— Ты знаешь Киллиано? — спросил я, пока мы шли в мой номер по толстому ковру.
— А мне казалось, твои мысли только обо мне, — с упреком сказала она.
— У меня замечательный мозг. Он способен думать о двух вещах сразу.
Я открыл дверь, и мы вошли в номер. Она так и не ответила на мой вопрос. Когда я закрыл дверь, то вдруг обнаружил, что мой мозг не настолько совершенен, чтобы думать обо всем сразу.
Мисс Уондерли освободилась из моих объятий, но не настолько быстро, чтобы я не успел прошептать ей кое-что на ушко.
— Не забывай, мы пришли, чтобы полюбоваться видом с балкона, — прошептала она, но по тому, как высоко вздымалась ее грудь, я понял, что она, как и я, возбуждена до предела.
— Панорама стоит того. — Взявшись за руки, мы прошли на балкон. По пути я мельком глянул в зеркало и отметил, что губы испачканы помадой, но это не было мне неприятно.
Мы стояли на балконе. Луна была похожа на тыкву. Движения на дороге почти не было, лишь два автобуса проехали по маршруту. Я расстегнул пуговицы ее блузки. Мисс Уондерли доверчиво прижалась ко мне и взяла за руки.
— Я не хочу, чтобы ты подумал, что я занимаюсь этим с кем попало, — тихо прошептала она.
— Все в порядке. Я хочу, чтобы эта ночь принадлежала только тебе и мне.
— Я знаю, но хочу, чтобы ты поверил мне…
— Я никому не верю.
Она закинула руки мне на шею, глядя в глаза. Мы долго стояли обнявшись, и это было приятно. Затем я перенес ее в комнату и уложил на кровать.
— Подожди, — шепнул я. Я быстро разделся в ванной, надел шелковый халат и вернулся в гостиную. Подойдя к бару, я открыл его и обнаружил подарок Киллиано: четыре бутылки скотча, бутылку бренди и бутылку ликера. Прихватив бутылку бренди, я вернулся в спальню.
Она лежала в постели. Ее волосы рассыпались по подушке и сияли нимбом. Она улыбнулась.
Я наполнил два бокала и один протянул ей, отпив из второго. У бренди был отменный букет.
— За тебя и меня, — сказал я.
— Нет, только за тебя, — прошептала она.
— Нет проблем! А потом за тебя.
Я выпил.
Она поставила свой бокал на ночной столик, не прикоснувшись к напитку. Ее темные глаза внимательно следили за мной.
Я глянул на нее, чувствуя холод, прокатившийся по спине.
— Я должен был это предусмотреть, — только и успел сказать я. Спальня начала медленно кружиться, затем опрокинулась на меня. Мысль о подарке Киллиано была последней.
Я смотрел в потолок. Лампы постепенно гасли, как в кинотеатре перед началом сеанса. Я не мог даже пошевелиться, тело совершенно не слушалось меня. Я скорее почувствовал, чем увидел, что мисс Уондерли поднялась с кровати. Я хотел сказать ей, чтобы она была осторожной и не простудилась, но язык мой превратился в кусок тряпки…
Я слышал голоса — мужские голоса. Чьи-то чужие тени шевелились на стене. Я медленно погружался в темную бездну.
6
Я начал карабкаться по стенам темного колодца, пока не увидел слабый свет, едва брезживший на самом верху. Мне было нелегко это делать, но я старался, так как рядом кричала женщина. Внезапно я достиг края колодца. Солнце меня ослепило. Кто-то стонал, и внезапно я понял, что слышу собственный стон. Я попытался сесть, и мне показалось, что мой череп сейчас разорвется. Я схватился за голову обеими руками; матерно ругаясь, пытался успокоить боль. Женщина продолжала орать так, что кровь стыла в жилах. Несмотря на то, что пол ходуном ходил под ногами, мне все же удалось сделать несколько шагов. Казалось, меня поразила молния. Я дошел до двери спальни и выглянул в гостиную.
Мисс Уондерли стояла, вжимаясь в противоположную стену, совершенно голая, с широко раскрытым ртом. Увидев меня, она заорала октавой выше. У меня было такое ощущение, что голова моя забита ватой, но вопли девушки пробивались сквозь ее толщу, с трудом доходя до сознания. Я заскрипел зубами. С мисс Уондерли мой взгляд перешел на ковер.
