Через несколько секунд на запястьях Гончей затянулась веревочная петля, после чего незнакомец принялся обматывать веревкой сведенные локти пленницы. Та женщина-кошка, которую знала Майка, ему бы этого не позволила. Молодая женщина умела сражаться и со связанными руками. Даже если враги связали бы ей руки и ноги, это не избавило бы их от опасности, потому что еще оставались зубы. И уж конечно, та, другая Гончая никогда не стала бы пить из предложенной незнакомцами кружки. Так как знала, что в рухнувшем мире никто просто так, на халяву, не угощает чужака, и помнила однажды услышанную старую поговорку про бесплатный сыр и мышеловку.
Но нынешняя Гончая лишь равнодушно наблюдала, как толстая веревка виток за витком обхватывает ее локти. После смерти Майки в бывшей охотнице за головами что-то оборвалось – то, что в минуты опасности заставляло ее сердце учащенно биться, разгоняя по жилам кровь, и подпитывало тело жизненными силами. Так лопнувшая тетива превращает лук из смертоносного оружия в бесполезную кривую палку.
Закончив свое дело, незнакомец дернул за веревку, заставив пленницу встать. Гончая встала. В нескольких шагах от нее Скелет поднял другого связанного человека на ноги, и она увидела перед собой рыжего сталкера, показавшего ей путь к Волгоградскому проспекту. Рыжий тоже узнал ее, и его глаза налились лютой злобой.
* * *
Повороты сменяли друг друга, а ход все не кончался. Гончая прошла сотни тысяч шагов по туннелям московского метро, побывала во многих перегонах и на большинстве станций, но в этом потайном ходу оказалась впервые. Скорее всего, он вообще не имел отношения к метро. Судя по массивным булыжникам, из которых были сложены стены и свод, этот туннель прорыли еще в те времена, когда жители Москвы не пользовались автоматами, пистолетами и многозарядными дробовиками, а убивали друг друга с помощью сабель, бердышей и пищалей и носили не химзу и противогазы, а кафтаны и кольчуги.
Несмотря на заросшие мхом вековые камни, здесь было на удивление сухо. На голову не капала просачивающаяся вода, под ногами не хлюпали лужи. Даже факелы, которыми освещали путь Скелет и его безымянный подручный, горели ровным и ярким пламенем, что могло быть только при постоянном притоке свежего воздуха. А это означало, что подземный ход вентилируется.
Он был довольно узким, поэтому шагать приходилось по цепочке, друг за другом. Первым шел безымянный незнакомец. Гончая так и не узнала, как его зовут, потому что, переговариваясь между собой, Скелет и этот человек никак не называли друг друга. В одной руке незнакомец держал факел, в другой – конец веревки, связывающей руки Рыжего. От него веревка тянулась к запястьям девушки, а конец находился в руках Скелета, который и замыкал цепочку.
Гончая шагала спокойно, а рыжий пленник нервничал и постоянно оглядывался на нее, из-за чего несколько раз упал. Ему повезло, что это случилось на мягкой земле, а не на камнях, и он себе ничего не сломал, иначе похитители, скорее всего, прикончили бы его так же, как прикончили бедолагу, у которого отнялись ноги.
Не то чтобы Гончая жалела парня, но и наблюдать за тем, как он гробит себя, не доставляло ей удовольствия.
– Под ноги гляди, если еще пожить хочешь.
– Учить меня еще будет, – прошипел Рыжий и внезапно заорал во все горло: – Чтоб ты сдохла, гадина! Из-за тебя все!
У парня явно поехала крыша, но Гончую это не удивило. Она не раз наблюдала такое. Он еще довольно долго что-то бормотал себе под нос, периодически посылая в ее адрес различные проклятия, а потом замолчал.
В какой-то момент девушка поняла, что подземный ход стал шире. Она заметила это, когда специально шагнула в сторону и увидела перед собой не каменную кладку, а слой утрамбованной плотной земли. Тяга здесь была хуже, факелы сразу начали чадить. И еще появился запах. Вонь выгребной ямы и множества немытых человеческих тел. А потом… Потом похитители и их пленники оказались в круглой норе или пещере, которая уж точно не имела отношения к метро.
