- Куда ты идешь, маленькая обезьянка? Разве ты не хочешь поиграть?
- Мальчики, держитесь от меня подальше. Мне не нужны неприятности.
- Но мы знаем, грязная маленькая обезьянка. Мы хотим неприятностей, – сказал Маленький Дэйви, приближаясь к ней.
- Я позвоню в полицию!
- И как ты собираешься это сделать? – Спросил Бо. – Здесь нет никаких телефонов.
- Нет. Мне кажется, что остались только ты и мы. Но вот что я тебе скажу, так как все вы, ниггерские сучки, все равно кучка шлюх. Ты отсосешь нам всем, и мы не причиним тебе вреда. Мы отпустим тебя, – сказал Маленький Дэйви.
- Оууу. Какая гадость! Я не позволю этой морщинистой старой ниггерше сосать мой член. Она выглядит, как будто ей сто лет! – Сказал Скиннер с выражением отвращения, перекрутившим его лицо. В 17 лет Скиннер был самым младшим. У него оставался еще один год в старшей школе. Он всегда был тем, кто пытался свалить всякий раз, когда у них было что-то опасное или преступное, хотя Маленький Дэйви знал, что Скиннер был садистом. Скиннер признался ему, что любит мучить кошек, и даже однажды отрезал яйца бездомной собаке. Скиннер не боялся насилия. Ему нравилось. Скиннер боялся именно тюрьмы. Он был невысокого роста, почти такой же низкий, как Малыш Дэйви, худой, в очках.
- Если я когда-нибудь попаду в тюрьму, меня изнасилуют. Посмотри на меня! – cказал Скиннер однажды, когда они говорили о похищении и убийстве черных детей, убийцей детей в Атланте.
- У этого парня были яйца. У него была правильная идея, – сказал Скиннер, – но я никак не мог этого сделать.
- Если бы ты попал в тюрьму, то связался бы с “Арийским Братством”. Они защитят тебя, – ответил Маленький Дэйви, пытаясь успокоить его. Идея похищения и пыток черных детей была привлекательной, и он не хотел ее исключать. Хотя он не был уверен, что им это сойдет с рук. Хотя, мужчина может мечтать.
- Да, и тогда ты будешь их сучкой. По крайней мере, тогда ты будешь сосать белый член вместо большого черного, – сказал Бо и засмеялся.
Маленький Дэйви улыбнулся. На этот раз он не выпускал цыпленка Скиннера.
- Каждая женщина прекрасна с моим членом во рту. Ты только представь, что это кто-то другой, как Мадонна или та цыпочка, которая из “Женаты, с детьми”. Это будет так же, как дрочить, только рот этой старой ниггерши вместо твоей руки.
Бо и Скиннер оба выглядели в ужасе, но затем они начали склоняться к этой идее. Дэйви видел это в их глазах и глупых усмешках на их лицах. Он знал, что Скиннер был девственником и так же уродлив, как эта старая сука, он бы позволил ей обернуть ее большие черные губы обезьяны вокруг его маленького клюва в одно мгновение. Малыш Дэйви осмотрел станцию метро. Она все еще была пуста. Расстегнул ширинку, достал член и помахал им старушке. Она смотрела на него в ужасе, как будто он достал пистолет из штанов.
- Давай, ниггер. Иди сюда и отсоси. Не пытайся сказать, что не знаешь, как. Держу пари, ты сосала больше членов, чем можешь вспомнить, сколько тебе лет.
Маленький Дэйви начинал возбуждаться. Тогда старушка плюнула в него.
- Ты отвратительный язычник! Вам должно быть стыдно. Я звоню в полицию. Hа помощь! На помооощь!
Маленький Дэйви заправил свой член обратно в штаны, более чем немного разочарованный тем, что она не пошла на это. С тех пор, как его подруга ушла от него год назад, ему только один раз сосала член девушка старше его, которая жила на улице, и это было невероятно. Какой бы старой и морщинистой эта дама ни была, он был уверен, что мог бы кончить точно так же, если бы она обернула губы вокруг его члена. Он фантазировал о том, чтобы засунуть его ей в горло и задушить.
- О, хорошо. Похоже, нам придется сделать тебе больно.
Маленький Дэйви выхватил у Бо бутылку “Уайлд Терки” и вылил ее на голову старухи. Он бесстрастно наблюдал, как она, утопая в алкоголе, материлась и бормотала. Затем он выбросил бутылку на железнодорожный путь. Старуха вздрогнула, когда стекло разбилось. Маленький Дэйви полез в карман за зажигалкой, а затем поджег волосы. Пламя быстро охватило ее лицо, а затем и пальто. Ее крики наполнили вокзал.
