— Вам не помешают лишние руки разгребать мусор, — сказал Конечек.
Это он недавно смеялся в коридоре. Невинные с виду слова несли в себе не меньше угрозы, но остальные ее как будто не расслышали. Амос задумался почему.
— Лифты не работают, так что поднимаемся по лестнице, — сказала сопровождающая. — Уходим отсюда. Запереть их можно будет наверху.
— А вдруг там радиация? — спросил мускулистый охранник.
Амос почти убедил себя, что его зовут Салливан.
— Радиация бывает от бомб, идиот, — прорычал Конечек.
— Рона? Не запросить ли для начала капитана? — предложил Моррис.
Он не отводил взгляда от затылка Конечека, что говорило о том, что дело он знает, — отметил Амос и отложил эту информацию на потом.
— Капитан не отвечает, — сказала Рона, конвоирша. Голос ее звучал сдавленно — она зажимала в себе панику. Остальные промолчали так, что Амос догадался: этого они не знали. — Идем к лестнице. Моррис, ты впереди, потом заключенные, я и Салли. Вам придется идти последним, сэр.
— Я с ними, — сказал Амос.
— Не доверяешь мне подружку? — проворчал Конечек.
— А то ж, — ухмыльнулся Амос.
— Двигаемся, — приказала Рона, — пока не пошли вторичные толчки.
Любопытная штука — страх. Амос видел его в каждом охраннике, хоть и не взялся бы сказать как. Может, страх проявлялся в том, как Моррис оглядывался через плечо. Или как Рона с Салливаном шли в ногу, словно шифруя тайный сговор в длине шагов. Персик выглядела сосредоточенной и пустой, но она всегда была такой. Шедший слева от Амоса Конечек выпятил бороду и всеми силами строил из себя злодея — это могло показаться смешным, если не знать, что его нервная система перестроена для насилия. Такие парни всю жизнь живут в страхе, пока их не растопчут в лепешку. Про себя Амос не мог сказать наверняка, боится он или нет. Не знал, как это понять. Еще он не знал, будут ли новые удары, но тут от него ничего не зависело.
Вокруг разваливалась тюрьма. По стенам бежали трещины — как если бы пол приподняли на несколько сантиметров, а затем вернули на место. Из каких–то труб струилась вода. Аварийная сеть работала, но кое–где лампочки погасли, оставив темные пятна. Даже если бы: лифты не отказали, Амос не стал бы на них полагаться. Годы на корабле, кроме всего прочего, научили его определять состояние целого по мелочам. Если бы эта тюрьма крутилась на орбите, Амос спал бы в скафандре, чтобы избежать неприятных сюрпризов, таких как проснуться без воздуха, например.
— А ну брось свистеть, — резко велел ему Конечек.
— А я свистел? — удивился Амос.
— Свистел, — сказала Кларисса, баюкая поврежденную руку.
— Угу. — Амос опять засвистел, уже нарочно.
— Кончай, я сказал, — зарычал Конечек.
— Ага, — дружелюбно кивнул ему Амос, — ты и вправду сказал.
— Заключенным не разговаривать, — рявкнула сзади Рона, — а гостя убедительно прошу заткнуться на хрен.
Амос уголком глаза наблюдал за Конечеком. Пожалуй, биться об заклад рано, но, наверное, сорок–шестьдесят из ста, что одному из них придется убить другого. Не сейчас, но еще до того, как все кончится. Амос надеялся на оставшиеся сорок процентов.
По полу прошла дрожь — как будто заработал плохо отрегулированный маневровый двигатель. В янтарном свете лампочки снежинками закружилась пыль. Моррис буркнул что–то нецензурное.
— Вторичный толчок, — сказала Рона. — Это просто вторичный толчок.
— Не исключено, — согласилась Кларисса. — Возможно, докатилась ударная волна из Африки. Не помню, с какой скоростью такие волны проходят через мантию.
Какая, на хрен, Африка, — сказал Конечек. — Мы бы не почувствовали.
— Волна после взрыва электростанции в Галвестоне регистрировалась даже на третьем прохождении вокруг планеты, — сказала Кларисса.
— Ого, а шлюшка–то — профессор истории.
— Заключенным не разговаривать! — крикнула Рона. Голос у нее срывался.