* * *
Электрического освещения здесь не было и в помине. Пещера освещалась только горящими факелами и развешанными по стенам кустарными масляными светильниками. В самом центре располагалась высокая, примерно в два человеческих роста, конструкция с вращающимся воротом, от которого куда-то вниз уходил стальной трос. Точнее определить было нельзя, потому что этот странный механизм был окружен настоящим частоколом из обтесанных шпал, кусков рельсов, труб, арматурных прутьев и каких-то жердей.
Еще более странно выглядели обитатели норы-пещеры, расхаживающие вокруг. С виду это были обычные люди, только очень грязные и неряшливо одетые. Некоторые вообще разгуливали с голым торсом. Но всех этих чумазых оборванцев объединяла одна деталь – их обнаженные руки и голые тела были покрыты одинаковыми татуировками, изображающими существо с телом человека, крысиной головой и длинным, узким хвостом, но не крысиным, а больше напоминающим змеиный.
Пока Гончая разглядывала обитателей пещеры, те тоже повернули головы к новоприбывшим, потом откуда-то появилась целая процессия, возглавляемая рослым длинноволосым человеком в черном плаще. Вообще длинные волосы сами по себе были редкостью в метро, так как требовали регулярного ухода. По этой причине и мужчины и женщины стриглись одинаково коротко, и Гончая не составляла исключения. Но этому типу явно не было дела до общих правил. В одной руке у него был толстый и длинный заточенный с одного конца арматурный прут, на который он опирался как на посох. Еще большее сходство с посохом придавал оскаленный крысиный череп, насаженный на противоположный, тупой конец прута.
Следом за длинноволосым предводителем семенил невысокий человек с крючковатым носом и что-то настойчиво втолковывал главарю, а позади них шагали четверо молчаливых громил, вооруженные свернутыми кнутами и короткими самодельными дубинками. Верзилы эти, скорее всего, являлись личными охранниками предводителя, а его неумолкающий спутник напоминал писаря или счетовода.
– …смертность высокая, приходится постоянно землекопов пополнять. Нам бы торговлю на постоянной основе наладить, будет чем с поставщиками расплачиваться, – услышала Гончая его слова.
Главарь молча отстранил своего советника, даже не взглянув на него, и обратился к Скелету, который при его приближении смиренно наклонил голову.
– Кого ты привел нам, хитроумный Скелет?
Гончая хмыкнула, но сам Скелет, похоже, не считал обращенный к нему эпитет смешным.
– Сталкеров: парня и девку, о великий Проводник.
Длинноволосый поморщился.
– Только Бафомет и его хозяин достойны титула «великий»! – воскликнул он и ударил посохом в землю. Но вместо того чтобы вонзиться в мягкий грунт, заточенное острие выбило целый сноп искр из камня, хотя Гончая могла поклясться, что еще секунду назад никаких камней под ногами у обладателя посоха не было.
– А меня зовут Харон, – закончил длинноволосый и, обернувшись к пленникам, объявил: – Сталкеры, властью, данной мне Бафометом, я освобождаю вас от прежних обязательств! Отныне и навсегда вы слуги Сатаны!
– А ты сам-то кто, патлатый? – спросила Гончая. Ей было все равно, кем он себя считает. Мало ли в метро сумасшедших? Но уж слишком самоуверенно он держался – даже Стратег бы позавидовал. Надо было сбить с него спесь.
– Я Харон, проводник в обитель Сатаны, в его царство тьмы! – последовал незамедлительный ответ.
Гончая пожалела, что задала свой вопрос. Длинноволосый не придуривался, он действительно верил в то, что говорил. А с сумасшедшими, как известно, спорить бесполезно.
Тем временем самозваный Харон обошел Скелета, миновал рыжего пленника и остановился перед Гончей. Несколько секунд он в упор разглядывал молодую женщину, у нее даже возникло ощущение, что он пытается просверлить взглядом дырку в ее лбу. Внезапно глаза Харона закатились, а разбросанные по его плечам волосы встали дыбом, превратив лицо в окруженную лохматой гривой звериную морду.
А потом Гончая услышала:
– Спасла свою дочь?