Джон Херрик лежал на спине, а согнутые в локтях руки указывали в потолок, кулаки сжаты. Его лоб был разбит, и почерневшая кровь запачкала седые волосы, образовав зловещий ореол вокруг головы.
В дверь номера энергично стучали, кто-то кричал. Мисс Уондерли конвульсивно вдохнула воздух и вновь принялась вопить.
Я пересек гостиную и отвесил ей сильную оплеуху. Ее глаза закатились, и она, как сноп, повалилась на пол.
Дверь широко распахнулась. Мне показалось, что огромная толпа ввалилась в номер. Люди замерли, не сделав и двух-трех шагов. Они смотрели на меня, на мисс Уондерли, на тело Джона Херрика… Я смотрел на них. Тут были служащие отеля, детектив отеля, пара женщин в вечерних платьях, трое мужчин в пижамах, упитанный мужчина в пиджаке. Впереди стоял незнакомец в габардиновом костюме, чью мерзкую рожу я запомнил еще в казино. Женщины при виде тела принялись кричать. Я смотрел на них молча. Это почему-то обозлило типа в габардиновом костюме.
— Выбросьте этих сучек отсюда! — заорал он. — Быстро! Быстро! Вон!..
Коридорный клерк и детектив отеля остались, но всех прочих выпроводили из номера. Когда дверь за ними закрылась, тип в габардине повернулся ко мне.
— Что здесь происходит? — угрожающе спросил он, сжимая кулаки и выставив вперед подбородок. По идиотскому вопросу я сразу сообразил, что это коп.
— Я бы тоже хотел это знать, — устало сказал я. Слова с трудом выходили из меня, мне казалось, что рот набит большими круглыми камнями.
Двигаясь, словно он находился в церкви, детектив прошел в спальню и вскоре вернулся, неся покрывало. Им он стыдливо прикрыл мисс Уондерли, лежащую в неестественной позе.
— Кто он? — требовательно спросил тип в габардине, поворачиваясь к коридорному клерку. Служащего, казалось, сейчас стошнит, лицо бедняги позеленело.
— Это мистер Честер Кейн, — ответил он дрожащим голосом.
Эти слова, казалось, пробудили типа с мерзкой рожей.
— Вы уверены в этом?
Коридорный кивнул.
Тип повернулся, внимательно глядя на меня.
— Твоя репутация нам прекрасно известна, — сказал он. — Я Флаггерти, инспектор уголовной полиции. — С тобой покончено, Кейн! Больше тебе не отвертеться!
Я знал, что нужно что-то сказать, иначе этот коп пришьет мне убийство.
— Вы сумасшедший. Я не делал этого.
— Когда я нахожу мошенника с репутацией как у тебя рядом с телом убитого человека, нет необходимости проводить расследование, — ухмыльнулся Флаггерти. — Ты арестован, так что будет лучше, если начнешь рассказывать.
Я пробовал найти выход из создавшегося положения, но мозг напрочь отказывался соображать. Чувствовал я себя неважно. Боль толчками билась в голове.
Коридорный отвел Флаггерти в сторону и что-то зашептал. Но коп вначале не хотел слушать. Я услышал обрывок предложения, где упоминалось имя Киллиано. Казалось, это имя произвело впечатление на Флаггерти. Он с сомнением посмотрел на меня и пожал плечами.
— Хорошо, — сказал он коридорному. — Но это даром потраченное время.
Клерк вышел из номера. Он должен был пробивать себе дорогу сквозь толпу, которая собралась за дверью. Трое или четверо особенно настырных пытались проникнуть в номер, но Флаггерти захлопнул дверь перед их носом. Затем он подошел к окну и выглянул наружу.
Детектив отеля дотронулся до моей руки. Он подал мне бокал виски. Я взял и залпом выпил, так как это было именно то, в чем я нуждался. Протягивая ему пустой бокал, я заметил, что не мешает повторить. Парень снабдил меня еще одной порцией. В его глазах светились ужас и раболепство, и он глупо улыбался мне.
Совершенно неожиданно вата, которой, как мне казалось, была заполнена моя голова, исчезла. Боль прекратилась, и я почувствовал себя настолько хорошо, насколько это вообще было возможно в подобных обстоятельствах. Я попросил у детектива сигарету, и он дал мне ее. Его толстая волосатая рука дрожала.