За поворотом светилась зеленым огоньком картинка с толстоногим человечком, поднимающимся по ступеням. Амос задумался, сколько еще народу заперто на этом уровне и ждет спасения. И сколько уже тащатся наверх по лестнице. Охранники помалкивали, но Амос бы поручился, что немало людей прямо сейчас брали судьбу в свои руки.
Моррис остановился у двери на лестницу. Красный сигнал на встроенном рядом дисплее показывал, что замок заперт, пока он не провел над ним ручным терминалом и не набрал пароль. Сигнал сменился зеленым, и дверь отъехала в сторону. «Конечно, тюремные замки должны быть запитаны на аварийную цепь», — сообразил Амос. И задумался, сколько еще дверей окажется на замке.
В коридор хлынул оползень из мокрой грязи с камнями, кусками бетона и арматуры. Моррис с воплем отскочил и упал наземь, вцепившись себе в бедро. Штаны у него порвались, и Амос увидел между пальцами темную влагу. Кровь.
— Моррис, — позвала Рона, — доложись!
— Придется накладывать швы.
— Пройду вперед, гляну, — сказал Амос, опустив «так что, пожалуйста, не стреляйте».
Щебень, смешанный с землей, лежал так густо, что ступени под ним даже не угадывались. Откуда течет вода, Амос не знал, но, судя по запаху, она была чистой. Значит, возможно, питьевой. Еще один толчок сдвинул пару камней и кусок бетона величиной с голову.
Салливан без умолку сыпал ругательствами: в них слышалась не столько злость, сколько первые симптомы паники. Амос покачал головой.
— Здесь никто не пройдет, — сказал он. — Тут землекопному меху работы на несколько месяцев. Надо искать другую дорогу.
— Какую на хрен другую? — обернулась к нему Рона. — Это запасный выход. Вот именно здесь.
— Персик?
Голос Клариссы прозвучал спокойно, только немного невнятно.
— Трудно, Амос. Это тюрьма для особо опасных. В ней не предусмотрено простых выходов.
— Справедливо, — кивнул Амос. — А если хорошенько подумать?
— У охраны есть аварийный пароль. Если вскрыть лифтовую шахту и если кабина не заблокирована, можно было бы забраться наверх.
— Десять этажей при полном g со сломанной рукой?
О возможном сотрясении мозга, нарушившем ее чувство равновесия, он промолчал.
— Я не говорю, что будет легко.
— Все служебные трапы перекрыты, — сказала сопровождающая. — Перегорожены дверями, чтобы никто не поднялся по ним без разрешения.
Конечек громко и безрадостно расхохотался, и Салливан снова навел на него свой не–совсем–пистолет.
— Персик?
— Не знаю. Может, найдется еще что–то.
Амос покрутил головой — шейные позвонки затрещали, как хлопушки.
— Денек, — сказал он, — обещает быть долгим и мерзким.
Глава 25
Наоми
История разворачивалась стремительно и с каждой минутой становилась хуже. Новости с Земли и Марса, а потом и сообщения с Тихо и Ганимеда вели бледные, ошеломленные, а то и плачущие репортеры. Большую часть диапазона частот занимало избиение Земли — кадры Апокалипсиса. Прибрежные города Атлантики и волны–жернова, перемалывающие сорокапятидесятиэтажные здания. Строй малых торнадо, протянувшийся по фронту ударной волны. Планета, которую Наоми привыкла видеть светящейся огоньками ночных городов, потемнела. Полевые госпитали Дакара, где пепел и камни засыпали бесконечные ряды мертвецов. Потрясенный представитель ООН, подтверждающий смерть генерального секретаря. Пространство между планетами заполнилось слухами и догадками, сообщениями и теориями, которые очень скоро начали противоречить друг другу. Лаг сигнала еще осложнял дело. Из–за него почти невозможно было выстроить события по порядку. Казалось, все происходит одновременно.
Именно этого, по мнению Наоми, и добивался Марко. Сообщения из других мест — в иной день ставшие бы кошмарной сенсацией — представлялись сносками к великому роману о погибающей Земле. Да, была предпринята попытка удара по Тихо, но Земля гибнет. Да, ячейка АВП захватила контроль над портами Ганимеда, но Земля гибнет. Да, идет бой между кораблями марсианского конвоя и неустановленной силой, расположенной у астероидов Венгрии, но Земля гибнет.
Некуда было деться от ощущения, что на человечество обрушивается нечто ужасное.
