– Что ж, – ответил я, – если бы ты все это рассказал мне раньше, я бы не пришел. Но ты не сказал мне ничего.
Раффлс долго смотрел на меня из-под сломанных полей поношенного котелка.
– Ты прав, – после довольно продолжительной паузы произнес он. – Я был слишком скрытен. Для меня это стало второй натурой, особенно когда я готовлюсь к делу. Но в отношении тебя, Банни, этому положен конец. Сейчас я пойду домой, и я хочу, чтобы ты пошел за мной. Но бога ради, держись подальше и не разговаривай больше со мной, пока я сам с тобой не заговорю. А теперь дай мне от тебя оторваться.
И он снова зашагал прочь, бродяга в обносках, сунувший руки с оттопыренными локтями в карманы, одетый в потрепанное пальто с развевающимися полами.
Я дошел, следуя за ним, до Финчли-роуд. Там он сел в омнибус, и я расположился также наверху, позади него, оставив между нами несколько рядов. Впрочем, этого было недостаточно, чтобы избежать зловония его отвратительного табака. Меня поразило то, что он способен до самых мельчайших деталей следовать повадкам избранного образа. Он, который курил единственный сорт сигарет! Именно этот последний и, казалось бы, незначительный штрих окончательно покорил меня, бесследно стерев все остатки негодования. Я в очередной раз восхитился товарищем, способным внезапно ослепить, сверкнув свежей и неожиданной гранью своего характера.
Мы приблизились к Пикадилли, и мне было очень интересно, как он поступит. Не мог же он в таком виде явиться в Олбани. Но нет, он пересел в другой омнибус, идущий на Слоун-стрит, и я снова расположился за ним. На Слоун-стрит мы снова пересели и в конце концов очутились на Кингс-роуд. К этому времени мне уже не терпелось узнать, куда же мы все-таки едем, но в неведении я оставался недолго. Раффлс вышел. Я последовал за ним. Он перешел через дорогу и исчез, свернув в темный переулок. Я поспешил за ним и едва успел заметить взметнувшиеся полы пальто в тот самый момент, когда он уже снова скрывался в еще более темном, вымощенном каменными плитами закоулке справа. Он опять держался и шел как молодой мужчина. Каким-то неуловимым образом он теперь выглядел более респектабельно. Но кроме меня, его никто не видел, потому что закоулок был абсолютно пустынным и нас окружала кромешная тьма. Дойдя до конца ряда домов, он отпер входную дверь одного из них и шагнул в еще более темную прихожую за ней.
Я инстинктивно отпрянул и услышал, как он усмехнулся. Видеть друг друга мы уже не могли.
– Все нормально, Банни! На этот раз никаких проделок. Это студии, мой друг, и я на совершенно законных основаниях снимаю одну из них.
И в самом деле, спустя минуту мы уже находились в просторной комнате с застекленным потолком, мольбертами, платяным шкафом, подиумом и всеми остальными атрибутами профессии художника, за исключением признаков собственно работы. Первым, что я заметил, когда Раффлс зажег газ, были блики на шелковой шляпе, висевшей на крючке рядом со всей остальной его обычной одеждой.
– Высматриваешь произведения искусства? – продолжал Раффлс, закуривая сигарету и начиная стаскивать с себя лохмотья. – Боюсь, что ты их тут не найдешь, но зато тут есть холст, к которому я все время намереваюсь приступить. Я всем тут рассказываю, что повсюду ищу свою идеальную модель. Дважды в неделю лендлорд отапливает студию по моему требованию, а я заглядываю сюда, чтобы оставить свежую газету и аромат Салливана. Какие же они чудесные после этого мусора! Я исправно вношу арендную плату и являюсь хорошим во всех отношениях жильцом. И это очень полезное маленькое пристанище, которое в любую секунду может оказаться жизненно необходимым. Тем временем сюда входит оборванец, а выходит щеголь, и никто не обращает ни малейшего внимания ни на одного из них. Вполне вероятно, что в это время ночи во всем здании вообще нет никого, кроме нас с тобой.
– Ты никогда не говорил мне, что любишь маскироваться, – заметил я, наблюдая за тем, как он отмывает лицо и руки от грязи.