- О черт! – Кричал Бо.
- Какого хрена, мужик! Для чего ты это сделал? – cкулил Скиннер.
Маленький Дэйви промолчал. Он смотрел в изумлении, когда лицо старухи начало таять и ее глазные яблоки шипели и лопались, как яйца в микроволновке. Война уже началась.
Глава 3
Приземистый дом, 3:35 утра
Ветер звучал грустно и сердито, жестоко, как измученный дух бушует против существования. Мак мог слышать грохот барабанов и вой гитар на ветру. Он почти мог написать текст, что-то быстрое, бунтарское, вызывающее, как спид-метал или хардкор. Это была такая ночь, когда влюбленные сворачивались калачиком под одеялами перед ревущим камином, а дети потягивали какао и фантазировали о Рождестве. Это была такая ночь, которая гнала бездомных в приюты или замораживала на тротуаре. Ночь, которая привела всех панков с Южной улицы, чтобы спастись от холода.
Мак сидел на диване с бутылкой “Кольта.45”, емкостью 40 унций на коленях, свободной рукой водя по двум кинжалам, перекрещенным через пряжку ремня, он грезил о Миранде. В последний раз, когда он был в больнице, чтобы увидеть ее, он держал ее за руку и плакал двадцать минут. Мак все еще плакал, когда вышел из больницы. Он чувствовал, что должен был спасти ее, как он должен был добраться до нее раньше. Мак задавался вопросом, не провел ли он слишком много времени, выбивая дерьмо из этих скинхедов, начал слишком сильно любить ее и забыл о ней всего на секунду, увлеченный своей жаждой насилия. Может, если бы он нанес меньше ударов, он бы добрался до нее раньше. Он прокручивал его снова и снова в своей голове, редактируя его, чтобы увидеть, где время могло быть вырезано, где он чрезмерно потакал насилию за счет Миранды. Мак не знал, что он будет делать, если ей не станет лучше. Он сделал еще один глоток из бутылки и положил ее себе на колени. Это была единственная оставшаяся бутылка “Кольта”, и он берег ее. Он прошел весь путь до Саут-стрит, чтобы получить его. Вискарь был редкостью в этом районе.
“Мертвые молочники” пели о своем “Bitchin Camaro”, когда Джейсон танцевал вокруг гостиной, пиная и топая в своих черных “Doc Martens”, пытаясь проделать дыру прямо посреди дома. Мак засмеялся и отдал честь бутылкой.
- Хлопай, детка! Хлопай! – кричал он.
- Ееее, даааа
Джейсон взвыл и подпрыгнул в воздух обеими ногами, oпускаясь с огромным шумом, который эхом разнесся по пустым стенам. Джейсон был больше, чем лучшим другом Мака, этот сумасшедший белый мальчик был ему, как семья. Это он втянул Мака в панк-рок культуру. До того, как они стали друзьями, Мак был потерян и одинок, зол на мир и мчался к неприятностям, как если бы он был пулей, которая была нацелена и выпущена. Они столкнулись друг с другом на Южной улице прошлым летом, когда Джейсон просил денег на пиво. Была почти полночь, и Мак бродил по Южной улице один, пытаясь подобрать девушек без особой удачи, когда он услышал, как Джейсон окликнул его.
Мак видел парня в школе, но никогда не говорил с ним. Они были из разных миров, миров, которые редко пересекаются. Мак родился в Герман-тауне, G-Town, черном гетто на северо-западной стороне города. Джейсон был из Южной Филадельфии. Он вырос с итальянцами на одной стороне, ирландцами – на другой, и евреями между ними. Это был район рабочего класса, но далеко от гетто. Через четыре года средней школы они оба предположили, что у них нет ничего общего. Это был первый раз, когда Джейсон говорил с ним.
- Эй, Мак! У тебя есть пара баксов, чувак? Нам нужно немного пива!
Джейсон был среди небольшой группы панков, анархистов, в основном атеистов, которые против всего, кроме музыки, алкоголя, секса и наркотиков, сидя на тротуаре возле аптеки на 5-й и Южной улицах. Он рассмеялся после того, как сказал это, очевидно, ожидая, что большой черный парень скажет ему отвалить. Мак удивил его, когда подошел к нему и вытащил двести долларов.
