Внезапная догадка заставила девушку опуститься на колени. Отыскав наощупь решетку, она потянула ее на себя и кое-как вынула из сливного отверстия. В полу открылся лаз, представляющий собой круглую вертикальную трубу полуметрового диаметра. Даже шире! Гончая опустила в отверстие голову, в нос тут же ударил тяжелый запах разложения – труба явно предназначалась не только для слива воды, но и для сброса трупов замученных на допросах людей.
От поднимающегося оттуда смрада у девушки снова начала кружиться голова. Но отверстие в полу, труба и братская могила внизу (свалка трупов, так точнее) были единственным путем к спасению. «Или к смерти», – поправила себя Гончая. Но выбирать не приходилось. Кроме мучительной гибели в руках палача, здесь ее ничего не ждало. Пленница спустила ноги в лаз, закусила зубами нижнюю губу, чтобы не закричать, затем вытянула руки над головой и… соскользнула в трубу. Боль удалось выдержать лишь несколько секунд. Или мгновений. Когда силы иссякли, девушка закричала. И едва не захлебнулась хлынувшей в горло водой.
Вода была и сверху, и снизу – со всех сторон, но ноги коснулись чего-то твердого: плиты или камня. Гончая оттолкнулась от этой опоры и вынырнула на поверхность. «Может, я снова потеряла сознание от боли, и все, что сейчас происходит, это галлюцинации моего отключившегося мозга или, проще говоря, бред?» – подумалось ей. Однако ощущения были реальными до мельчайших деталей. Холод обжигал израненное тело, а над водой стоял тот же кисло-сладкий запах разложения, который она почувствовала, когда заглянула в сливное отверстие.
Не успела Гончая это понять, как снова погрузилась в воду с головой. Она беспорядочно замолотила руками, мысленно проклиная свои боевые навыки и шпионский опыт, которые в этой ситуации оказались совершенно бесполезны, потому что плавать она так и не научилась. Этим все и должно было закончиться – воздуха в легких оставалось совсем немного, а сомкнувшаяся над головой вода не отпускала обессилившую жертву. Но внезапно руки девушки наткнулись на что-то тугое и плотное. Гончая жадно вцепилась в проплывающий мимо предмет и вынырнула.
Несколько секунд она просто дышала широко открытым ртом, не обращая внимания на холод и вонь, затем ощупала свой спасательный «мешок» – им оказался мертвец в разорванной одежде, раздувшийся от распирающих тело трупных газов. Проверяя пришедшую на ум догадку, Гончая подняла вверх руку и нащупала сначала только пустоту, но когда, держась за распухшее тело, отплыла немного в сторону, то обнаружила закругляющийся бетонный свод и поняла, что вывалилась из трубы в заполненный водой сточный канал. Вряд ли его прорыли нынешние хозяева Лубянки, скорее всего, лишь приспособили для своих нужд, и теперь сохранившаяся часть довоенной системы городской канализации использовалась палачом как место избавления от трупов замученных жертв.
Коллектор оказался довольно широким, точнее, глубоким – во всяком случае, ноги до дна не доставали, и передвигаться по каналу, можно было только вплавь. Пока Гончая прикидывала, как плыть вместе с трупом (выпустить его из рук она бы не решилась ни при каких обстоятельствах), поток унес ее далеко вперед, откуда все отчетливее доносился звук падающей воды. Водосброс!
Это открытие не понравилось Гончей, особенно после того как она убедилась, что не в состоянии проплыть и нескольких метров против течения. О том, что ей делать, если вода заполнит весь канал до самого верха, не хотелось даже думать. Однако после того как она вырвалась из лап лубянского Палача, умирать категорически не хотелось.
Стараясь держаться как можно ближе к стенам канала, Гончая вслушивалась в шум приближающегося водопада. Внезапно девушку окатила струя воды. Беглянка ухватилась руками за край трубы, откуда выливалась вода. Эта труба оказалась менее метра в диаметре и, что особенно важно, располагалась горизонтально. Гончая решила, что вполне сможет в нее залезть, тем более что ей ничего другого и не оставалось – служивший плавсредством труп унесло течением.