– Да, Банни, все это время я обращался с тобой очень скверно. Не было ни единой причины не показать тебе это место еще месяц назад. С другой стороны, не было никакого смысла это делать, и мне нетрудно представить себе обстоятельства, при которых для нас обоих было бы лучше, если бы ты совершенно искренне находился в полном неведении относительно моего местонахождения. В случае необходимости у меня есть место, где я могу переждать, и, конечно же, на Кингс-роуд меня зовут не Раффлс. Так что, как видишь, чем меньше знаешь, тем лучше спишь.
– А пока что ты используешь это место в качестве гримерки?
– Это мой личный павильон, – ответил Раффлс. – Что касается грима, то в некоторых случаях он является решающим фактором успеха. Кроме того, всегда приятно осознавать, что даже в самом худшем случае тебя будут судить под вымышленным именем. Кроме того, без него невозможно иметь дело со скупщиками. Все свои сделки я проворачиваю на языке улицы и в соответствующем одеянии. Если бы не эта предосторожность, я никогда не расплатился бы с шантажистами. Вот в этом шкафу полно всякой одежды. Женщине, которая убирает комнату, я говорю, что это для моих моделей, когда я их найду. Кстати, я очень надеюсь, что у меня найдется что-нибудь подходящее для тебя, потому что завтра вечером тебе тоже понадобится наряд.
– Завтра вечером? – воскликнул я. – Почему? Что ты собираешься делать?
– То самое, – ответил Раффлс. – Я собирался написать тебе сегодня, едва вернувшись к себе, и попросить тебя заглянуть ко мне завтра днем. После этого я намеревался изложить тебе план кампании и тут же бросить тебя в бой. Неуверенных в себе игроков необходимо пускать в дело первыми. Ожидание выбивает их из колеи. Это еще одна из причин моей скрытности. Ты должен попытаться простить меня. У меня не шло из головы то, как великолепно ты держался во время нашей прошлой вылазки, когда у тебя совершенно не было времени на раздумья и волнение. Все, чего я хочу, – это чтобы завтра вечером ты был таким же хладнокровным и толковым, как и тогда. Хотя, богом клянусь, нынешнее дело невозможно даже сравнивать с предыдущим.
– Я так и думал.
– Ты был прав. Я в этом убедился. Имей в виду, я не говорю, что это дело сложнее во всех отношениях. Внутрь мы, скорее всего, попадем без малейших затруднений. Проблематичнее будет оттуда выбираться. Хуже дома я еще не видел! – в порыве благородного негодования внезапно воскликнул Раффлс. – Уверяю тебя, Банни, в понедельник я всю ночь провел в соседских кустах, наблюдая за домом через забор. Ты не поверишь, но кто-то не ложился до самого утра. Я не говорю о кафрах. Эти бедняги, наверное, вообще никогда не спят. Нет, я говорю о самом Розентале и этом мордастом животном Первисе. Они вернулись домой около полуночи и пили без остановки, пока не рассвело и мне не пришлось уносить ноги. Но даже тогда они все еще были в состоянии скандалить. Кстати, они едва не подрались в саду в нескольких ярдах от меня, и я услышал кое-что, что может нам пригодиться, заставив Розенталя промахнуться в самый решающий момент. Ты знаешь, что такое НСБ?
– Незаконная скупка бриллиантов?
– Именно. Что ж, похоже, на то, что именно этим и занимался Розенталь. Должно быть, он с перепоя проговорился об этом Первису. Как бы то ни было, я услышал, как Первис его дразнит и даже угрожает разоблачением в Кейптауне. Это навело меня на мысль, что наших друзей связывает не только дружба, но и вражда. Однако вернемся к завтрашнему вечеру. В моем плане нет ничего особенного. Я просто собираюсь проникнуть туда, воспользовавшись отсутствием наших ребят, и залечь в ожидании их возвращения. Возможно, у нас получится подмешать в виски снотворное. Хотя это не совсем честно, зато многое бы упростило. Все же не стоит забывать о револьвере Розенталя. Мы же не хотим, чтобы он написал свое имя на НАС. Хотя с учетом всех этих кафров ставлю десять к одному на виски. И сто к одному против нас, если мы начнем его искать. Стычка с этими язычниками в самом лучшем случае расстроит все наши планы. А кроме того, есть еще дамы…
– О черт, этого еще не хватало!
