На границе нижнего бассейна, соседствующего с казармами, «Австралийская судовая компания» обладает причалом, у которого становятся на отдых такие пароходы, как «Джервис Бей» и другие ему подобные суда, дожидающиеся очередного рейса.
Кварталы морского Лондона, бедного и живописного, очаровали Харлисона, и на протяжении двух часов, пока судно поднималось вверх по Темзе, он наслаждался зрелищем новой для него жизни.
— Мой дорогой Роуланд, — сказал Черман, — сегодняшний и завтрашний дни для меня далеко не праздничные. Мне придется разобраться с множеством бумаг в конторе компании, и я не смогу быть вашим проводником на суше. Где вы хотите сойти?
Харлисон заколебался. Какое-то время сообщенный ему китайцем адрес буквально обжигал ему язык, но он, сам не понимая, почему, сдержался. Он вспомнил загадочное изменение цвета его волос и ему на ум тут же пришла нейтральная отговорка.
— Я вспоминаю, что мой кузен иногда рассказывал мне о старом отеле в Ковент Гардене. Он назывался «Под гербом Грэнтема»; не знаю, существует ли до сих пор эта уютная таверна.
— О, разумеется, она существует, и наверняка собирается просуществовать еще не одно столетие! — воскликнул Черман. — Пока на рынках будет продаваться птица и не пересохнет доброе английское вино, этот герб будет существовать!
Харлисон прикусил губу: ему не нравилось лгать простому и жизнерадостному моряку.
— Возможно, — уклончиво сказал он, — что я сразу же устроюсь в этом трактире, хотя я и обещал, что буду вести себя осмотрительно. В любом случае, я оставлю там свой адрес, если мне придется обосноваться в другом месте.
Поблизости от старой грязной набережной находилась стоянка такси, машин не слишком элегантных, поскольку ими пользовались преимущественно офицеры королевского военного флота с не слишком высокой зарплатой.
Стоявший у трапа матрос пронзительно свистнул три раза, и три машины немедленно выстроились возле трапа в очередь.
В первой разместился лорд Элмсфильд, холодный и сосредоточенный, а также его племянница Бетти, еще более высокомерная, чем обычно. Она по-прежнему не замечала своего прежнего обожателя, хотя едва не задела его, когда проходила мимо.
— Прощайте, мисс Бетти! — прошептал Харлисон. — Надеюсь, мне больше никогда не доведется встретить вас, наглое вы создание!
— Куда отвезти вас, сэр? — спросил шофер второй машины, повернувшись к Харлисону.
Немного поколебавшись, молодой человек назвал адрес таверны «Под гербом Грэнтема» на Майден-Лейн. При этом, ему показалось, что у него за спиной захлопнулся иллюминатор.
Дребезжа изношенным кузовом, такси тронулось с места и направилось к выезду в город.
На Хиг-стрит, заполненной пестрой толпой докеров, матросов и мелких торговцев, их обогнало третье такси.
Харлисон посмотрел на проезжавшую мимо машину, и у него сжалось сердце. Он увидел Нэнси Уорд и сидевшего рядом с ней джентльмена с невыразительной физиономией мелкого служащего Сити.
Они оживленно болтали и, казалось, были довольны общением. Потом Нэнси махнула рукой в обратном направлении, и Харлисон увидел, как ее сосед наклонился к заднему стеклу такси и посмотрел на него с презрительным видом.
Он вздохнул, откинулся на спинку сиденья и неожиданно Лондон показался ему не таким светлым и гораздо менее приветливым, чем в первые минуты пребывания на английской земле.
Он с угрюмым видом толкнул дверь в тамбур харчевни и приказал сгрузить свой багаж в угол вестибюля, сказав, что в течение дня пришлет за ним. Потом он сел за столик и заказал стакан пунша.
— Неблагодарная особа! — пробурчал он. — Маленькая неблагодарная девчонка; вот что я думаю о тебе.
— Что вы сказали, сэр? — спросила его официантка, великолепная ирландка с огненной шевелюрой.
— Я сказал, что это крайне неблагодарная особа!
