— Кто же ты? — произнесла Таня. — Как тебя зовут?
— У меня два имени, — сказал он. — Но второе тебе лучше не знать. Так что можешь звать меня Маркиз.
— Маркиз? — удивилась она. — Как пуделя?
— Это пуделей называют в мою честь, — улыбнулся он. — Ну что ж… Говори свое желание.
— Не поняла, — Таня наморщила лобик. — Какое желание?
— Ну как же? — вновь улыбнулся Маркиз, и она заметила, что зубы у него необыкновенно белые, каких не может быть у взрослого человека. "Искусственные, должно быть", — подумала девочка.
— Ты позвала меня, и пришел. Я всегда прихожу, когда зовут. И выполняю одно желание.
"Значит, сказка может, все-таки, стать реальностью… Правда, не слишком-то он похож на прекрасного принца или доброго волшебника. Но кто сказал, что все должно быть именно так, как писали Андерсен и Шарль Перро?".
— Постой-ка, — Таня выдернула руки из жестких ладоней Маркиза и отступила на шаг. — Такого не может быть. Я же тогда не знала, как тебя зовут!
— Просто я был первым, кто тебя услышал. Тебе еще повезло, можно сказать. Кто угодно мог явиться на зов.
— Еще повезло, говоришь? — Таня отошла еще на шаг. — Значит, не такой уж ты и хороший?
— Верно, — он ухмыльнулся, точно эти слова были для него комплиментом. — Не каждый назовет меня добряком. Но я не собираюсь делать тебе больно.
— Правда?
— Конечно, — кивнул Маркиз. — Так что у тебя за желание?
— А ты… любое можешь исполнить?
— Нет. У меня только три направления. Богатство, любовь и месть.
— Месть? — сердце Татьяны затрепыхалось, как угодившая в силки птица. — То есть, ты можешь сделать плохо любому, на кого я укажу?
— Могу, — Маркиз посерьезнел. — Но не любому, нет. Лишь тому, кто действительно виноват.
— Есть один такой… человек, — ей понадобилось некоторое усилие, чтобы назвать так отчима. — Мой отчим… Он…
— Тсс! — Маркиз прижал к губам указательный палец. — Я знаю, что он с тобой сделал.
— Откуда ты можешь знать? — девочка изумленно уставилась на него. — Я никому не рассказывала.
— Шрамы воспоминаний кричат об этом, — Маркиз взял ее за руку и провел пальцами по изуродованному рубцами запястью. — Что ты хочешь, чтобы я с ним сделал?
— Убей его! — решительно сказала Таня. — И как можно скорее.
— Хорошо, — кивнул ее таинственный заступник. — Я убью его.
— Подожди, — Таня вспомнила о том, что у палки всегда есть два конца. — Это ведь не просто так? Не бесплатно?
— Ну разумеется, — кивнул Маркиз. — Я думал, ты знаешь.
— Я лишь догадывалась. И что же ты хочешь… взамен?
— Взамен, — произнес Маркиз, — я должен буду забрать тебя в Ад.
Ей на миг показалось, что торчавшие из его губы украшения начали шевелиться. Но это длилось недолго — всего-то доли секунды…
— Так ты — Дьявол? — спросила Таня. Почему-то она не испытывала никаких особенных чувств. И знала, что не удивится даже если он скажет "да".
Но этого не случилось.
— Назвать меня Дьяволом значило бы чрезмерно все упростить, — сказал Маркиз. — На самом деле я, конечно, мало связан с этим миром, хоть и довольно часто бываю здесь. Впрочем, когда-то все было иначе, ведь моя родина — Атлантида — располагалась, все-таки, на Земле…
— Атлантида?! — Таня даже забыла на миг о довлевшем над ее судьбой кошмаре. — Это сколько же тебе лет?
— Много, — усмехнулся Маркиз. — Очень много. Но предметом нашего разговора является не мой возраст. Ты по-прежнему хочешь смерти твоего отчима?
— Да. Знаешь, Маркиз, мне кажется, что Ад гораздо менее страшен, чем… то, что творится здесь…
— Не кажется. На самом деле Ад совсем не страшен. Пугающ — это да, но и то, лишь если смотреть на него издалека…
— Переоденься, — чирикнул Павел, едва за Таней закрылась дверь. — Что-то ты сегодня долго.