— Прекрасно, пусть этот мерзавец придет в себя, — проворчал Флаггерти, стоя у окна. Он внимательно следил за мной, держа под прицелом короткоствольного автоматического пистолета. — Без шуток, Кейн! Я слишком хорошо знаю твою репутацию.
— Как скажете! — ответил я. — Я понимаю, что оказался в скверном положении, но как только она придет в себя, то расскажет, что произошло. Я и сам ничего не понимаю.
— Как всегда, — насмешливо заметил Флаггерти.
— На вашем месте я бы ничего не говорил, мистер Кейн, — предупредил меня детектив. — Нужно подождать прихода мистера Киллиано.
— А он придет?
— Разумеется. Вы его гость. Мы сделаем все возможное, чтобы вытащить вас из этой переделки, если только предоставится такая возможность.
Я удивленно уставился на него.
— На свете не существует другого отеля с сервисом такого высокого класса, — с чувством сказал я.
Он улыбнулся, но все же старался не встречаться со мной взглядом.
Я посмотрел на мисс Уондерли. Она по-прежнему была без сознания, и я сделал движение в ее сторону.
— Стой где стоишь, Кейн! — прорычал Флаггерти. — Замри!
Я понял, что он выстрелит. Пожав плечами, я сел.
— Вы бы лучше привели в сознание эту женщину, — заметил я. — Она много чего может рассказать.
— Займитесь ею, — отрывисто приказал Флаггерти детективу.
Тот встал возле девушки на колени. Чувствовалось, что он не знает, с чего начать.
Я осмотрел гостиную. Пепельницы были полны окурков, две пустые бутылки из-под скотча стояли на каминной доске, третья валялась на ковре, и большое мокрое пятно свидетельствовало о том, что там пролилось виски. Ковер был весь загажен, стул опрокинут. Мне стало ясно — кто-то хотел показать, что здесь происходила оргия. Что ж, им это удалось. На полу возле трупа лежал большой пистолет «люгер». На его стволе виднелись седые волоски и запекшаяся кровь. Я узнал этот пистолет, так как он принадлежал мне. Глядя на него, я понял, что пропал. Если мисс Уондерли будет молчать, все для меня кончено.
Мы просидели около получаса, не произнеся ни слова. Мисс Уондерли пошевелилась несколько раз, но в сознание не пришла. Это был глубокий обморок или же она была великолепной актрисой и хотела поставить рекорд притворства.
Я уже начинал терять терпение, когда дверь резко распахнулась и маленький коренастый мужчина в черной шляпе влетел в номер. Он заставил меня вспомнить Муссолини, того Муссолини, который некогда потрясал руками, выступая с балкона. Окинув взглядом гостиную, он направился ко мне.
— Кейн? — спросил он, протягивая руку. — Я Киллиано. Не беспокойтесь. Я прослежу, чтобы с вами обращались корректно. Вы мой гость, и я сделаю все возможное, чтобы оградить вас от неприятностей.
Я не подал ему руки и не встал.
— Ваш конкурент на ниве политики мертв, Киллиано, — сказал я, глядя на него снизу вверх. — Так что вы тоже можете ни о чем не беспокоиться.
Он отдернул руку и перевел взгляд на тело Херрика.
— Бедняга! — пробормотал он, и, клянусь, слезы показались в его глазах. — Это был честный человек. Муниципалитет многого лишился, потеряв его.
— Приберегите свое красноречие для журналистов, — сыронизировал я.
Мы все застыли, как манекены, когда мисс Уондерли вновь начала кричать.
7
Киллиано вовсю демонстрировал свои организаторские способности.
— Мы должны быть справедливы к Кейну, — сказал он, ударяя кулаком по спинке стула. — Все факты против него, но это мой гость, и я прослежу за тем, чтобы ему дали шанс.
Флаггерти пропускал его тирады мимо ушей, но Киллиано все же был босс.
— Это ни о чем не говорит, — Флаггерти флегматично пожал плечами. — К чему терять время? Я отвезу этого типа в комиссариат и там допрошу.
— Я протестую против его ареста без достоверных доказательств и не уверен, что вы беспристрастно подойдете к делу, — не унимался Киллиано. — Да и имеются ли у вас веские улики? Ведь можно допросить его и здесь.
— Вы очень любезны, — заметил я.
Киллиано даже не посмотрел в мою сторону.