Губы Харона шевелились, но голос не принадлежал ему. Этот голос она слышала в фашистском концлагере, куда штурмовики бросили ее вместе с дочерью. Они обе слышали его и решили, что с ними говорит кто-то из заключенных в соседней камере. Но затем Гончая узнала, что накануне фашисты уничтожили всех узников, и они с Майкой были в концлагере единственными пленниками.
– Что бы ты ни делала, все равно умрешь. Так же, как и она. Ты уже умираешь. Смирись, и твоя смерть будет легкой.
У Гончей перехватило дыхание. «Это невозможно! Он не может знать!»
Напоминающий зверя человек взметнул свой посох и, ударив им о землю, выбил новый сноп искр. Девушка невольно зажмурилась, а когда открыла глаза, перед ней стоял прежний Харон с лежащими на плечах сальными волосами и блуждающим озадаченным взглядом.
– В яму их, – скомандовал он и отступил назад.
К пленникам тут же подскочили татуированные голодранцы. Один из них тащил за собой железную цепь, на концах которой болтались кандалы, другой – увесистый слесарный молоток и заклепки. Сразу несколько рук вцепились в Гончую. Двое оборванцев ловко стащили с нее походные ботинки, третий защелкнул на ее лодыжке кандальный браслет, четвертый вогнал в замок заклепку и расплющил острый конец молотком. Другой конец цепи приковали к ноге Рыжего, после чего пленникам развязали руки.
Стоя в стороне, длинноволосый предводитель молча наблюдал за происходящим. Его похожий на счетовода советник решил воспользоваться моментом и снова забубнил хозяину в ухо:
– Я еще вот что думаю. А если копать со станции глубокого залегания? Оттуда же к центру Земли ближе, значит, и до ада… то есть до обители ближе. Метров на двадцать, а то и на все сорок ближе. Это ж какая экономия! Может, нам туда перебраться?
Что ему ответил Харон, Гончая не услышала, потому что полуголые последователи Сатаны подхватили ее на руки и вместе с Рыжим поволокли к частоколу, за которым скрывалась глубокая яма, куда и уходил трос. Несколько человек принялись вращать ворот, и вскоре из ямы показалась привязанная к тросу железная бочка.
Конвоиры (или заключенные – Гончая так и не разобралась, кем были полуголые люди со странными татуировками) велели пленникам забраться в бочку. После недолгих колебаний парень это сделал. Девушке поневоле пришлось последовать за ним, только она не стала забираться внутрь (вдвоем они там бы и не поместились), а встала на край бочки, взявшись руками за трос.
Снова заскрипел ворот, и импровизированный подъемник, раскачиваясь из стороны в сторону, заскользил вниз.
* * *
Чем глубже в яму опускалась бочка, тем сильнее становился смрад. Рыжий спутник зашелся кашлем, и его стошнило прямо на собственные штаны. Но Гончей не было дела до прикованного к ней парня – она разглядывала тени, копошащиеся на дне ямы. Их было много, не менее дюжины, и для того, чтобы распознать в этих грязных, полуголых существах людей, требовалась изрядная доля воображения.
– Кто это? – с ужасом прошептал Рыжий.
– Мы, – ответила она ему. – Скоро.
Прежде чем он успел еще что-то сказать, бочка ударилась об изрытое дно ямы и опрокинулась. Гончая мягко спрыгнула на землю, ее спутник оказался не таким проворным и ударился головой, да еще распорол плечо об острый край бочки и расцарапал спину, когда вылезал наружу.
– А-а, – заныл он. – Откуда ты только взялась? Если б не ты, сидел бы я сейчас с мужиками на «волгоградке» или в баре на Таганской и самогонку пил!
– Сопли подбери, – оборвала Гончая его причитания.
Ничего хорошего для себя она здесь не ожидала, но опасность исходила не от Рыжего. Со всех сторон на новеньких пялились голодными и злыми глазами изможденные люди, с ног до головы перемазанные землей.
– Есть че пожрать? – спросил самый рослый из них, мужчина с расцарапанным лицом и многодневной щетиной, которую набившаяся между волос грязь превратила в засохшую корку.
