– Ага, как вспомню, так вздрогну, – усмехнулся он наконец. – Трикс, и все же, веди себя сдержаннее, очень прошу. Если не ради моей репутации, так ради своей!
– Полагаешь, меня кто-то узнал? Кроме твоих коллег, конечно, – фыркнула я. – Кавалер знал меня под именем Трикси, а таких Трикси на любом танцполе – море… Ну а я сейчас приеду домой, смою макияж, переоденусь и снова стану добропорядочной старой девой нэсс Ирритор… фу, это же оксюморон!
Виаторр только вздохнул и потянулся поцеловать меня на прощание. Ему предстояла бессонная ночь
– Тори, пообещай, что постараешься хоть немного… хм… расстегнуть эти свои доспехи долга, мундир чести и… что там под ними? Прадедушкины кальсоны со штрипками? – сказала я ему на ухо, крепко обняв за шею. Краем глаза я видела: два полисмена с интересом наблюдают, как девица в серебристом платье обнимается с их начальником, и не смогла удержаться. – Ради меня…
– Хорошо, я попытаюсь, – сказал он и тоже обнял меня. – Но и ты… Трикс, у тебя спина совершенно ледяная, простудишься! Немедленно езжай домой!
– Я уже не здесь, – заверила я, и поцеловала его в щеку очень близко к губам.
За моей прической и слегка поникшим пером никто бы ничего не разглядел, но… объятие и то, как я синематографично сперва привстала на цыпочки, прижавшись к Виаторру всем телом, а потом согнула одну ногу в колене, о многом сказали бы стороннему наблюдателю. Жаль, рядом не было фотографа!
Вот так, немного испортив безупречную репутацию родному брату, я запрыгнула в автомобиль и была такова. Правда, еще крикнула на прощанье:
– Захвати мое манто!
Завернув за угол, я остановилась, достала с заднего сиденья шоферскую куртку, оделась и до дома ехала в тепле и комфорте.
3.
Назавтра, как следует выспавшись и плотно позавтракав, я села за работу, благо начало нового романа уже вертелось у меня в голове. Ближе к обеду проснулся Виалисс и вернулся Виаторр, серый от усталости. На мой вопросительный взгляд он только развел руками:
– На редкость приятная для такого контингента девица оказалась. Серьезных конфликтов у нее ни с кем не случалось, примой она вовсе не была, ее ставили в центр просто как самую рослую, в другом составе есть еще одна такая… Богатого покровителя не имела – товарки мигом бы это подметили, постоянного кавалера – тоже. Остается, правда что, искать тайного поклонника!
– Или маньяка, – с чувством произнес Виалисс, подкладывая себе пару отбивных. – Помните, еще в прошлом веке в столице орудовал такой, убивал женщин легкого поведения? Так его и не поймали, хотя подозреваемых хватало! Может, и тут то же самое? Выбирает высоких танцовщиц, чем не версия? Ты б проверил по другим заведениям, Тори, не пропадали ли у них девицы…
– Вот только маньяка мне и не хватало, – устало ответил Виаторр и даже не попросил не совать нос в его служебные дела, что само по себе о многом говорило.
Когда он уехал обратно в управление (помимо убийства танцовщицы других дел хватало, и никто их с Виаторра не снимал), мы с Виалиссом переглянулись.
– Ты думаешь о том же, о чем и я, сестренка? – спросил он, с хрустом откусывая сразу половину яблока. Вместе с червяком, я видела, но не стала говорить: такие мелочи Виалисса никогда не смущали. Тем более, червяк плохой фрукт есть не станет. И вообще, он – тоже мясо.
– А о чем думаешь ты, братец? – поинтересовалась я и тоже взяла яблоко. Теперь мы хрустели в унисон.
– О том, что наш бедный полицейский вряд ли распутает это дельце, – честно ответил Виалисс и сжевал огрызок вместе с семечками и сухим хвостиком. Он считал, что серединка в яблоке – самое вкусное. – У него воображения не хватает, в вашей парочке оно целиком досталось тебе. Ну ладно, девять десятых.
– Именно так, – скорбно кивнула я, посмотрела на свой огрызок и отдала брату. У нас безотходное производство, я же говорила.
– И как ты думаешь действовать?
– Есть у меня один план…
Я подвинулась поближе к Виалиссу и заговорила ему на ухо, а то ведь Адита услышит и доложит Виаторру, что мы строим заговор! Виалисс кивал и хихикал, время от времени вставляя ценные замечания и уточнения.