- Сколько вам надо?
- О, черт.
В ту ночь Мак потратил всю свою зарплату на пиво, а анемичный подросток в коже и шипах показал ему всевозможные интересные способы выразить свое разочарование миру. Лучшим из которых было избиение скинхедов. Эти двое стали неразлучны.
Джейсон был полной противоположностью Маку, который выглядел так, как будто он принадлежал баскетбольной площадке, а не группе панк-рокеров. Джейсон был невысокий, худой и бледный, с длинными вялыми черными волосами, свисавшими с его лица, и набитый металлическими скобами. У него были ранимые щенячьи глаза, которые делают женщины, когда хотят, чтобы их лелеяли и защищали, при этом заставляя мужчин чувствовать себя некомфортно. В его глазах были бури, как часто говорила Бризи. Мак никогда бы не признал этого, но эти грустные глаза были причиной того, что они были друзьями. Каждый раз, когда Мак смотрел на Джейсона, он хотел обнять его, что, как он надеялся, не сделало его геем. Он и Джейсон пошутили, что если они когда-нибудь станут геями, они сначала трахнут друг друга. Этого еще не произошло. Самое близкое, к чему они могли прийти – это трахнуть одну и ту же девушку, но они даже не касались этой темы. Они смотрели друг другу в глаза и нервно улыбались, используя девушку как пару китайских наручников.
Двое парней, которых Мак не знал, танцевали с Джейсоном, его друзьями с Южной улицы. У одного из них была бритая голова, куртка-бомбер и черная “Doc Martens”. Его звали Билли, и он сказал, что он не был скинхедом-расистом, хотя и выглядел так. Он был СПРП (скинхеды против расовых предрассудков) скинхедом. Мак не доверял ему, несмотря на это.
Зачем одеваться, как кусок дерьма, если ты не кусок дерьма?
Другой парень имел ярко-зеленые волосы, которые стояли огромными шипами. Он говорил с британским акцентом, который, как подозревал Мак, был фальшивкой, но девушки велись на это. Они теряли от него сознание большую часть ночи и слушали его рассказы о “настоящей панк-сцене” в Лондоне.
- У моих друзей в Южном Лондоне была группа, The Sex Pistols. Я видел Джонни Гнилого на вечеринках все время. У нас с ним день рождения в один день, понимаешь? Тридцать первого января.
- Ты заткнешься? Тебе не надоело слушать, как ты говоришь? Черт, – закричал Крис.
- Мне нравится слушать, как он говорит. Мне нравится его акцент, – сказала девушка, которую они подобрали на Южной улице. Мак видел ее на нескольких концертах, но не знал ее имени. Она была одета в клетчатую юбку с белыми лосинами и белый свитер. Она выглядела так, будто стояла посреди GAP, когда она взорвалась. Напротив, ее черные, как смоль, волосы были фиолетово-розовыми, и у нее было около дюжины сережек в каждом ухе, и большие серебряные кольца на каждом пальце, в том числе кольцо с глазным яблоком, которое напоминало Маку о чем-то из трилогии Толкиена.
- Тогда трахни его или типа того. Может быть, это заставит его задницу молчать, – сказал Мак.
- Хорошо! – Ответила oна, ухмыляясь. Bзяла британца за руку и повела наверх.
- Черт. Почему у меня ничего такого нет?
- Потому что все сучки боятся, что твой член такой же большой, как твои бицепсы, – сказал Джейсон, смеясь.
- Он побольше, чем твой, Демон.
Демон было прозвищем Мака для Джейсона. С тех пор, как он начал называть его так, это имя прилипло, и теперь все называли его Демоном.
- Откуда ты это знаешь? Ты заглядываешь в мои сны, когда я сплю?
- Я уже говорил тебе об этом. Если я когда-нибудь стану геем, я не буду спрашивать. Я просто возьму. И твоя сладкая белая задница первая в очереди. – Джейсон наклонился вперед.
- Подойди и возьми.
Не отрываясь от дивана, Мак протянул ногу и пнул Джейсона под задницу.
- Убирайся, Демон!
- Черт возьми, бро! Почему ты так со мной поступаешь? Ты знаешь, что хочешь этого.