— Заставьте эту женщину замолчать, — он указал на мисс Уондерли, которая продолжала плакать, вытирая слезы носовым платком детектива. — Я не хочу, чтобы она открывала рот раньше других свидетелей.
Я продолжал курить, глядя в окно, пока Киллиано названивал по телефону. Наконец, по его мнению, все было организовано. Служащий отеля, детектив, мальчишка-лифтер, Спераца и бармен из казино были вызваны в качестве свидетелей. Их заставили ждать в коридоре.
Мисс Уондерли отвели в спальню, предварительно попросив ее одеться, и поручили заботам толстой чернокожей женщины, словно вызванной из полицейской тюрьмы. Позади моего кресла встали два копа. Это были крепкие парни, готовые спустить с меня шкуру, если такая возможность им представится, хотя их лица сохраняли полное безразличие. Здесь же находились Флаггерти, еще двое копов в штатском, фотограф и полицейский врач. Кроме того, в уголке сидел полный служебного рвения стенографист, маленький человечек с раскосыми глазами. И, разумеется, Киллиано.
— О'кей, — сказал Киллиано. — Почему бы нам не начать?
Флаггерти не скрывал своего удовольствия, что я попал в его лапы. Он встал передо мной, победоносно выставив подбородок и сверля меня тяжелым взглядом.
— Подтверждаешь ли ты, что действительно являешься Честером Кейном? — требовательно спросил он, хотя и так это отлично знал.
— Подтверждаю, — ответил я. — А вы действительно лейтенант Флаггерти, у которого нет ни одного друга, чтобы подтвердить это?
Киллиано подскочил.
— Послушайте, Кейн, ведь вы в очень скверном положении. Так что лучше воздержитесь от дерзостей.
— Я — козел отпущения, — улыбнувшись, ответил я. — Так не все ли равно, что я отвечу этому полицейскому.
— Это вам только повредит, — пробормотал Киллиано и вновь уселся.
Флаггерти нервно зашагал по гостиной.
— О'кей, итак, ты, Честер Кейн, — профессиональный игрок? — снова спросил он.
— Я бы не назвал игру профессией, — заметил я.
Он покраснел.
— Но ты признаешь, что зарабатываешь на жизнь игрой?
— Я еще не заработал на жизнь, так как лишь недавно демобилизовался из армии.
— С тех пор прошло четыре месяца, и все это время ты играл?
Я кивнул.
— Ты выиграл достаточно денег?
— Немного.
— Ты считаешь, что двадцать тысяч грандов — это немного?
— Это неплохая сумма.
Он поколебался и решил на время оставить эту тему. Ведь он доказал факт того, что я играл.
— Это правда, что ты убил пять человек за четыре месяца? — внезапно спросил он.
Киллиано вновь вскочил на ноги.
— Попрошу не заносить это в протокол, — воскликнул он, — Кейн убил этих людей, защищаясь.
— Но все же он их убил! — рявкнул Флаггерти. — Пять человек за четыре месяца! Хорошенькое дело! Законная защита или нет, но каждый добропорядочный человек в стране будет в ужасе.
Киллиано с ворчанием сел. Он, вероятно, тоже хотел выглядеть добропорядочным гражданином.
— Итак, — громыхал Флаггерти, возвышаясь надо мной, — ты убил этих пятерых, не так ли?
— Пять мошенников мечтали продырявить меня, — спокойно ответил я. — Я защищался. Если законную защиту вы называете убийством, тогда я их убил.
Флаггерти повернулся к стенографисту, воздев руки к потолку.
— В порядке самозащиты он убил пятерых невиновных людей! — завопил он.
Киллиано вновь вскочил, и мне это начинало уже надоедать.
— Не беспокойтесь обо мне, — обратился я к нему. — Все факты зарегистрированы у генерального прокурора Нью-Йорка, который меня полностью оправдал. Совершенно безразлично, что думает по этому поводу какой-то провинциальный полицейский. Поберегите слюну.
Флаггерти, казалось, сейчас хватит апоплексический удар.
— Увидим, так ли уж безразлично, — произнес Флаггерти, сжимая кулаки. — Послушай, что я тебе скажу. Ты приехал в Парадиз-Палм, потому что этот город — золотая жила для людей подобного сорта. Ты планировал и здесь сесть за карточный стол.
— Ты больной! Я приехал сюда отдыхать.
— И тем не менее, не успев явиться сюда, ты тут же побежал в казино, — с насмешкой парировал Флаггерти.