На Большой спортивной арене Олимпийского комплекса «Лужники» в г. Москве 23 февраля 2012 г. для участия в митинге в поддержку кандидата в Президенты РФ В. Путина собралось около 90 тыс. человек. Еще более 10–15 тыс. участников мероприятия находились на прилегающей территории44. Самым массовым, по сводкам столичной полиции, был митинг патриотических сил, собравший 4 февраля 2012 г. под лозунгом «Нам есть, что терять» на Поклонной горе около 138 тыс. человек45.
Даже официальные подсчеты показывают, что общие праздничные молитвы мусульман в Москве собирают в 5–6 раз больше участников, чем удается привлечь москвичей организаторам протестных акций, недовольных действиями российской власти. Число мусульман, собирающихся в Московской Соборной мечети, чтобы внять словам праздничной проповеди и совершить коллективный намаз, также сопоставимо со статистикой участников политических мероприятий, организуемых в поддержку действующей власти, когда задействуются принципиально иные ресурсные возможности для мотивации граждан.
Таким образом, мы вновь приходим к заключению о фактическом изменении исламом своего периферийного статуса в России. Исламская идентичность по большинству характеристик, в том числе количественных, которые особо наглядно проявляются в дни мусульманских праздников, вышла за пределы национальных окраин, став серьезным социокультурным фактором не только в столичных мегаполисах, включая Санкт-Петербург46, но и в крупнейших федеральных и региональных центрах РФ по обе стороны Уральских гор – в Ростове-на-Дону47, Нижнем Новгороде48, Екатеринбурге49, Новосибирске50, Красноярске51, Хабаровске52 и др. Ислам очевидно выходит в России в разряд мобилизующих факторов, сравнимых по степени влияния с возможностями доминирующего в стране православия или светских идеологических проектов53. Динамизм в укреплении референтных позиций мусульманской идентичности в российском социуме отчетливо фиксируется и высокопоставленными руководителями Русской православной церкви. В частности, протоиерей В. Чаплин, председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви и общества, признает: «Похоже, у нас есть только три реальных “партии” – православных, мусульман и неверующих. И именно они будут определять будущее российской политики»54. Выводы В. Чаплина строятся на признании двух основных сообществ – православного и мусульманского, имеющих немалое число активных членов и во многом общие нравственные и социальные ценности. Третью социальную группу, по классификации руководителя Синодального отдела, образуют десятки миллионов пока «не определившихся» граждан, но она наиболее ресурсообеспеченная – за ней стоят крупные финансы, шоу-бизнес, возрастная часть бюрократической, экспертной и медийной элиты, а также некоторое количество зависимой от этих элит молодежи.
Наличие трех групп предполагает ведение между ними борьбы на основе не совпадающих друг с другом моделей устройства семьи, локального социума, закона, общества, государства. Впрочем, как полагает Чаплин, ни одна из сил, соперничающих за десятки миллионов пока «не определившихся» граждан и за общественное устройство России, «не уничтожит и не вытеснит из страны другие»55. Напротив, их совместной задачей становится процесс гармонизации российских ценностей и социальных моделей, достигаемый через механизмы дискуссий и реформы, в которых сегодня Русская православная церковь, по признанию религиозных элит мусульманского сообщества, не только серьезно активизировала свою работу буквально по всем направлениям жизнедеятельности, включая СМИ, региональные и федеральные ведомства на всех уровнях власти, но и добилась того, чтобы было «везде заметно ее всепроникающее влияние»56.
Следует согласиться с профессором Центра славянских исследований университета Хоккайдо К. Мацузато, что «современный российский ислам невозможно изучать через призму только религиоведческих исследований»57. Соответствующую рефлексию российского мусульманства мы обнаруживаем в дискурсивных практиках современных лидеров мусульманского сообщества, так называемых активных агентов дискурсивного конструирования и продвижения «воображаемых религиозных сообществ»58 как в среде верующих, так и в целом в российском публичном пространстве59.
В мусульманских республиках при символическом признании политическим классом приоритета универсалистских ценностей реальный вектор общественно-политического развития совпадает скорее с ориентацией на ценности исламского мира, с поправкой в той или иной степени на систему ценностей и культуру традиционного ислама в России. Так, президент Татарстана Р. Минниханов признает за исламом один из ведущих факторов «формирования общечеловеческих ценностей, идей гуманизма и толерантного взаимодействия различных народов на территории Республики Татарстан и всей Российской Федерации»60. Глава Чеченской Республики Р.А. Кадыров также постоянно подчеркивает в своих публичных выступлениях приверженность Чечни традиционным исламским ценностям. В настоящее время исламская религия становится одним из легитимных факторов общественной политической жизни Чечни, влияющих на ценностные и идентификационные доминанты населения. Государственная власть обращается к основополагающим принципам и ценностям ислама, тем самым подчеркивая свою конфессиональную идентичность. На этот факт обратили особое внимание участники V Международного миротворческого форума «Ислам – религия мира и созидания», состоявшегося 25–26 мая 2013 г. в г. Грозном.