Мак усмехнулся сильнее. Он всегда думал, что это смешно, когда Джейсон пытался говорить, как будто он черный. Иногда это действовало ему на нервы, особенно когда он начал цитировать тексты песен Public Enemy. Но именно таким был Джейсон. Мак знал, что парень боготворил его. Как только они подружились, Джейсон погрузился во все афроамериканские вещи, включая хип-хоп и солодовый ликер. Он даже курил “Кулс”. Мак ответил взаимностью, приняв панк-рок сцену. Он стал поклонником Black Flag, Skinny Puppy, The Dead Kennedys, The Sex Pistols, Ministry и собственных филадельфийских Dead Milkmen. Теперь он редко слушал хип-хоп, только если Джейсон включал.
Музыка изменилась с Dead Milkmen на группу под названием The Screaming Trees. Теперь только Джейсон и скинхед танцевали. Мак пристально следил за парнем. Было что-то в нем, кроме его бритой головы, что беспокоило Мака. Он видел, как парень нюхал ПХФ. Это дерьмо сводило людей с ума.
Гостиная была заполнена людьми. Большинство из них были друзьями Джейсона, но многие были новыми лицами, которых они подобрали в течение ночи. На полу сидели три девушки из Черри Хилл, торчащие на кислоте, которые пробыли там пару дней. Джейсон тоже был под кайфом. Он выпил пару таблеток ЛСД ранее вечером. Кислота была любимым наркотиком Джейсона. Он принимал кислоту, когда Мак был рядом. Он знал, что Мак защитит его, если у него начнутся галлюцинации.
Мак был единственным на вечеринке, кто ничего не принимал. Алкоголь был единственной вещью, которой он коснулся, и он даже начинал интересоваться, что, если он выпил слишком много. Больше всего он боялся потерять контроль. Закончить каким-то пьяным бездомным изгоем всегда было тем, что пугало его больше всего. Он сделал еще глоток из бутылки “Кольта .45”, затем закрыл крышку и прижал ее к груди.
Они сидели в старом доме две недели. Все это время шел снег, поэтому Джейсон и Мак провели большую часть последних двух недель в помещении, за исключением случайного появления на Южной улице. Они начали сходить с ума. У Мака был выход, потому что он все еще мог вернуться домой, когда захочет. Он не сбежал из дома, и его не выгнали, как большинство других детей. У них не было дома, чтобы уйти. Этот дом был их единственным кровом.
В любое время в доме вместе с ними находилось более десятка человек. Все панки с места происшествия. Некоторые из них были ребятами из пригорода. Некоторые из них были детьми, которые приехали из Нью-Джерси и остались. Единственное, что их объединяло – это любовь к хардкорной музыке и ненависть к авторитету. Но этого было достаточно.
Дом принадлежит подруге по имени Рейчел. Или принадлежал. Ее имя все еще было в договоре об аренде, но ее не было там несколько недель, и никто не заплатил арендную плату. Несколько недель назад она устроила вечеринку, и они все приходили, веселились, как рок-звезды, и никогда не уходили. С тех пор никто из них не видел Рейчел и ее соседей по комнате. Каким бы странным это ни казалось, они все переехали, и люди, которые на самом деле арендовали дом, съехали. Теперь это был их дом, пока кто-то не скажет им другое.
Все они были частью вымирающей породы панк-рокеров. 1980-е годы подходили к концу, и панк-рок умирал медленной смертью. Хэви-метал и хип-хоп был новым звуком юношеского бунта. Джейсон, Мак и остальные их друзья делали все возможное, чтобы сохранить сцену в живых. Они все становились старше. Южная улица постепенно превращалась в один длинный Стрип-Молл. Скинхеды, мафия, головорезы и жители пригорода захватили это место. Но Джейсон и Мак не сдавались без боя. В Филадельфии Южная улица и панк-рок были почти синонимами, и они были убеждены, что один не может выжить без другого.
Их друг по имени Крис, который был единственным пуэрториканским панк-рокером, о котором когда-либо слышал Мак, стоял с двумя другими девушками со сцены, прижавшись к углу, перешептываясь. У всех троих были ирокезы. Бризи, 16-летняя беглянка, которая работала в закусочной на Южной улице, имела огромный платиновый ирокез. Алексис, пухлая девушка с огромными сиськами, которая болталась с ними по выходным, а затем возвращалась в свою эксклюзивную частную школу в Каштан-Хилл в течение недели, ее волосы были в зловещем черном ирокезе с отбеленными белокурыми кончиками. У Криса был ирокез, состоящий из пяти огромных белокурых шипов, которые он стилизовал сумасшедшим клеем и “Диппити-до”. Мак сделал еще глоток “Кольта .45”, потом взглянул на сиськи Алексис.