– Да. Дамы с голосами, способными воскресить мертвого. Я боюсь, я очень боюсь их крика. Для нас это будет конец. Au contraire, если нам удастся незаметно прокрасться в дом и спрятаться, полдела будет сделано. Если Розенталь ляжет спать пьяным, каждый из нас получит по фиолетовому бриллианту. Если он всю ночь просидит трезвым, вместо бриллиантов мы рискуем получить по пуле. Но будем надеяться на лучшее, Банни, и на то, что вся эта стрельба не будет в одну сторону. Однако один бог ведает, что нас там ждет.
На этом мы и расстались, пожав друг другу руку на Пикадилли, и гораздо раньше, чем мне того хотелось бы. Раффлс не стал приглашать меня к себе в тот вечер. Он сказал, что взял за правило ложиться спать пораньше перед крикетом и… другими играми. Последние обращенные ко мне слова были посвящены тому же самому:
– Имей в виду, Банни, ты можешь выпить, но совсем чуть-чуть… если только ты ценишь свою жизнь… и мою тоже!
Я помню свое абсолютное повиновение и бесконечную бессонную ночь, которую я после этого провел, а также крыши домов напротив на фоне серо-голубого лондонского рассвета. Увижу ли я следующий рассвет, спрашивал я и клял себя на чем свет стоит за ту небольшую вылазку, которую мне взбрело в голову совершить.
Между восемью и девятью вечера мы наконец заняли позицию в саду, примыкающем к территории вокруг особняка Рубена Розенталя. Сам дом пустовал благодаря поселившемуся тут ужасающему распутнику, который разогнал всех соседей, тем самым значительно облегчив нашу задачу. Зная, что с этой стороны нам ничего не грозит, мы могли наблюдать за интересующим нас домом под прикрытием разделяющей оба участка стены и дополнительной защитой кустарников с обеих сторон. Подобное укрытие позволило нам целый час стоять всматриваясь в освещенные эркерные окна, за шторами которых то и дело мелькали смутные тени, и прислушиваясь к хлопанью пробок, звону бокалов и все нарастающему крещендо голосов изнутри. Похоже, удача от нас отвернулась, ибо обладатель фиолетовых бриллиантов обедал дома и, кажется, никуда не торопился. Я был уверен, что он устроил званый обед. Раффлс считал иначе. В конце концов прав оказался он. С подъездной дорожки до нас донесся скрип колес, и у лестницы остановился запряженный парой экипаж. В доме раздался топот, громкие голоса стихли, чтобы с новой силой зазвучать на крыльце.
Позвольте мне подробно описать нашу позицию. Мы находились за стеной сбоку от дома, но всего в нескольких футах от окон столовой. Справа от нас один угол здания по диагонали разрезал лужайку на две части. Слева второй угол едва позволял разглядеть выступ крыльца и ожидающий экипаж. Мы увидели Розенталя, хотя прежде него самого наше внимание привлекло сверкание его бриллиантов. Затем из дома вышел боксер и, наконец, дама с волосами, похожими на мочалку. Исход завершила еще одна дама, и теперь вся компания была в сборе.
Раффлс взволнованно улыбнулся и присел, увлекая меня за собой.
– Дамы уезжают с ними, – прошептал он. – Вот здорово!
– Это супер!
– В «Гардению»! – взревел миллионер.
– А вот это лучше всего, – произнес Раффлс и выпрямился, услышав, как хрустит гравий под копытами и колесами, и глядя вслед экипажу, который выехал за ворота и стремительно скрылся за поворотом.
– Что дальше? – прошептал я, дрожа от волнения.
– Слуги будут убирать со стола. – Да, вот и их тени. Окна гостиной выходят на лужайку. Банни, это психологический момент. Где маска?
Я извлек маску, безуспешно пытаясь унять дрожь в руках и бесконечно благодаря Раффлса, который не мог этого не заметить, но промолчал. Его собственные руки, которыми он натянул маску на меня, а затем и на себя, были прохладными и уверенными.
– Бог ты мой, – жизнерадостно прошептал он, – ты выглядишь самым закоренелым бандитом из всех, кого я только видел! Одни эти маски способны уложить негра, случись нам столкнуться с одним из них. Как хорошо, что я не забыл предупредить тебя, чтобы ты не брился. При самом худшем обороте событий ты сойдешь за Уайтчепела, если только не забудешь изъясняться соответствующим образом. Если ты в себе не уверен, лучше дуйся, как индюк, и оставь обмен мнениями мне. Но, о звезды, пусть в этом не будет необходимости. Итак, ты готов?