Практически за четверть века мусульманское сообщество смогло ускоренно включиться в возрожденческие процессы, выразившиеся в колоссальном пробуждении национального и религиозного самосознания. В последовавший за этим этап укрепления исламской инфраструктуры было обеспечено строительство культовых и образовательных учреждений, становление халяль-индустрии, основанной на переработке и производстве «дозволенной» у мусульман продукции и уже признанной в некоторых регионах страны «задачей государственного уровня»61.
Не удивительно, что исламская идентичность политического класса мусульманских республик в последние годы становится объектом элитологического анализа арабских и американских исследовательских институтов. Так, во всех четырех международных отчетах «500 самых влиятельных мусульман мира», вышедших в 2009–2012 гг., неизменно присутствуют представители российской уммы, совершившие в разные годы паломничество к святыням ислама в Мекке (Саудовская Аравия). Составление списка ключевых фигур осуществляется по показателям их влияния у себя в государстве и регионе, степени участия в глобальных процессах. В российском сегменте политиков-мусульман отражены имена президентов Татарстана М.Ш. Шаймиева и Р.Н. Минниханова, Чеченской Республики – Р.А. Кадырова.
М. Шаймиев стал первым из российских политиков, вошедших в 2009 г. в Топ-500 влиятельных мусульман мира. В сопроводительной информации о нем экспертами доклада было указано, что первый президент Татарстана, мусульманской республики в составе России, также награжден международной премией короля Фейсала за заслуги перед мусульманским населением62. В мировом исламском рейтинге за 2010 г. на место М. Шаймиева, оставившего к этому времени пост руководителя республики, составители отчета определили новоизбранного президента Татарстана Р. Минниханова. Его имя после этого еще дважды заносилось в отчеты, посвященные 500 самым влиятельным мусульманам мира, – в 2011 и 2012 гг. О руководимом Миннихановым субъекте Российской Федерации авторами доклада неизменно говорится как о влиятельном российском регионе в центре России, где сложилась религиозная модель сочетания ислама и европейской культуры63. Причем исламскими экспертами она признается показательной64.
В Татарстане сделаны серьезные шаги по привлечению инвестиций исламского мира в систему банкинга и финансов. Свои дискурсивные позиции в публичной сфере татарстанские политические и бизнес-элиты, прочащие большое будущее индустрии исламских финансовых услуг, которая «набирает обороты и присутствует сегодня более чем в 75 странах»65, подкрепляют ссылками на ценности в исламских финансах, основанные на законах шариата и демонстрирующие свою эффективность и низкие риски. При этом они подвергают жесткой критике западный капитализм, который «уже не раз переживал ломку ценностей, ставя собственные интересы финансового сектора выше интересов общества»66. Свой решительный настрой вывести республику в число полноправных лидеров и центров исламского банкинга и финансов в России руководители Татарстана, опирающиеся на сформированную в промышленной, научной и финансово-банковской отраслях региона элиту, подтверждают на крупномасштабных российских и зарубежных саммитах с присутствием инвесторов, представителей власти, бизнеса, экспертов в области экономики и финансов России и стран – участниц Организации исламского сотрудничества (ОИС)67.
(Окончание в следующем номере.)
Место и роль ислама в регионах Российской Федерации, Закавказья и Центральной Азии
Арабские проповедники в Татарстане в конце XX – начале XXI в.: пути проникновения, деятельность, последствия
Религиозное возрождение, охватившее Россию и ее регионы после распада СССР, и завершение эпохи государственного атеизма в 1991 г. привели к массовому восстановлению и строительству новых храмов по всей стране. Общий для всей страны процесс проходил и в регионах компактного проживания народов, исповедующих ислам. Однако естественный духовный порыв мусульманского населения к своей религии был использован приверженцами радикальных исламских течений из зарубежных стран, ставивших собой целью духовно переориентировать российских мусульман на зарубежные религиозные центры. Подобные политические цели в долгосрочной перспективе должны были привести к превращению мусульман Поволжья и Северного Кавказа в «пятую колонну» в собственной стране и включить эти территории в глобальный геополитический передел в Евразии. В 1990-е годы приезд иностранных мусульманских миссионеров в Татарстан воспринимался как желание зарубежных единоверцев из стран Ближнего Востока помочь татарам вернуться к исламу. По воспоминаниям муфтия Татарстана Ильдуса Файзова (2011–2013) пиетет перед арабами достигал таких форм, что «на любого араба смотрели чуть ли никак на самого Пророка Мухаммеда»68.