Не получив ответа, он бросился на Гончую с растопыренными руками. Она не хотела ввязываться в драку, поэтому просто отступила в сторону. Цепь на ее ноге натянулась, не заметивший этого противник запнулся и растянулся на земле. Вместе с ним рухнули прикованный к нему бородатый старик и рыжий спутник Гончей, который только что поднялся на ноги. Пример оказался действенным – больше никто из оголодавших узников не отважился проверить карманы новой пленницы. Все вдруг будто забыли о ее существовании. Они сгрудились возле опрокинувшейся бочки и, задрав головы вверх, принялись выкрикивать одно и то же:
– Еды! Еды! Еды…
– Восславьте Сатану! – раздался сверху голос Харона.
– Слава Сатане, – вырвался из толпы на дне ямы робкий женский голос. Но уже через секунду его поддержали с полдюжины мужских глоток: – Слава Сатане! Слава Сатане!
Гончая брезгливо сплюнула под ноги. Кем бы ни воображал себя спятивший Харон – слугой Сатаны, приспешником Бафомета или человеком-крысой, – плясать под его дудку она не собиралась. И орать тоже.
– Крепись, сестра, – раздался среди похожих на собачий лай визгливых выкриков чей-то спокойный голос, который не мог принадлежать никому из сбившихся в кучу и выпрашивающих подачку оборванцев.
Гончая оглянулась. У стены стоял худой человек, такой же грязный, как все остальные, но смотрел он не вверх и не на прикованного к нему напарника, а на новенькую.
– Можно отнять у человека еду и одежду, даже жизнь. Но нельзя отнять веру и достоинство, если он этого не хочет, – сказал мужчина.
– И не позволит, – добавила Гончая.
Странный человек понимающе кивнул.
Больше они ничего не успели сказать друг другу. В яму что-то посыпалось, голодные узники с криками бросились это подбирать и выхватывать друг у друга из рук. Благодаря своей сноровке, Гончая поймала один из падающих предметов. Им оказалась жареная крысиная тушка, причем довольно крупная. Кто-то из толпы тут же попытался отнять у нее добычу, но, наткнувшись на кулак, вонзившийся ему под дых, захрипел и отвалил прочь.
Девушка разорвала крысу пополам и протянула одну половину Рыжему – какой-никакой, а все-таки напарник, – но тот оттолкнул ее руку: либо не был голоден, что вряд ли, либо еще не оправился от шока. Тогда Гончая, подчиняясь внезапному порыву, протянула половинку крысы тому странному мужчине, который по-прежнему стоял у стены. Он не торопился принимать подношение, но и не отказывался от него.
– Тебе нужны силы, сестра.
Гончая прикинула, сколько незнакомцу лет. Если судить по голосу (в яме было слишком темно, чтобы разглядеть этого человека) – сорок-сорок пять. По возрасту он годился ей в дядьки или даже в отцы.
– Тебе тоже… папаша, – съязвила она.
Тот благодарно кивнул, принял кусок крысы левой рукой, а правой изобразил странный жест, будто хотел коснуться пальцами лба, живота и плеч угостившей его женщины.
– Храни тебя Господь.
Это оказалось настолько неожиданно, что Гончая даже растерялась на миг. Она не раз замечала, как крестятся жители метро, но не обращала на таких людей внимания. Да они и сами этого не хотели – крестились украдкой, редко кто делал это открыто. Но еще никто на ее глазах не осенял крестом кого-то другого!
«Священник!» – полыхнула в мозгу внезапная догадка.
От нелепости ситуации Гончей стало смешно. Она много лет скиталась по метро; где только ни побывала за эти годы: и у ганзейских купцов, и у браминов в Полисе, у идейных анархистов на Войковской, у красных, фашистов и отъявленных бандитов, – а священника встретила впервые, причем не где-нибудь, а в плену у поклонников Сатаны. Впрочем, чему было удивляться? В рухнувшем мире все перевернулось с ног на голову.
– Ты священник? – все же уточнила она.
– Отец Ярослав. Правда, здесь меня называют просто поп.
Теперь Гончая смогла разглядеть его лицо: глубокие морщины вокруг рта, необычайно светлые, внимательные глаза, обильная седина в криво остриженной, измазанной грязью бороде.