— Что вы, сэр, чем я провинилась перед вами? — воскликнула встревоженная официантка.
Харлисон понял, что ведет себя глупо, но обвинил в этом опять же Нэнси Уорд.
— Простите, мадемуазель… Мои мысли сейчас были за сто лье отсюда… Будьте добры, принесите мне план Лондона.
— Жаль, что этот симпатичный парень настоящий псих, — подумала рыжая Китти, когда принесла ему план города.
Харлисон быстро разглядел, что Найтрайдер-стрит находилась неподалеку от трактира.
Через полчаса он неторопливо шел по живописной набережной Темзы в центре города, пытаясь успокоиться и восстановить интерес к интенсивной жизни города. Это ему в некоторой степени даже удалось.
Это был тихий и самый спокойный за все утро час, когда для заполнявших улицы горожан наступает пятнадцатиминутный отдых. Прохожие останавливаются, чтобы выкурить сигарету или трубку, возницы перестают на несколько минут реагировать на клиентов, а некоторые посылают мальчишку в ближайший бар за кружкой свежего пива. Лошади мирно похрустывают овсом, засунув морды в подвешенные к ним мешки.
Сориентировавшись по плану, Харлисон направился к продуваемой всеми ветрами Тюдор-стрит и углубился в путаницу небольших торговых улочек.
Очутившись на углу Ладгейт-Хилл и сообразив, что вряд ли сможет детально познакомиться с Лондоном, заглядывая в яркий розовый гримуар, он обратился за помощью к полисмену, чтобы узнать, как ему добраться до Кэннон-стрит.
На всякий случай он избегал произносить название нужной ему улицы, но с помощью плана ему удалось выяснить, что она идет параллельно Кэннон-стрит.
Это обстоятельство сыграло роковую роль в судьбе совсем другого человека.
После того, как Харлисон поблагодарил любезного полисмена, вежливо приподняв шляпу, мужчина, сидевший за стаканом насыщенного пряностями грога за столиком в баре «Страшный суд» на углу Ладгейт-Хилл и услышавший разговор Харлисона с бобби, с невнятным восклицанием опрокинул неловким движением стакан с напитком, залив посыпанный светлым песком пол таверны.
— Надо же! Я никогда даже не мечтал о такой удаче! — пробормотал он, не сводя глаз с полицейского.
Он бросил на стойку шиллинг, забрал сдачу и выскочил на улицу.
— Я слишком часто проигрывал, — ухмыльнулся он. — А вот сейчас, дружище Джо Партнер, этот прохожий возродил во мне надежду удачно провернуть дельце на пять тысяч фунтов!
Мистер Тед Соумз, подобно большинству вышедших на свободу заключенных, любил проводить первые часы прежней жизни в окрестностях покинутого им пенитенциарного заведения. Сегодня он вполне мог поздравить себя за соблюдение этого обычая.
— Центральный уголовный суд и тюрьма Ньюгейт в очередной раз приносят мне удачу! — ухмыльнулся он, пристраиваясь в кильватер Харлисону.
Харлисон, изображая праздношатающегося, спрятал в карман карту Лондона и двинулся дальше, основываясь на том, что ему удалось запомнить, когда он рассматривал план, а также руководствуясь указаниями полисмена.
В результате он, не разобравшись, нечаянно проделал несколько кругов вокруг квартала Картер-Лейн, что заставило мистера Соумза с разочарованием подумать, что его жаворонок не собирается опуститься в гнездо.
В это время они очутились в многолюдном месте, где в хорошую погоду скапливались торгующие с тележек зеленщики.
Роуланд углубился в скопище тачек и тележек, нагруженных апельсинами, овощами, устрицами и другими дарами моря; место оказалось населено крикливыми и обидчивыми островитянами.
Мистер Соумз поскользнулся на листе салата, чуть не сбил на землю лоток продавщицы сыров, заработал пару оплеух, был обруган сердитым продавцом устриц и потерял из виду Харлисона.
Он едва не взвыл от разочарования, бросившись бегом в сторону, показавшуюся ему наиболее перспективной.
Но Судьба следила за ним, и на углу Картер-Лейн он едва не столкнулся лоб в лоб с преследуемым.