– Годится, – одобрил он наконец. – Тогда я чуть попозже вечерком отправлюсь пощипать цыпочек, а ты приступай прямо сейчас. Приличные деловые дамы по вечерам в одиночку не разъезжают!
* * *
Когда я приехала к «театру народного танца», оцепление давно сняли, зевак не было, вывеска еще не сияла огнями, дворник уныло мел улицу перед входом, а у дверей скучал давешний швейцар.
– Простите, нэсс, закрыто, – преградил он мне путь, когда я решительно поднялась по ступеням.
– Я понимаю, – кивнула я и сдвинула пенсне на кончик носа. Это пенсне, а также строгая прическа, шляпка, деловой костюм и портфель вкупе с соответствующим макияжем делали меня много старше моих лет. – Однако я хотела бы поговорить с вами, нэсс.
– Со мной? – удивился он. – Может, с управляющим? Хозяин-то уехал…
– Нет-нет, с ними – позже. Сперва – именно с вами. Надеюсь, вам не попадет, если вы отлучитесь на несколько минут? Вернее даже, не отлучитесь, а войдете внутрь и впустите меня?
– Но… не положено…
– Нэсс, – твердо сказала я, и свернутая банкнота перекочевала из моей руки в его карман, – поймите меня правильно. Убитой девушкой интересовалась одна… хм… особа. И эта особа прекрасно осознает, что полиция спустит дело на тормозах, тогда как хотелось бы достичь полной ясности. Так понятнее?
– А, так вы из частных!.. – радостно начал он, но осекся, когда я грозно шикнула, и продолжил, понизив голос: – Частных сыщиков? Так бы сразу и сказали…
– Я всего лишь помогаю шефу собирать информацию, – пояснила я. – Неужто вы полагаете, будто женщина может быть сыщиком?
– Да по нынешним временам чего только не бывает… – почесал швейцар в затылке. – Ну, стало быть, что вы хотели-то?
– Войти и осмотреть место преступления, – напомнила я. – И задать вам несколько вопросов, правдивые ответы на которые будут в должной мере вознаграждены. Я понимаю, что не обо всех перипетиях закулисной жизни девушки и персонал готовы поведать полиции, но мой наниматель гарантирует конфиденциальность. Его интересует только убийца.
– Так это… девушки репетируют.
– Не страшно, с ними все равно будет разговаривать другой сотрудник. Вряд ли они проникнутся симпатией ко мне!
– Это уж точно, – невольно ухмыльнулся швейцар и пригладил пышные усы, – уж больно вы на классную даму похожи, нэсс, не в обиду будет сказано.
– Вот именно, – серьезно сказала я. – Поэтому меня отправляют к людям солидным, серьезным и наблюдательным, вроде вас, а не к юным вертихвосткам: к ним нужен совсем иной подход, и на то у нас есть подходящие сотрудники.
Да уж, если Виалисс не сумеет разговорить «цыпочек», придется сдать его в утиль!
– Идемте, – он отворил дверь, – я изнутри закрою. Небось, никто важный не явится, а явится, так позвонит.
Сейчас в театре было пустынно и очень… тоскливо, что ли? И не в убийстве дело, хотя, конечно, и оно наложило свой отпечаток на атмосферу этого места. Просто сейчас, когда не сияли люстры, не звучала музыка, не было слышно гула голосов и смеха, не сновали туда-сюда расторопные официанты, театр напоминал старую шарманку. Когда придет время, ручка повернется, снова задвигаются фигуры, зажгутся огни, раздастся привычный мотив, но пока…
Я поймала себя на том, что по неистребимой привычке быстро записываю впечатления в блокнот. Впрочем, неважно, вряд ли швейцар обучен стенографии.
– Итак, нэсс…
– Лиден.
– Нэсс Лиден, – кивнула я. – Вчера вы, как обычно, несли вахту у дверей, так?
– Да, нэсс, и мне пришлось несладко: так и норовил прорваться кто-нибудь, кто столик не заказывал!
– Но не прорвался?
– Нет, нэсс, у меня мышь не проскочит! – Лиден скосил глаза, и я вспомнила слова Виаторра. – Двоих буквально дверью прищемил, пытались за господами проскочить, еще парочку за шкирку вынес и пинком с крыльца наладил, чтоб неповадно было…
Я оценил разворот могучих плеч швейцара и согласилась, что это ему вполне под силу.