За стеной, в рубке связи, каждое новое сообщение встречали радостными криками. Наоми в отведенной ей каюте наблюдала за происходящим и чувствовала, как немеет ум. А под онемением скрывалось что–то еще. Она выдержала половину вахты, потом отключила экран. Отразившееся в пустоте монитора собственное лицо показалось ей очередным репортером, тщетно подбирающим слова. Наоми вытолкнула себя из амортизатора и вышла в общее помещение. Оно так напоминало камбуз «Роси», что мозг все пытался узнать его, терпел неудачу и начинал сначала. В совсем незнакомом месте было бы проще, чем здесь, в этом подобии с неуловимыми отличиями.
Син заметил ее и возвысился над головами других.
— Привет, Костяшка. А кве гейст, а?
Она машинально пожала ладонью по–астерски, но Син не сел на место. Это не друг удивлялся, куда она собралась, а тюремщик требовал отчета от пленницы. Наоми придала лицу подходящее выражение.
— Вот зачем, да? Вот зачем я ему понадобилась?
— Марко сон Марко, — на удивление мягко ответил Сии. — Он решил, что ты нам нужна, мы тебя и добыли, так? Для чего эти «зачем»? Места безопаснее в системе не найдешь.
Наоми медленно вдохнула и выдохнула.
— Много надо осмыслить, — сказала она. — Большое дело.
— Это да, — согласился Син.
Наоми взглянула на свои сплетенные пальцы. «Поступай как они», — приказала она себе. Как бы она держалась, если была бы здесь своей? Ответ дался слишком уж просто. Словно она и была здесь своей. Всегда была.
— Надо проверить снаряжение, — сказала она. — Я займусь грузом. На что–то пригожусь.
— Я с тобой, — сказал Син, пристроившись к ней.
Она знала, куда идти, как расположены лифты, где мастерская. Годы, проведенные на «Роси», внедрили в нее логику марсианского флота, хотя до сих пор Наоми этого не сознавала. В мастерской она сразу угадала, где хранятся тестеры, хотя была здесь впервые.
Син помедлил, прежде чем открыть шкафчик, — но помедлил совсем немного. Проверка оборудования, тестирование аккумуляторов, реле и пузырей–кладовых — обычное занятие для астеров, которым выдался свободный час. Для них это было естественно, как пить воду, и, когда Наоми выбрала себе инструменты, Син последовал ее примеру. Дверь в грузовой отсек оказалась заперта, но перед Сипом открылась.
Снабжались они отлично. Магнитные палеты ровными рядами выстроились на полу и стенах. Наоми праздно задумалась, откуда это все и чем посулили расплатиться. Подойдя к первой палете, она подключила аппарат и вскрыла ящик. Внутри оказались батареи. Она взяла одну, вставила в тестер. Индикатор загорелся зеленым, и Наоми, вернув батарею на место, вставила следующую.
— Все окажутся в порядке, — предсказал Син. — У военных брака не держат.
— Что ж, слава богу, что военные никогда не портачат.
Зеленый огонек. Она вставила вторую батарею, которую уже держала наготове. Син перешел к следующему ящику, вскрыл его и занялся такой же проверкой.
Наоми оценила его доброту. Син был ей не другом, а тюремщиком. Он вполне мог бы вернуть ее в каюту и запереть там, но не стал. Он мог бы сторожить ее, пока она проверяет батареи, — но не стал. Сделал вид, что они на равных заняты делом. Пусть даже ради этого пришлось пропустить выпивку и Армагеддон, которым любовались его друзья. Наоми против воли была благодарна ему.
— Большой день, — сказала она.
— Долго ждали, — откликнулся Син.
— Долго, — машинально согласилась она.
— Наверное, непросто было снова с ним встретиться.
Она вытащила исправную батарейку, положила на место, достала следующую. Син кашлянул.
— Me фальта, — сказал он. — Зря я это сказал.
— Нет, ничего, — возразила Наоми. — Да, непросто. Уйти от него тогда было очень трудно. Не думала, что когда–нибудь вернусь.
— Плохие времена.
— Тогда или сейчас?
Сип закашлялся от смеха и удивленно воззрился на нее.
— Сейчас? Эса земля обетованная. Пояс встал на ноги. Ты помнишь прежние времена. Помнишь, как задыхались от недостатка кислорода. Помнишь, сколько было сломанных костей, когда медицину душили налогами.