Передвигаться по трубе можно было только на четвереньках, зато без риска захлебнуться – вода не заполняла ее даже наполовину. Здесь пахло обычной для подземелий сыростью, с каждым преодоленным метром смрад разложения ощущался все меньше.
Сточная труба вывела Гончую в заброшенный подземный ход, которым, судя по всему, уже много лет никто не пользовался. Она даже не пыталась представить, где оказалась и что это за место, но ход куда-то однозначно вел, и она побрела по нему. Шагала, пока чувствовала в себе силы, а когда силы заканчивались, садилась на землю. В отличие от туннеля метро, этот штрек оказался сырым и грязным. Вода сочилась из всех щелей, зато ее можно было пить, прикладывая язык к шершавой поверхности стены. В одном месте Гончая даже наткнулась на родник и задержалась возле него, чтобы смыть с себя налипшую грязь.
Иногда ход раздваивался, но беглянка всегда выбирала более широкое ответвление. Вязкое месиво под ногами сменила твердая сухая земля. Потом начали попадаться камни, щебень и, наконец, знакомые каждому жителю метро рельсы и шпалы. Не задумываясь о том, куда направляется, Гончая брела вперед, пока не вышла на костер, разведенный прямо посреди путей, и двух греющихся у огня незнакомцев.
Несколько секунд длилась немая сцена, затем один из них схватил горящее полено и, осветив им вышедшую из темноты фигуру, изумленно уставился на голую женщину.
– Ты, это… кто такая? Откуда?
– Давно обобрали? – предположил другой.
Гончая пожала плечами.
– А плутаешь давно?
Она повторила свой жест.
– Не, я понимаю – барахло отобрать, шмотки, туда-сюда, – развил свою мысль второй. – Но чтобы вообще раздевать, до нитки, – как-то не по-людски.
Потом они заметили исполосованную, сочащуюся кровью спину незнакомки и одновременно замолчали. После обмена выразительными взглядами тот, кто начал разговор, сообщил:
– Ты это, к Китай-городу вышла. Знаешь здесь кого-нибудь?
Гончая кивнула. Она знала. Причем не кого-нибудь, а почти всех местных бригадиров.
* * *
Отец Ярослав долго молчал после того, как она закончила говорить. Гончая даже решила, что поп заснул во время ее рассказа. Девушка собиралась уже закрыть глаза и последовать примеру священника, когда услышала его тихий, задумчивый голос:
– То, что тебе пришлось пережить, просто ужасно. Но Бог посылает нам только те испытания, которые мы способны выдержать. И ты их выдержала. Возможно, Бог готовит тебя к чему-то особенному, к чему-то большему, чем тебе приходилось до сих пор заниматься.
«Опять он о своем боге!» Гончая поморщилась. В горле скопилась кровь, и она сплюнула ее на землю.
– Тогда он выбрал себе не ту ученицу. Я сдохну через неделю.
– Никто не может этого знать, только Бог!
Девушка отмахнулась. Но священник решил зайти с другой стороны.
– А тот человек, палач… вы больше не встречались?
Гончая сжала кулаки.
– Он убил мою дочь.
Поп ахнул. Судя по звукам, доносящимся с его стороны, он встал на колени, перекрестил прикованную к нему напарницу и что-то пробормотал.
– Не в одиночку. Убийц было пятеро, – продолжала Гончая. – Сам Палач, его одноглазый подручный по прозвищу Левша, мой бывший босс и двое его телохранителей.
– И что с ними стало?
– Они все погибли вслед за моей дочерью, – священник молчал, но девушка чувствовала, что он ждет от нее объяснения. – Я не имею отношения к их смерти, если тебя это интересует. Я даже не видела, как это случилось. Когда они умирали, я была без сознания. Просто я оказалась единственной, кому удалось выжить.
– После этого ты попала сюда?
– Нет. После этого я два дня искала тело дочери, днем и ночью, но так и не нашла. Два дня под проливным дождем. И все ради того, чтобы оказаться на цепи в этой вонючей яме. Если это очередной урок от твоего бога, то я не понимаю его смысл.
– Порой очень сложно понять замысел Бога, лишь немногие на это способны, – заметил поп. – Расскажи о твоей дочери. Какой она была?