– Служили?
– Да, нэсс, во вспомогательных войсках. Снаряды таскал, окопы копал, конные обозы водил, в госпитале помогал раненых носить, много еще чего… Для другого у меня глаза не того… – вздохнул он. – Может, и к лучшему – жив остался.
– Ясно…
Я задала еще несколько вопросов касаемо убитой (звали ее, как выяснилось, Аден Фирр, брат-то мне не сказал!), выслушала, какой она была веселой и приветливой, а потом Лиден сказал:
– Сдается мне, имя-то у нее фальшивое было.
– Наверняка у большей части девиц сценические псевдонимы, – пожала я плечами.
– Да не так, нэсс! Там понятно: рыжую вон звать Мирой Фок, так она называется Муриллой Фоккертиль, ну и остальные так же, чтоб покрасивее и позатейливее, – пояснил он. – А эта и по документам Аден Фирр.
– Ну так повезло ей, сразу подходящее имя досталось.
– Может, и так, нэсс, да знаете… постоишь тут с моё… – он снова почесал в затылке, – начнешь примечать. Сдается мне, Аден вовсе не из таких вот Мир была. Пожалуй, даже хорошего рода. Иногда как возьмется знатную нэсс изображать – ну ведь один в один, а другая кривляется – а толку нет!
– Хорошие актерские данные, – предположила я, но взяла это на заметку.
– И еще – ей тут нравилось, взаправду, – добавил Лиден. – Многие ж как приходят: думают, попляшу годик-другой, деньжат скоплю – и обратно на ферму, замуж. Как бы не так… затягивает это. А Аден вроде другого ничего и не хотела, радовалась, что сюда попала, всегда с огоньком выступала!
– Говорю же, прирожденная актриса. Ей бы к хорошему импрессарио попасть, вышел бы толк.
– Так твердили ей: сходи попробуйся в настоящий театр… или вон в синематограф набирали девиц! А она ж была рослая, всё при ней, не то чтобы красавица, но видная, хорошо бы смотрелась… Нет, упёрлась – остаюсь тут, и всё, – он перевел дыхание и добавил: – Я как-то спросил: ты что ж, думаешь до старости ноги на сцене задирать? Скоро молоденькие подрастут, а вас всех попросят отсюда, и что тогда?..
– А она что сказала? – насторожилась я.
– Засмеялась и говорит: а с чего ты взял, что я до старости доживу? – вздохнул он. – По плечу меня потрепала и убежала.
«Час от часу не легче! Неужто в самом деле кто-то ее преследовал?» – подумала я, но дальнейшие расспросы ничего не дали. Да, Аден встречалась с разными мужчинами, но не всерьез. О будущем не думала, жила одним днем, а больше всего напоминала человека, вырвавшегося на свободу если не из тюрьмы, так из душной комнаты… А вот это интересно!
– Ну хорошо, оставим пока это, – сказала я. – Открою вам секрет: полиция считает, что в Аден стреляли откуда-то от самых дверей…
– Быть не может! Я бы и услышал, и уви… гхм… – смутился Лиден. – Ну, я всегда же захожу посмотреть, управляющий не ругается. Двери-то я запираю! И стою подле них, а внутри или снаружи, без разницы, все равно никого постороннего не впущу! И я хоть и косой, но не слепой, и если б кто где-то рядом со мной стрелять вздумал, заметил бы!
– Вот и мы так подумали, – кивнула я и огляделась.
Зал был устроен небольшим амфитеатром, всего три яруса: тот, что возле сцены, самый большой, он же танцпол, второй – наиболее узкий, и третий, откуда до дверей было рукой подать. Так может…
Я подошла к одному из столиков и посмотрела на сцену, где репетировал кордебалет, но вяло, без огонька: девушкам явно страшновато было плясать на том месте, где ночью лежала их убитая подруга.
– Нэсс Лиден, а эти столики всегда стоят вот таким образом? – указала я карандашом.
– Ну да, так, чтобы и зрителям удобно было, и официанты могли пройти и никому не помешать смотреть, и не задеть.
– Точно-точно всегда? Не бывало такого, чтобы вот этот, – я указала на один из них, стоявший ближе к центру, – или этот передвигали?
– Нет, ну немного-то всегда двигают, потому как зрители же буйные бывают, вскакивают там… Иногда компания приходит, вместе составляют, – нахмурился он. – А хотя…
– Ну же?