Взгляд Роуланда безразлично скользнул по его лицу, но Тед мгновенно почувствовал, как холодный пот выступил из всех пор на его теле.
«К черту… — подумал он. — Я никогда не решусь…»
Но в глубине его сознания коварный голос упрямо твердил: «Пять тысяч фунтов! Пять тысяч фунтов!»
— Какая жалость, что я пока один… — заколебался он.
Но он тут же оборвал свою мысль, решив:
— Тем хуже!.. Я все равно возьмусь за него!.. Этот секрет явно стоит дороже, чем пять тысяч фунтов! — добавил он, чтобы одобрить свои действия.
Харлисон в этот момент завернул за угол Найтрайдер-стрит, и его сердце забилось сильнее. Сейчас всего несколько шагов отделяло его от неизвестного, от его судьбы.
Сухой и горячей рукой он сжимал в кармане небольшой плоский ключ, словно опасался, что неожиданное колдовство даст ключу крылья, и он вспорхнет и улетит. На ухоженных чопорных фасадах медленно чередовались номера: 44… 46… 48… 50…
Начиная с сотого номера к цифрам стали добавляться буквы, удлиняя вереницу зданий: 170а… 170б… затем 180а… 180б…
Дом с номером 182б оказался из розового кирпича; на перрон, к которому вели семь ступеней, выходила покрытая лаком дубовая дверь, оформленная в стиле прошлого века.
Харлисону неудержимо захотелось дернуть за ручку звонка, висевшую на металлической спирали, или воспользоваться медным молотком.
Распахнутые ставни позволяли видеть окна, завешенные шторами из легкой кисеи. На одном из подоконников стоял дешевый кувшин в виде сапога, вероятно, копилка для монет.
Во всем облике старого здания сквозила беспричинная грусть и, в то же время, чувствовалось нечто бодрящее, утешительное.
На верхних этажах окна были наглухо закрыты тяжелыми шторами.
«Если у этого дома есть хозяин, то он должен быть или пастором-уэстлианцем, или полковником Армии спасения», — подумал молодой человек.
Мистер Соумз торчал перед книжным развалом на противоположной стороне улицы, изображая страстный интерес к дешевому изданию Библии и рассматривая отвратительный портрет Гая Фокса. На самом деле он внимательно наблюдал за Харлисоном, отражавшемся в витрине.
Затаив дыхание, он смотрел, как Харлисон медленно поднялся на перрон, вставил ключ в замочную скважину и, секунду поколебавшись, вошел в темный коридор.
Дверь захлопнулась за ним с глухим стуком.
«Вот птичка и оказалась в гнезде, — заключил Тед Соумз. — Я дам ему время осмотреться там, а пока мне не остается ничего другого, как малость подкрепиться стаканчиком доброго виски. Чувствую, что это мне крайне необходимо».
Он быстро вернулся на Кэннон-стрит и остановился перед вывесками баров, выбирая самое удобное место для подготовки.
Но, когда он остановился перед весьма достойной таверной «Старый странник», его кто-то окликнул:
— Эй, номер 170!
— Да? — отозвался Соумз, недовольный тем, что ему напомнили о его недавнем положении, весьма мало достойном настоящего джентльмена.
Оглянувшись, он увидел мощный автомобиль, остановившийся вплотную к тротуару, с приоткрытой задней дверцей. Сидевший за рулем шофер в темных очках смотрел прямо перед собой с совершенно нейтральным видом.
— Часы недавно пробили полночь, — сказал кто-то из находящихся в автомобиле. — Если быть точным, то сейчас двадцать две минуты первого.
Это ложное утверждение оказало совершенно неожиданный эффект на мистера Соумза.
Он пошатнулся, лицо его побледнело, приняв восковой оттенок постоянного обитателя тюремной камеры, и он задергался, расшаркиваясь и изо всех сил изображая почтительность.
— Садитесь! — прозвучал негромкий и, казалось бы, мягкий приказ, в котором, в то же время, ощущалась железная решимость.