— Я… с девчонками играла после школы, — сказала девочка.
— Играла? Раньше я за тобой такого не замечал.
— Меня всегда зовут, — солгала она, — но я отказываюсь. А в этот раз не отказалась.
— Не делай так больше, ладно? — сказал он, воздвигшись над ней несокрушимой скалой. — Я же волнуюсь.
— Хорошо, — покорно согласилась она. — Я не буду.
— Вот и славненько, вот и умница, — проворковал отчим. — Переоденься.
Всякий раз, как это происходило, он заставлял ее надевать короткое бирюзовое платье — такое же, как то, что было на ней три года назад, в тот самый день, когда жизнь разделилась на "до" и "после". Партию таких платьев он закупал в начале каждого месяца — по одному на день. Ежедневно отчим швырял девочку на диван (но делал это осторожно, так, чтобы она не повредила себе ничего). Потом мгновенно оказывался рядом и начинал разрывать платье. Все как тогда. Только теперь это было уже не изнасилование, а обоюдная игра в него. Игра, максимально приближенная к реальности…
Его не останавливало ничто. В дни менструаций ей приходилось ублажать отчима другими способами, и она была поистине счастлива, когда кровотечение прекращалось.
Таня переодевалась, а он — обнажался. Тело его было рыхлым, мучнисто-белым, зернистым. Таня словно впервые увидела, насколько же он отвратителен. К ней вдруг пришло нежданное озарение — этот человек, похожий на слепленную из творога угловатую фигурку, все запланировал заранее…
Он женился на матери Тани не потому, что любил эту женщину. Целью его прихода в их семью с самого начала было хрупкое тело дочери. Он скупил все комнаты в коммуналке, чтобы избавиться от лишних свидетелей. И долго ждал, покуда Таня достаточно созреет, чтобы удовлетворять его позорным наклонностям. А когда решил, что время пришло, устранил единственную преграду, способную помешать ему осуществить задуманное. Он отравил жену, подмешав в вечернее вино какой-то нераспознаваемый яд, спровоцировавший сердечный приступ. И, едва закончились все похоронные дела, совершил то, к чему все это время стремился, овладев оставшейся в его безраздельной власти девочкой. Никто не стал подозревать его в убийстве за отсутствием явных мотивов. Квартира и так принадлежала ему, семейный бизнес тоже. И любовниц у него не было. А под крышку черепа не заглянешь…
Таня не смогла бы сказать, откуда взялось это знание, но в том, что ее мысли на сто процентов совпадают с реальным положением дел, она не сомневалась.
— Маркиз! — выкрикнула Татьяна.
За спиной у отчима возникла фигура в черном плаще. Сын Атлантиды бесшумно стянул перчатки. Увидев, что было скрыто под ними, девочка вздрогнула.
— Маркиз? — ухмыльнулся Павел. — Да, я такой. А ты, я смотрю, дрожишь вся. Кажется, тебе, наконец, начало нравиться?
— А вот тебе вряд ли понравится то, что с тобой сейчас сделают, — с неожиданной властностью в голосе произнесла девочка. Ее и саму удивил тон, с каким она это сказала.
— Что?! — взгляд отчима непроизвольно устремился к двери в коридор. Он-то подумал, конечно, что падчерица решилась заявить на него в милицию. Но стражей порядка в коридоре не было, и у насильника, который еще не знал, что следствие, суд, приговор, и даже тюремный "петушатник" — далеко не самое страшное, что может произойти с таким, как он, гора свалилась с плеч. А в следующий миг на эти плечи лег вполне реальный и осязаемый груз. Ладони Маркиза. Под перчатками тот прятал не шрамы и не блатные татуировки. То были белые кости — пальцы скелета, что совершенно непостижимым образом продолжали двигаться.
Толстяк взвизгнул, словно поросенок, которого тяпнула за окорок злая шавка. Маркиз развернул его к себе лицом. Теперь уже для Павла настало время дрожать.
— Кто… Что… — забормотал Танин отчим, глядя в холодные глаза своей смерти. — Не может…
Сопротивляться он даже не пытался. Да и не смог бы — сил это творожистого тела хватало лишь на то, чтобы управляться с малолетней падчерицей.
— Может, — правая рука Маркиза приблизилась к его лицу. Раздался истошный визг. Теперь если и поросенок — так уж поджариваемый заживо. Таня не видела, что делает Маркиз, но понимала — отчиму приходит конец.
