишь мои догадки, но в здешнем квартале хороших ресторанов днем с огнем не сыщешь. Разве что третьесортные бистро.

Кроме того, мистер Кроуфорд был наблюдателен и неглуп. И определённо богат. Я не мог решить, как отношусь к этому, однако осведомленность случайного знакомого могла пойти на пользу моим изысканиям.

Обед превзошел все мои даже самые смелые мечты, даром что, как выяснилось, мистер Кроуфорд был холост и держал минимум слуг для такого шикарного дома, как у него. Ко всему прочему, мы оказались почти ровесниками, что помогло нам уже к десерту общаться вполне свободно.

— Вы не представляете себе, мистер Найтингейл...

— Просто Джон, пожалуйста.

— Вы не представляете себе, Джон, какое счастье, что я обратился именно к вам, — раскуривая трубку, поделился хозяин. — Мне срочно нужен компаньон для одного весьма необычного предприятия.

Я украдкой помахал ладонью, отгоняя дым, который с детства не переношу из-за своей латентной астмы.

— О чем вы? Что за предприятие?

— Не переживайте, ничего серьезного. Будете? — он протянул трубку, чем спровоцировал у меня приступ кашля. Вот ведь удивительное дело! Старая болезнь дала о себе знать именно от табака мистера Кроуфорда, наверняка безумно дорогого. — Видимо, нет. Так вот, — мужчина деликатно убрал трубку подальше и продолжил. — Я приглашен на празднование Рождества в дом одного необычного человека, редкого эксцентрика. Мне не впервой, однако в нынешнем году мне решительно не с кем туда поехать, и вы подходите на эту роль.

Весьма неожиданное предложение застигло меня врасплох, ведь я не собирался покидать Париж, не разгадав тайного смысла послания. Сомнения отразились на моем лице, и мистер Кроуфорд поспешил исправиться:

— Простите мне некоторую резкость моего предложения, я, увы, не мастер в красноречии, однако уверен, что мы неплохо проведем время вместе. Неужели вы бы хотели провести Рождество в одиночестве в чужом городе?

В который раз за сегодня я удивился его проницательности

— Может, я приехал не один?

— Несомненно один. Все просто, если бы вас ждала жена, мать или сестра, стали бы вы пропадать весь день, гуляя по городу и задерживаться на поздний обед в незнакомом доме у абсолютно незнакомого вам человека? — мистер Кройфорд на мгновение замолк. — Разве что, если жена вам настолько ненавистна...

— Я не женат, — с доводами этого удивительного человека сложно было спорить. Я покорно выслушал подробности предстоящего мероприятия, на которое, похоже, дал согласие, даже не заметив того. И выходило следующее — загадочный и чудаковатый миллионер по фамилии Морель весь год пропадал невесть где, путешествуя по далеким странам, а под Рождество возвращался и приглашал в свой роскошный особняк в пригороде Парижа небольшую кампанию людей, ему не знакомых, которых он выбирал никому не известным способом. Мистер Кроуфорд получил приглашение второй раз, спустя три года после первого. С собой можно было брать кого угодно, но лишь одного человека.

Назад Дальше