– Да один нэсс просил меня подвинуть ему столик, чтобы лучше видеть сцену, – произнес швейцар, – да-да… Он всегда садился тут, каждый раз. Я как-то не удержался, спросил, мол, чего поближе-то не сесть, а он сказал, что у него зрение так хитро испортилось, что ему издалека видно лучше, чем вблизи, вот. Ну и одним глазом он лучше видит, надо, значит, немного подвинуться. А мне что, мне не трудно, тем более, на чай он всегда щедро оставлял!
Я заставила себя сдержаться и спросила:
– А больше за ним никаких странных привычек не водилось?
– Да вроде бы нет… – подумав, ответил Лиден. – Пил мало, из закуски такие маленькие бутербродики обычно брал, забыл, как называются, на палочках. А! Еще он трость на стол клал!
– Да что вы говорите? – голос у меня задрожал от возбуждения.
– Ага, клал. Потом официанты ругались, что стол поцарапан, вот тут, видите, – указал швейцар. – Как ни полируй, все равно заметно! Но этот нэсс говорил, что если трость приставить к стулу, она вечно падает, а поднимать ее ему тяжело, вот и… Ну да не переломятся официанты тряпкой махнуть, говорю же, он щедрые чаевые давал!
– Так… Нэсс Лиден, а подвиньте, пожалуйста, этот столик так же, как для того зрителя, – попросила я. – О, да он тяжелый! Я бы сама не справилась!
– Ага… он тоже не мог, – пропыхтел швейцар. – Нарочно на кованых ножках заказали, чтоб посетители не враз опрокинули, если драка начнется. Но все равно опрокидывают, спасибо, хоть не швыряются ими… Прошу, нэсс!
– Благодарю, – кивнула я и села за столик.
Теперь мне открывался прекрасный обзор почти на центр сцены, разве что немного левее… и выше необходимого. Я покосилась на царапины на столе. Что бы такого положить вместо трости? Да зонтик же! Какая приличная деловая дама выйдет из дома без зонтика? Обычно он страшно мешает, но теперь вот пригодился…
Я положила его между двумя глубокими царапинами, пригнулась… Да! Именно так всё и было!
– Благодарю вас, нэсс Лиден, вы оказали неоценимую помощь следствию, – церемонно сказала я, встав и оделив швейцара еще одной банкнотой. – Надеюсь, вы понимаете, что никому не следует знать об интересе некой особы к этому трагическому происшествию?
– Не извольте беспокоиться, нэсс, понятие имеем, – серьезно ответил он и открыл мне дверь.
Что ж! Оставалось узнать совсем немного, и я возблагодарила мироздание за то, что в наше время не нужно писать письма и месяцами ждать ответа или самой ехать невесть куда, а достаточно отстучать несколько телеграмм и сделать пару телефонных звонков.
Писательское ремесло сродни сыщицкому: никогда не знаешь, какой человек может пригодиться, и моя записная книжка – размером с том Всемирной энциклопедии. Вот и теперь, стоило полистать ее, и люди, способные снабдить меня необходимой информацией, отыскались. Разумеется, без денежного перевода тоже не обошлось, но оно того стоило…
Вернувшийся к утру Виалисс подтвердил всё сказанное швейцаром: девушки рассказали об Аден Фирр то же самое, и обслуга. Можно было приниматься за работу уже по-настоящему.
* * *
Через несколько дней, когда я сосредоточенно вычитывала новый роман на предмет ошибок и опечаток (когда сюжет сложился, я пишу очень быстро, но вот качество может пострадать, когда я второпях промахиваюсь по клавишам), Виаторр пришел мокрый насквозь – лил дождь, а брат, как и я, ненавидит зонты.
Когда он немного обсох и спустился в гостиную, мрачнее тучи, то первым же делом углядел на журнальном столике мою рукопись.
– Что, очередной шедевр? – спросил он.
– Да, – ответила я без ложной скромности. – И я очень тебя прошу, взгляни на текст! Там объясняются кое-какие причины преступления, и мне хотелось бы, чтобы такой профессионал, как ты, проверил, нет ли там откровенных глупостей… Ну пожа-а-алуйста, Тори, очень тебя прошу!
Тяжело вздохнув, Виаторр взял рукопись, нахмурился при виде названия – «Меткий стрелок», – и пролистал.