Мистер Тед Соумз нырнул в машину, запотевшие стекла которой не позволяли видеть находившихся внутри. Машина тронулась, пересекла Верхнюю Тим-стрит, выехала на набережную и, набрав скорость, помчалась вдоль реки.
Мистеру Теду Соумзу оставалось только гадать, куда теперь приведет его судьба?
Позади остались Нижний Бассейн, затем Лаймхаус, потом Гринвич с его мачтами, реями и трубами с длинными шлейфами дыма над рекой. В общем, машина повторила в обратном направлении путь, проделанный «Джервис Беем», когда пароход поднимался по Темзе.
За Гринвичем с его шумными арсеналами эстуарий заметно расширился; широкие пляжи светлого песка улеглись между водой и сушей, словно дремлющие животные. О близости моря говорила катившаяся вверх по реке пенная волна, омывавшая сваи причалов.
— Вам знакомы эти глубины, мистер Соумз? Это речное кладбище, так как именно здесь река оставляет мертвецов, которых днями, может, неделями она несла на своих медленных водах.
Но вам нечего опасаться, мистер Соумз, мы уже оставили позади этот речной мавзолей.
Дальше начинаются морские пески, и они больше интересуются вами. Даже если это еще не само Северное море.
Машина продолжала мчаться к одиноким дюнам, над которыми вились только чайки, существа, мало занимающиеся человеком и его делами.
Тед Соумз, находившийся в машине, был бережно уложен на кожаный плед, чтобы не было риска оставить пятна на роскошных подушках из бежевого бархата.
Из его груди торчала рукоятка кинжала, и кровь уже перестала вытекать из раны…
Глава III
«Сердце Бхавани»
Несмотря на тысячу и одно уродство, у Лондона есть и один положительный момент: он сохранил в своих границах нетронутыми пятачки уцелевшего прошлого, незаметно приютившиеся у подножья многоэтажных гигантов в пятнадцать этажей, скопированных с чикагских небоскребов и жилых казарм прусского образца.
В этих заповедных уголках, таких, к примеру, как Ковент Гарден и его ближайшие окрестности, продолжают существовать небольшие домики и даже сады с лилиями и настурциями.
Можно только поблагодарить за это Господа, потому что иначе гигантский город стал бы, подобно Нью-Йорку, творением без души, гигантским трупом, которому только кошмарная аккумуляторная батарея обеспечивает внешние признаки живого существа.
Здесь дух Диккенса все еще носится над водами, подобно духу на время задремавшего божества. Мистер Пиквик опять возбуждает дело о водевиле перед большими париками Центрального уголовного суда. Сквирз продолжает заглядывать в харчевню «Голова сарацина», и это достойное заведение все еще освещается масляными лампами и свечами. Микобер с удивлением соображает, что его не собираются посадить в Маршалси за то, что он задолжал своему булочнику семь шиллингов. Тоби Вэк продолжает разносить письма с поздравлениями по случаю Рождества или Нового года. Грайд продолжает обворовывать папенькиных сыночков, а Монтегю Тигт все еще пытается стрельнуть монету в полкроны, подпрыгивая в своем рединготе из Вероны.
Сказанное выше вполне могло объяснить неожиданное ощущение покоя, родившееся в тревожном сердце Харлисона, когда он швырнул свою шляпу на великолепный сервант из черного дерева, полки которого заполняли вереницы фламандских пивных кружек из голубоватой глины, а потом осмотрел идеально, до блеска, чистую столовую, радушно встретившую его в доме на Найтрайдер-стрит. На столике стоял графин, точнее, кувшин, наполовину заполненный вином, сохранившим игру солнечных лучей. Это оказался великолепный портвейн, и Харлисон опрокинул, один за другим, два стакана.
Этой дозы ему оказалось почти достаточно, но, чтобы гарантировать себе великолепное настроение, он решил наполнить третий стакан, чтобы отпраздновать удачное завершение своего длительного путешествия.
— Эй, есть тут кто-нибудь? — крикнул он.
Лестничная клетка и анфилада комнат откликнулись гулким эхом, после чего восстановилась мертвая тишина, такая устойчивая, словно в доме кроме нее никогда ничего другого и не было.