Гончая улыбнулась.
– О! Она была чудесной. Чудесной и удивительной. Она могла видеть будущее. Ты можешь мне не верить, но это правда.
– И что она видела?
Словно чья-то невидимая рука стерла улыбку с лица Гончей. Она резко обернулась к священнику, но тот укрылся в темноте от ее грозного взгляда.
– Чудовище! Она видела огромного подземного монстра, который однажды выберется из недр земли и сожрет все метро вместе с его жителями! И я очень надеюсь, что это произойдет уже скоро!
– Ты отравлена гневом, – вздохнул поп.
– Я отравлена радиацией и ядовитым дыханием этого монстра!
– Ты говоришь…
– Да! – воскликнула Гончая. – Я видела этого монстра! Мы с дочерью висели над его разинутой пастью, пока взрыв, который устроили мой босс и его подручные, не выбросил меня оттуда! Я потеряла сознание, но выжила, а они и моя дочь погибли.
Поп снова перекрестил ее.
– Утешься тем, что сейчас твоя дочь пребывает в лучшем мире.
– Моя дочь пребывает в утробе чудовища, жуткой подземной твари, которую ты даже представить себе не можешь!
– Я говорю не о теле, а о душе твоей дочери.
Гончая почувствовала усталость. Ей уже не хотелось спорить с ним.
– Что такое душа? – по инерции спросила она.
– Душа – это то, что отличает нас от животных и делает людьми.
Девушка вспомнила, как закованные в кандалы рабы, стоя на карачках или сидя на коленях, ковыряются в земле, покрытые грязью с ног до головы и больше похожие на навозных мух, чем на людей. Впрочем, она сама и прикованный к ней священник выглядели не лучше.
– Еще одна красивая, но глупая сказка.
– Это не сказка, – возразил упрямый проповедник. – Вспомни моменты, когда ты была здорова, но тебе все равно было плохо. Это болела твоя душа. И наоборот, когда телу больно, а тебе хорошо, значит, душа радуется.
– Чушь, – отрезала Гончая, но неожиданно для себя задумалась. В жизни ей редко бывало хорошо, но все-таки такое случалось. Например, когда Майка очнулась после своего обморока на Краснопресненской. Или когда впервые назвала ее мамой. Да Гончая готова была прыгать от радости!
Слова священника не давали покоя, и на следующий день, скребя неподатливую землю, она снова вернулась мысленно к ночному разговору. «Может, рассуждения попа о душе вовсе не чушь? Может, и другие его слова, например, о боге, о силе молитвы…»
Внезапно ее грудь пронзила острая боль, словно туда воткнули раскаленный прут. Гончая попыталась закричать, но не смогла даже сделать вдох. Перед глазами потемнело, хотя в яме ярко горели зажженные факелы. Она судорожно вцепилась руками в землю, но не смогла удержаться и провалилась в темноту.
* * *
– Слава Богу, ты очнулась, – лицо попа промелькнуло перед ее глазами и сменилось его обсыпанным песком затылком. – Все в порядке! Ей уже лучше!
– Тогда пусть работает! – донеслось в ответ откуда-то сверху. Гончая не узнала голос, но и так было ясно, что он принадлежит кому-то из надсмотрщиков.
Отец Ярослав снова обернулся к ней. Девушка ухватила его за ворот и притянула к себе.
– Ты меня откачал?
Священник неопределенно пожал плечами.
– Я старался.
Она оттолкнула его.
– Какого черта тебе от меня надо? Если бы не ты со своей непрошеной заботой, я бы сейчас обнимала дочь на том свете. При условии, что все, что ты наговорил о душе, правда.
– Если ты жива, значит, твое время еще не пришло.
Поп хотел что-то добавить, но его оборвал грозный окрик тюремщика:
– Работать, твари!
В воздухе свистнул кнут. Гончая лежала на земле, и конец бича до нее не дотянулся. Священнику повезло меньше. Хлыст стеганул его по руке, разрывая рукав фуфайки и рассекая кожу до мяса. Поп сморщился от боли и втянул голову в плечи, но испугался не за себя или не только за себя.
– Пожалуйста, если не можешь, то хотя бы сделай вид, что работаешь. А то эти не отстанут.