Потом она увидела.
— За что?! — Павел безвольно выл и трепыхался.
— Смотри, — произнес Маркиз, выпростав правую руку из-за грузного белого тела. На костяные пальцы были нанизаны сочащиеся розовым соком глаза Павла. Татьяна была уверена — она знала — глаза сейчас смотрят на нее и… продолжают видеть.
— Вот за что, — атлант принялся в буквальном смысле слова разбирать человека на части, срывая с него пласты мяса и жира, выламывая кости и выдергивая кишки. Девочка, раскрыв рот, наблюдала за происходящим. На что она ненавидела отчима, но при виде такого конца ей на миг даже стало жаль этого ничтожного человека.
Впрочем, как и остаток его жизни, это продолжалось недолго. Не прошло, должно быть, и минуты, а на полу посреди гостиной вместо мерзкого толстяка возникла куда более мерзкая, источавшая невероятное зловоние куча его останков.
"Что же теперь будет со мной? — с запоздалым ужасом подумала Таня. — Меня ждет Ад, и там наверняка уже приготовили что-нибудь наподобие. Только в Аду это будет длиться не минуту, а целую вечность".
— Ну что ж, — Маркиз натянул перчатки и, перешагнув через дымящееся месиво из плоти, костей и внутренностей, приблизился к ней. — Здесь нам больше нечего делать. Идем.
— Постой. Я хочу спросить кое-что, — Таня начала думать, сумеет ли она убежать. Да и можно ли вообще убежать от Ада?
— Спрашивай.
— Что меня ждет в Аду? Котел с кипящей смолой? Крюки и цепи? Вечное негасимое пламя?
Маркиз расхохотался.
— Это если бы он, — посланник Ада указал на то, что осталось от Павла, — попал туда, то познакомился бы со всем этим и со многими другими аксессуарами того же толка. А ты… ты будешь вместе с нами — жителями Ада — кататься на качелях сделанных из лиан и отдыхать на увитых плющом скамейках, наслаждаясь пением райских птиц…
— Но ведь это же как раз то, о чем я всегда мечтала! — радостно воскликнула девочка.
— Вот видишь, — улыбнулся Маркиз. — В жизни бывают и удачные совпадения. Идем же, — он взял ее за руку. Обоих окутало серебристое сияние. Через мгновение они исчезли. Лишь бирюзовое платье осталось лежать на полу, в шаге от груды человеческих ошметков.
Это было громкое дело. Смерть респектабельного бизнесмена, исчезновение его малолетней приемной дочери… Впрочем, особо громким дело стало лишь из-за способа, которым лишили жизни Павла Ковалева. Складывалось впечатление, что его заставили проглотить противотанковую гранату, а после, потянув загодя привязанную к ней леску, выдернули чеку…
Основной версией было предположение о появлении в городе банды сатанистов. Такой вариант идеальным образом объяснял жуткую картину, которую являло собой место преступления. Да-да, безусловно, сатанисты. Кто, как не эти сумасшедшие изверги, мог сотворить подобное с живым человеком? Это они раскурочили его тело, воспользовавшись каким-то чудовищным тайным кодовским оружием. А дочку похитили для своих отвратительных ритуалов. Страшно даже подумать, что могут сотворить с ней в затхлых питерских катакомбах, помнящих еще первых строителей города…
Да, то была основная версия. Она таковой и осталась, ибо за минувшие с тех пор годы вялотекущее расследование не сдвинулось с мертвой точки ни на йоту.
ИНТЕРЛЮДИЯ ЧЕТВЕРТАЯ
— Ну, как тебе такое? — спросил Эйнари, закончив рассказ.
— Двойственное ощущение, — подумав, сказала девушка. — С одной стороны, это страшно — то, что сделал Маркиз. А с другой — он все сделал правильно. Таких негодяев надо наказывать. Я бы встала с Маркизом плечом к плечу.
— Ты даже не усомнишься в существовании Ада? — лукаво промолвил Тойвонен.
— Я усомнилась бы, если не одна фраза, — глядя ему в глаза, произнесла Ангелина. — Шрамы воспоминаний… Наше с тобой общение как раз с нее и началось. Я ведь и раньше это слышала. А информация, полученная из двух, не связанных друг с другом источников, уже на семьдесят процентов может считаться достоверной.