— Помню, — коротко сказала она, однако Син уже разошелся и не мог остановиться.
Он отложил тестер и уставился на нее. Симпатия в его глазах сменилась яростью. Не на нее. На что–то большее.
— У меня трое кузенов умерли потому, что земные корпорации не продавали астерам противораковых средств. С ферм Ганимеда нам доставались паршивые объедки. Только еда из пробирок не любит людей, да? Действует иначе, но кому какое дело? У тио Беннета отобрали корабль — он опоздал продлить разрешение. Он, черт возьми, даже не стоял в земном доке, но раз не заплатил, его взяли на абордаж, выкинули на Цереру, а тачку продали. За что же? Разве они защищают нас от пиратов? Защищают от паршивых производителей, которые продают старые скафандры под видом новых? Их волнует, что нас расстреливают? Убивают?
— Знаю, что не волнует.
— Не волновало, Костяшка! Не волновало! Говори в прошедшем времени. С сегодняшнего дня! — Син поднял вверх большой палец. — Ты летала для них много лет, и, наверное, это не ту фальта. Всякое было, Филипито мы отобрали, считаешь, мы все неправильно поступили, да? Но я начинаю думать: ты делила койку с земным койо. Там, может, и забыла, кто ты есть? Начинаю думать: может, ты как они?
«Нет, — хотелось ответить ей, — нет, я никогда не забывала». Но правда ли это, даже если она найдет нужные слова? Девочка, носившая когда–то ее имя, была среди них своей. Она чувствовала тот же гнев, который видела в Сине и в Филипе. Когда–то и она радовалась бы гибели землян. Но Джим был с Земли. И Амос. Алекс с Марса, но, с точки зрения астера, это более или менее то же самое. А она кто? Прирученная ими астерская зверушка? Не своя? Она так не думала. Значит, она стала чем–то иным.
А все же насколько хорошо они ее знали? Она столь многое скрывала. И не знала, что изменилось бы, если б рассказала.
Син хмуро, жестко смотрел на нее, выпятив подбородок. Она попыталась отступить, спрятаться за занавеской волос, но этого было мало. Здесь — мало. Сейчас — мало. Ей следовало что–то сказать, ответить, иначе он поймет ее молчание как признание в том, чего не делала и не желала. Наоми попробовала представить, что сказал бы на это Джим, но мысль о нем была как прикосновение к открытой ране. Вина — что не рассказывала ему о прошлом, — и горе, и тоска разлуки, и страх, что на Тихо с ним что–то произошло. Или происходит. Как раз сейчас, когда она ничем не может помочь. Она не знала, как поступил бы Джим, и не смела представить его здесь.
Хорошо, тогда Амос. Что сделал бы Амос?
Она глубоко вдохнула и выдохнула. Вскинула голову, отбросив волосы назад. Усмехнулась.
— Ну, Син, это взгляд с одной стороны, — сказала она, напирая на каждое слово. — Так?
Син моргнул. Он ожидал чего угодно, но не такого ответа. Наоми проверила последнюю батарейку в своем ящике, вернула ее на место и закрыла крышку. Син все смотрел на нее, чуть вывернув голову влево. Как будто стал ее опасаться.
Наоми порадовалась этому.
Она кивнула на открытый ящик у него под ногами.
— Ты свои проверять собираешься? Или тебе помочь?
***
К обеду атаки, видимо, закончились. Зато новостные каналы теперь били ключом. Наоми сидела за столом, который, как всё на этом корабле, выглядел мучительно знакомым. По правую руку от нее расположился Син, а по левую — незнакомая молодая женщина. На тарелку ей навалили жареных грибов под острым соусом — фирменное блюдо Рокку. Она ела как все, не помогая себе второй рукой, и думала о том, можно ли узнать в ней чужую.
Экран был настроен на передачу со станции Тихо. Наоми старалась смотреть бесстрастно. При виде Моники Стюарт она почему–то испугалась. После вступительного слова, в котором Наоми не услышала ничего нового, журналистка обратилась к Фреду Джонсону. Тот очень прямо и напряженно сидел напротив. Он выглядел старым. Он выглядел усталым. Наоми за ним не следила и почти не слушала: всматривалась в края экрана, нет ли там Джима. Все за столом хихикали и передразнивали говорящих. Наоми удавалось ухватить только обрывки интервью.