Гончая мрачно усмехнулась. Держась за руку напарника, она перевернулась на живот, кое-как встала на колени и принялась ковырять плотную землю. Поп крутился рядом, стараясь заслонить ее от взглядов надсмотрщиков своим телом. Хотя он делал это неумело, девушка не могла не оценить его самоотверженности. А потом увидела у него на спине в прорехе разорванной фуфайки еще один след от бича. Свежий, сочащийся кровью след!
– Что это? – удивилась Гончая. – Почему? Тебя же не бьют.
– Только когда молюсь, – поправил ее поп. – Харон так решил. Хочет доказать мне бессилие Бога, а может, себе. Но на производительность труда и все остальное приказ не распространяется. Никаких поблажек.
Девушка окончательно запуталась.
– Почему же ты не молился?
– Я молился, а еще помогал тебе. Но они решили, что такая молитва не считается.
До нее, наконец, дошло. Если бы священник сидел смирно, то его, скорее всего, не тронули бы, а удар плеткой достался бы ей.
– Спасибо тебе, – нехотя ответила она.
Гончая не боялась смерти, которая приблизила бы ее ко встрече с Майкой, но умереть под ударами кнутов каких-то подонков девушка не хотела. Охотничья собака может погибнуть в жестокой схватке или на бегу от разрыва сердца, но она никогда не подставит свое горло волку!
– Не за что. Ты только не останавливайся, сестра. На нас все еще смотрят.
Она незаметно оглянулась. Надсмотрщики, сидящие на лестницах, действительно наблюдали за ними, но уже без прежнего рвения, скорее, по инерции. Убивать ее, по крайней мере, в ближайшее время, они точно не собирались. Она снова обернулась к попу.
– Как ты меня откачал? Искусственное дыхание?
Тот замотал головой и зачем-то спрятал за спину левую руку.
– Покажи, – потребовала Гончая и, не обращая внимания на протесты священника, схватила его за руку. На ладони выделялись небольшие кровоточащие ранки, повторяющие форму зубов. – Это я? Я тебя укусила?
Поп кивнул.
– У тебя начались судороги, сестра. Нужно было вставить что-то между зубов, чтобы ты не задохнулась.
Девушка представила, как вонзила зубы ему в ладонь. Священнику повезло, что он отделался только синяками и неглубокими ранами. Могло быть и хуже.
– Ты все же поосторожней. Я в семнадцать лет как-то одному в драке нос откусила.
– Как откусила? – опешил священник.
Бывшая охотница за головами развела на пару сантиметров большой и указательный пальцы правой руки.
– Вот на столько.
О том, как четыре годя года спустя в рукопашной схватке она перегрызла противнику сонную артерию, и тот меньше чем за минуту истек кровью, девушка предпочла не рассказывать.
* * *
Наказаний кнутом в этот день удалось избежать, но Гончая вымоталась настолько, что даже не пыталась ловить жареных крыс, которых перед отбоем, как обычно, вывалили в яму сатанисты. Вместо нее это попробовал сделать поп. Его неуклюжие, суетливые движения со стороны смотрелись забавно. Ничего он, конечно, не поймал, только заработал пару оплеух и с пустыми руками вернулся назад.
– Ничего, – успокоила его напарница. – Если завтра до вечера не умру, добуду парочку. Наедимся крысятиной до отвала.
– Тогда только попробуй умереть! – пригрозил ей отец Ярослав.
Гончая улыбнулась:
– Признайся, в прежние времена, до крушения мира, когда ты служил священником, то и представить не мог, что когда-нибудь будешь мечтать о плохо прожаренной крысе?
– Я не служил священником, не провел ни одной службы, – неожиданно сказал прикованный к ней мужчина. Гончая застыла на месте, а он тем временем продолжал: – В тот год, когда случилась ядерная война, я как раз закончил духовную академию, прошел обряд посвящения и после хиротонии ехал в храм на свою первую самостоятельную службу в качестве священника. Вышел из метро, и где-то на полпути к храму услышал, как завыли сирены. Люди вокруг побежали, и я вместе с ними. Потом уже сообразил, что бегу назад – обратно в метро.