— На журналиста учишься?
— Да. А как ты догадался? Не только журналисты умеют определять степень правдивости полученных сведений.
— Но только журналисты все время помнят главные критерии. Кстати, могу порекомендовать одно хорошее издание. Думаю, тебя там примут с распростертыми объятиями.
— Буду признательна. Слушай, выходит, тот парень в метро — ну, который первым спросил меня о шрамах — он тоже был одним из них? Из жителей Ада?
— Возможно, — пожал плечами Тойвонен. — Или одним из знающих. Мне нужно увидеть его, чтобы сказать наверняка.
— Ну, это я вряд ли смогу устроить, — улыбнулась Ангелина. Она не стала спрашивать, кто такие знающие — должно быть, сама догадалась. — Да и незачем, наверное.
— Это точно, — кивнул скандинав. — Есть еще вопросы?
— Конечно! Мне показалось, что Ад, о котором говорил Маркиз, мало связан с библейской преисподней…
— Он вообще не имеет к ней отношения, — сказал Эйнари. — Но то, о чем написано в Библии и прочих христианских книгах, тоже существует, хоть и выглядит несколько иначе. А вообще Адов очень много. Само же это слово в переводе с одного из древних языков означает "Путь".
— Путь? Но куда?
— К тому, что было утрачено давным-давно, — грустно вздохнув, сказал Тойвонен. — К способности жить в мире друг с другом. К гармонии и любви…
— Ад — путь к гармонии и любви? — Ангелина взглянула на него с недоверием. — У меня скоро мозг вскипит. Мы все больше удаляемся от реальности.
— Напротив, мы к ней приближаемся, — возразил Эйнари. — Правда, порой приближение это кажется мне бесконечным.
— То, что ты сейчас говоришь, слишком сложно для меня, — призналась девушка.
— Тогда, может, сделаем перерыв?
— Ни в коем случае! Твои истории — они ведь как наркотик.
— Что ж, давай завтра уменьшим дозу и позволим твоему мозгу немножко передохнуть. Расскажу кое-что попроще. Без всяких вампиров и демонов…
Глава 5
ЭНТОМОЛОГИ
Обшарпанный троллейбус притормозил у остановки, слегка обдав грязной водой из лужи обувь толпившихся в ожидании посадки людей. Передняя дверь открылась, и из троллейбуса вышли четверо: полноватая девушка в красном платье, хмурый небритый кавказец, плечистый парень в кожаной куртке, и "божий одуванчик" с набитой продуктами авоськой. Девушка сразу пошла в сторону площади Ленина, горец остановился у табачного киоска, а молодой человек, подсобив бабульке сойти с подножки, бодро двинулся через парк по направлению к громоздящейся над потемневшими от времени пятиэтажками белоснежной высотке.
Имя его было Константин Шаталов. Он учился на биологическом факультете РГУ. В университете Костя познакомился с профессором энтомологии Романом Григорьевичем Родиным, в гости к которому сейчас и шел.
Будь Родин типичным занудливым "преподом", натужно выдавливающим из себя заученный текст, он вряд ли вызвал бы у Шаталова что-то, кроме усмешки. Но объем знаний и мастерство ритора, которые раз за разом демонстрировал Роман Григорьевич, просто потрясли Костю — он всегда уважал просвещенных людей. "Как здорово этот человек знает свою науку", — изумленно подумал Константин, случайно услышав однажды, как Родин беседует с каким-то аспирантом. Вспомнив, что в детстве он и сам увлекался энтомологией, Костя решил тряхнуть стариной и записался на родинский спецкурс.
Многие из слушателей сомневались — а так ли уж умен профессор Родин? Наверняка есть в науке о насекомых области, которых он не объял своим фантастическим интеллектом, — думали они. И штудировали специальную литературу с целью подначить Родина и развенчать миф о его всеведении. Но на каверзные вопросы студентов профессор отвечал без запинки, мгновенно припоминая самые малоизвестные факты, нарытые студентами в справочниках, энциклопедиях и дореволюционных монографиях. Довольно скоро выяснилось, что никакого мифа не существует, — в том, что касалось насекомых, Родин действительно был всеведущ. Слушая его, можно было даже поверить, что энтомология — наука всех наук, а ее адепты — самые востребованные специалисты в мире.