Известный татарский богослов Фарид Салман вспоминал, что в бытность его работы во главе отдела международных связей Казанского мухтасибата в начале 1990-х годов, когда начались первые визиты арабских эмиссаров, ему часто в качестве переводчика приходилось бывать рядом с ними. Тогда они недвусмысленно предлагали ему сотрудничество со своей стороны. В 1991 г. приехавшие из университета им. Абд аль-Ваххаба в Эр-Рияде преподаватели убеждали его начать содействовать им в приобщении татар к «чистому исламу»69. Сам Салман тогда от подобных предложений отказался, впоследствии неоднократно поднимал тревогу по этому поводу; он один из немногих, кто еще в 1990-е годы разглядел, куда ведет такое «сотрудничество» мусульманскую умму70. Увы, далеко не все были столь принципиальными противниками «помощи» от зарубежных единоверцев из арабских благотворительных фондов.
Деятельность зарубежных исламских миссионеров сконцентрировалась вначале на организации мусульманских молодежных лагерей. Первый прошел с 27 апреля по 3 мая 1992 г. на территории пионерского лагеря «Солнечный» под Казанью под опекой саудовской благотворительной организации «Тайба». В качестве лекторов выступали четверо подданных Саудовской Аравии, одним из которых был Махди Ханбали. Весьма любопытны впечатления одного из участников этого лагеря, отражающие настроения татарской молодежи: «Саудовцы казались нам непререкаемыми авторитетами ислама. Мы все думали тогда, что соплеменники и земляки Пророка Мухаммеда были единственным источником настоящего и чистого ислама»71. Арабы также участвовали в организации культурных вечеров, которые пользовались огромной популярностью. Открытый в том же году московский филиал Международной ассамблеи мусульманской молодежи (WAMY), возглавляемый подданным Саудовской Аравии Али ал-Амуди, организовывал курсы проповедников ислама в Москве и Казани, куда охотно приглашалась татарская молодежь. Наряду с этим практиковались поездки по районам Татарстана, где арабские проповедники выступали с лекциями перед мусульманской молодежью. К примеру, 14–27 декабря 1992 г. с «благотворительным караваном» по республике разъезжал Усман Ахмед Хасан Али, гражданин Судана72.
Открытые лекции арабских миссионеров проводились не только в мечетях или для участников молодежных лагерей. Нередко для этого использовались целые концертные залы. К примеру, в феврале 1992 г. в культурно-спортивном комплексе «Уникс» Казанского университета выступали перед пришедшими татарами заместитель министра вакуфов Иордании Валид Шукри Сапсуг, представитель Всемирной исламской организации помощи («Saar Foundation») Али Иссам Салех из Иордании и член президентского (дудаевского) совета Чеченской Республики Иса Умаров. Салех рассказал о деятельности этой организации, отметив, что в Москве, где уже действовал ее офис, взято под ее покровительство 125 татар («Saar Foundation» оказывала помимо «просветительской» работы, еще и медицинскую и материальную поддержку). Весьма характерно, что в репортаже об этом мероприятии татарская журналистка отметила: «Визит миссионеров стал еще одним доказательством возрастающего интереса мусульманских стран к Татарстану»73.
В 1993 г. вояжи в регионы Поволжья совершал представитель организации «Аль-Игаса» Абдель-Хамид Джафар, известный среди ваххабитов под кличкой Дагистани. Организация «Аль-Игаса» более известна как «Международная исламская организация “Спасение”» (МИОС). На эту организацию в свое время обращалось особое внимание СМИ: появлялись сообщения экспертов о том, что ее руководители, связанные с саудовскими спецслужбами, негласно финансировали ваххабитов по всему миру, включая и религиозных радикалов, действующих на территории России.
В 1999 г. органами ФСБ для СМИ была представлена информация о том, что Дагистани в тот период возглавлял «Русский отдел» «Аль-Игасы» и четыре месяца в году проводил в России, вместе со своим бухгалтером совершая вояжи в Татарстан и на Северный Кавказ; а также о том, что Дагистани является имамом мечети в Медине и выполняет деликатные поручения одной из саудовских спецслужб. Известно, что в Татарстане и на Северном Кавказе Дагистани выступал с проповедями перед мусульманами, в том числе перед шакирдами местных вновь открытых медресе. В некоторых проповедях Дагистани открыто призывал к вооруженному джихаду против «неверных», говоря о том, что рано или поздно придется вести войну против «кяферского государства». В 1995 г. посольству Саудовской Аравии в России было заявлено о нежелательности пребывания Абдель-Хамид Джафара Дагистани на территории России, после чего официально Дагистани убыл из страны74.