– Вполне.
– Кляп не забыл?
– Нет.
– А пушку?
– Нет.
– Тогда иди за мной.
В мгновение ока мы преодолели забор и оказались на лужайке за домом. Луны не было. Даже звезды решили нам помочь, скрывшись за облаками. Вслед за своим вожаком я подобрался к французским окнам, ведущим на небольшую веранду. Раффлс толкнул раму, и они поддались.
– Снова удача, – прошептал он. – Вот это ВЕЗЕНИЕ! Теперь нам нужен свет.
И свет вспыхнул!
Не менее двух десятков электрических лампочек долю секунды тлели красноватым свечением, а затем устремили безжалостные белые лучи прямо в наши ослепшие глаза. Когда к нам вернулось зрение, на нас были нацелены дула четырех револьверов, между двумя из которых тряслась с головы до ног от беззвучного смеха колоссальная фигура Рубена Розенталя.
– Добрый вечер, мальчики, – икнул он. – Рад, что мы наконец-то встретились. Эй ты, слева, только шевельни ногой или пальцем, и тебе конец. Да, ты, ты, бандит! – взревел он, глядя на Раффлса. – Я тебя знаю. Я тебя ждал. Я НАБЛЮДАЛ за тобой всю неделю! Ты воображал себя умником, верно? То попрошайничал, то прятался, а потом явился под видом одного из старых приятелей из Кимберли, которые почему-то никогда не приходят, когда я дома. Но ты оставлял каждый день одни и те же следы, мошенник! Да, каждый день и каждую ночь одни и те же следы вокруг моего дома.
– Ну ладно, начальник, – протянул Раффлс, – не надо так волноваться. Настоящий фараон, ни дать ни взять. Нам плевать, как ты нас вычислил. Только палить по нам не надо, потому что мы без пушек.
– Да ты грамотный, как я посмотрю, – пробормотал Розенталь, нащупывая спусковые крючки. – Только на этот раз ты нарвался на такого же грамотного.
– Ах да, мы в курсе. Вор кричит – держите вора, и все такое, ага.
Я оторвал взгляд от круглых черных дул, от проклятых бриллиантов, заманивших нас в эту ловушку, от крупного одутловатого лица перекормленного боксера и пылающих щек и крючковатого носа самого Розенталя. Я смотрел мимо всего этого на дверной проем, заполненный дрожащим шелком и бархатом, черными лицами со сверкающими белками, шерстяными макушками. Но внезапно воцарившееся молчание заставило меня снова обратить внимание на миллионера. И только его нос сохранил прежний цвет.
– Что ты хочешь сказать? – хрипло прошептал он. – Выкладывай, или, клянусь всеми святыми, я проделаю в тебе дырку.
– Сколько дашь? – хладнокровно протянул Раффлс.
– Что?
– Сколько стоит эта информация, старина НСБ?
– А это еще откуда ты взял? – поинтересовался Розенталь, клокоча тем местом своей толстой шеи, которое предназначается для веселья.
– И ты еще спрашиваешь, – ответствовал Раффлс. – Да там, откуда я родом, об этом каждая собака знает.
– Кто мог разнести эти сплетни?
– А мне откуда знать? – ответил Раффлс. – Спроси джентльмена слева от себя. Может, он знает.
Джентльмен слева побагровел, услышав это. Никогда еще шапка на воре не полыхала таким ярким огнем. Он на мгновение выпучил свои маленькие глазки, похожие на изюминки на куске жира, который напоминало его лицо. В следующую секунду он, подчиняясь инстинкту профессионала, спрятал пистолеты и бросился на нас с кулаками.
– Прочь с линии прицела, прочь с линии прицела! – отчаянно заорал Розенталь.
Слишком поздно. Не успело массивное тело боксера заслонить от него Раффлса, как мой друг одним прыжком оказался за пределами веранды. Поскольку я стоял совершенно неподвижно и ничего не делал, меня весьма профессионально уложили на пол.
Я оставался без сознания не больше нескольких секунд. Когда я пришел в себя, в саду был большой переполох, но гостиная была предоставлена в мое полное распоряжение. Я сел. Снаружи бегали Розенталь и Первис, проклиная кафров и осыпая упреками друг друга.